Раб божий (повесть)

Рейтинг:   / 0

Подробности

Категория: Проза

Автор: Тотыш Юрий Софронович

Просмотров: 5802

2011 год, Выпуск № 5

– Да, брат, не повезло нам! – сказал озадаченный охотник и погладил череп.

После этого посмотрел на каменную стену, которая возвышалась над ним. Она была до края высотой метра три, но такой гладкой, что нечего было думать взобраться по ней без альпинистского снаряжения. Ружье, нож и веревка не позволяли это сделать. Оставалось ждать чуда, которое могло его спасти, или вступить на путь скелета – замерзнуть. Тайга, как отцу, нанесла ему смертельный удар. Но Лаврик думал не о себе – о женщине, которую оставил в избушке. Что с ней будет, если он не вернется в избушку? В отчаянии нахлобучил шапку на череп и ударил кулаком в стену. Сверху посыпался снег. Охотник задрал голову и увидел Тихона. Тот заглядывал вниз. Увидев, что хозяин смотрит на него, вопросительно гавкнул.

– Иван Сусанин! Ты завел меня сюда, теперь выручай! – крикнул Лаврик собаке.

Пес еще раз гавкнул и тут же исчез, столкнув лапами ком снега. Ком упал и рассыпался на плече Лаврика. Прошло еще полчаса. Чтобы не замерзнуть, он приседал, сводил и сильно до хруста в суставах разводил руки в стороны, пока над ним не раздался осторожный тихий шум, снова посыпался снег. Охотник поднял лицо, отшатнулся и чуть не свалился с выступа в пропасть. Хотел снять ружье с плеча, но тут же раздумал. Стал смотреть на очень странного зверя, который разглядывал его маленькими человеческими и очень внимательными коричневыми глазками в белых кругах. Нос у него был широкий, плоский, как у обезьяны. Выпуклые красные губы растягивались в забавную улыбку, придающую заросшему рыжей шерстью лицу доброе выражение. Остроконечная, волосатая голова покачивалась с укором. Как ты, опытный охотник, залетел в такую простую ловушку?

Лаврик смущенно приподнял плечи. Он уже сам ругал себя за оплошность. Надо было внимательно смотреть под ноги и обогнуть хлипкий снежный наст. Здесь весной из лесочка собирались воды и, как по желобу, стекали в пропасть. На краю желоб расширялся, круто уходил вниз. Зимой он закрывался снегом и служил гибельной ловушкой для тупых охотников. Лоси, олени каким-то своим зверским чутьем ощущали опасность и никогда не проваливались. Даже Тихон перемахнул. Если бы Лаврик придержал себя секунду на валуне и подумал…

– Что ты смотришь на меня, как на чудо? Помоги лучше выбраться! – со злостью крикнул он.

Остроконечная голова исчезла. Охотник встревожился: куда подевался Рыжий? Неужели он обиделся и бросил его? Почему-то Лаврик в странном существе ощутил сородича. Наверху раздался сильный скрежещущий треск, как будто выламывался ствол дерева. Охотник удивленно слушал и вдруг замер от страха. Неужели странное существо вырывает сук, чтобы его столкнуть в пропасть! Он собрался втиснуться в нишу к скелету. Сверху никакой палкой не извлечь его оттуда. Тут он вспомнил о ружье, которое висело на спине. Он мог хорошо защититься. Хотел снять оружие, но тут же раздумал. Опустив руки и задрав голову, стал терпеливо ждать, что будет дальше.

Через пять минут на экране неба показалась голова Рыжего и верхушка березы. Она стала опускаться к Лаврику. Тот ухватился за дерево, потянул к себе, перевернул комлем вниз, срубил ножом сучья так, что они превратились в перекладины своеобразной лестницы. Дерево приставил к стене, толстым концом уперев в расщелину. И все-таки дерева не хватало, чтобы забраться на край пропасти. Лаврик посмотрел на существо, которое сверху наблюдало за ним, и подумал: «Если оно догадалось сломать дерево и опустить, оно догадается вытащить меня. Стоит только бросить ему конец веревки». Таежник никогда не ходит в тайгу без ружья, ножа и веревки. Свернутая пятиметровая веревка висела на поясе охотника. Снял ее, один конец бросил существу. Тот выдвинул мощную мохнатую руку и поймал. Охотник второй конец веревки обмотал вокруг пояса и крикнул наверх;

– Тащи меня!

Веревка напряглась. Лаврик почувствовал, как мощная сила стала поднимать его над пропастью. Он помогал этой силе, ступая с обрубленной ветки на ветку и цепляясь за ствол. Поднявшись на полтора метра, взглянул сверху на скелет и сказал ему:

– Прости, брат! Мне надо спасать живого человека. К тебе еще вернусь, достану тебя и придам земле, как положено по христианскому обычаю. А пока до свидания!

Больше охотник не думал о скелете подростка. Он взобрался на вершинку березы, оставалось одолеть еще полтора метра. Лаврик поднял руки и взлетел вверх. Перегнулся через край и пополз от пропасти.

Рыжий стоял в метрах десяти у валуна. Теперь охотник увидел его полностью. Это было громадное, густо заросшее существо. Могучие руки у него свисали до колен. Лаврик почему-то вспомнил гоголевского Вия. Тот выглядел таким же громадным. Но в отличие от страшного дьявола этот великан был добрым, человечным. Он спас Лаврика. Ему захотелось подойти и пожать мохнатую руку, но Рыжий бросил второй конец веревки и стал удаляться вдоль обрыва по следам Тихона, пока не исчез в глубокой лощине.

Охотник замотал веревку в кольцо, подцепил к поясу и побрел, проваливаясь в снег, обратно в избушку через березовый лес. Не успел он пройти метров пятьдесят, как вдруг откуда-то из-за куста выкатился Тихон. С радостным визгом набросился на хозяина, стал прыгать, стараясь лизнуть в нос, в щеку.

– Это ты привел помощь? – спросил Лаврик. В ответ пес взвыл протяжно и радостно закивал мордой, показывая зубы и вываливая набок розовый язык.

Оба заторопились к избушке. И тут удача, наконец, пришла к охотникам. Из-под снега стали шумно выныривать рябки. Лаврик едва успевал подстреливать. Вместо трех по замыслу он свалил целых пять. Шестому махнул рукой, когда тот уселся на ветку. Птица сорвалась и, хлопая крыльями, тяжело полетела между деревьями в сторону Белого пика.

- 7 -

В кедровом бору Тихон обогнул низкорослую кедрушку и снова пропал. Охотник разозлился. Что за худая собака, которая то и дело бросает хозяина? Надо псу хорошенько натрепать уши и отшлепать по хвосту. И тут мысли его оборвались. Он почувствовал острый сладковатый запах гари, как будто совсем недалеко что-то горело. Тревога забила сердце. «Неужели домик подожгли?» – подумал он и бросился вперед. Но глубокий снег не давал бежать. Лаврик упал лицом в сугроб, поднялся. Уже слышался треск горящего сухого дерева. Охотник поднялся, отцепил тушки от пояса, бросил. С оружием наперевес быстро пошел к своему домику. Тут наст оказался неожиданно прочным, и он зашагал, не проваливаясь. Впереди раздался истошный собачий лай, потом громом просквозила воздух дробная автоматная очередь. В ответ стеганули четыре пистолетных выстрела. Раздался нечеловеческий крик и стон. Кого-то ранила пуля.

Опасность выгребала чувства у Лаврика. Он превращался в биоробота с цепким изощренным умом, который хорошо анализировал и правильно решал. Ему нетрудно было понять, что произошло. Киллеры подожгли домик. Когда Олеся попыталась выбраться, открыли огонь из автомата. Жертве удалось ответить. Почему-то молчал Тихон. Неужели убили его?

Охотник выскочил к дому. Пробежал мимо трех трупов в белых халатах. Отметил, что каждый получил пулю в лоб и теперь в самой затейливой позе валялся на снегу. Один будто прилег на боку, неестественно разбросав ноги. Другой на спине, зажав щеки ладонями. Третий навалился грудью на снег и вытянул вперед правую руку с автоматом. Охотник бросился к горящему дому, выкрикивая: «Олеся! Олеся!» Навстречу вылетел из сенец Тихон и бросился к трупам, облаивая их. Лаврик через сенцы ворвался в комнату. Возле разбитого окна лежала полураздетая Олеся, сжимая в руках пистолет. Она была без сознания. Пламя прорывалось в комнату через окна. Охотник окутал женщину одеялом и вынес из дома, там положил на снег. Тихон оставил трупы, закрутился возле женщины, облизывая побелевшее лицо. Лаврик вернулся в дом, оттуда в окно выбросил рюкзак, комбинезон, валенки, ящик с продуктами, котелок. Забрал с печи еще горячую кастрюлю с супом, вынес на воздух. Оглянулся – дом жарко горел. Было невозможно погасить пламя. Когда подошел с кастрюлькой к Олесе, она уже сидела в снегах, согреваясь одеялом. Протянул кастрюлю:

– Твой суп еще не остыл. Хлебни, легче станет. И выше нос.

Она взяла кастрюлю, как кружку, приникла губами к жирной жидкости и втянула в себя. Легкий бугорок на высокой шее плавно заходил вверх-вниз. Отпив, протянула ополовиненную кастрюлю Лаврику. Тому очень понравился суп. Он сунул остатки Тихону:

– Питайся, плохой собак!

– Не ругай его. Он спас мне жизнь, – сказал Олеся, перебираясь в комбинезон и в валенки. – Костоломы подошли незаметно, подожгли дом со всех сторон. Я бы изжарилась, как яичница. Тихон набросился на гостей сзади. Они вскочили и шибанули по нему из автомата. Я удивляюсь, как не попали. Тут я увидела всех четверых. Трое стояли лицом к дому. Четвертый водил стволом по мелькающему среди деревьев Тихону.

– А где четвертый? – спросил Воскобойников.

– За уборной валяется. Наверное, уже хвост откинул.

Лаврик поднялся и пошел за уборную. Там сидел по грудь в снегу, привалясь к стволу дерева, смуглый широкоплечий мужчина с короткими волосами. Он был, как другие, в белом маскировочном халате, окровавленном на груди. Лаврик бросился к раненому, но в это время рядом раздался выстрел, пуля просвистела и впилась в лоб смуглому. Тот вздрогнул.

– Котик выключился! – прозвучал с усмешкой женский голос за спиной.

Охотник оглянулся и увидел Олесю с пистолетом. Лицо у нее было какое-то пустое, из глаз выглядывала холодная смерть.

– Его можно было спасти! – вскрикнул Лаврик, выпуская из рук тело, которое стало крениться на бок.

– Он ушлепал моего напарника, – сказала Олеся, пряча пистолет под одеяло, которое еще было на ней. Оба вернулись к дому, обходя убитых. Лаврик взглянул на раны и подивился меткости стрелка. Пули точно вошли между надбровными дугами. На такое способен только снайпер, прицел которого доведен до автоматизма. Серьезная ему встретилась инопланетянка.

Киллеры были экипированы очень хорошо. Горные желтые широкие лыжи из пластика. Меховые куртки, теплые брюки, толстые ботинки. Снаряжение самого малого вполне могло подойти Олесе. Охотник бесцеремонно раздел мужика, оставил его в нательном белье. К трупам у него никогда не было почтения. Он относился к останкам, как к бросовому материалу. Но когда Олеся предложила ему стащить убитых в дом и бросить в огонь, чтобы сгорели, он отказался:

– Ребята сознательно выбрали судьбу. Но у каждого из них есть родители, жена, дети. Живым важно предать погибших земле.

Женщина долго и очень странно смотрела на Лаврика. Глаза у нее снова стали пустыми. Такие были у трупов, которые валялись рядом в снегу. Хотелось подойти и закрыть ладонью веки Олеси. Она уловила мысли охотника, заулыбалась, залучилась и снова стала живой. Когда охотник поднес экипировку убитого киллера, отбросила одеяло и переоделась, но прежнюю одежду оставила себе.

– Возьму на память! – сказала она, сворачивая комбинезон и заталкивая в рюкзак, который тоже позаимствовала у одного из киллеров.

Самому Лаврику пришлось взять у другого киллера лыжи и ботинки, маскировочный халат, который оказался узковатым, но катиться в нем можно было. Унты положил в рюкзак на всякий случай.

Из погреба достал сумку с продуктами, сбегал в бор, подобрал тушки рябчиков. Пока возился с продуктами, Олеся приготовила все остальное к походу, так умело упаковала рюкзаки, что туда вошли даже тушки рябчиков, завернутые в пленки. Когда нужно было эти рюкзаки взваливать на плечи, она уставилась на догорающий охотничий дом.

– Что-нибудь забыли? – спросил озабоченно Лаврик.

– Лифчик сгорел, – вздохнула Олеся и сокрушенно погладила груди, которые слегка оттопыривали куртку.

На пригорке Лаврик с грустью взглянул вниз на пепелище. Это последнее, что оставалось от родителей, теперь оборвалась последняя физическая ниточка, связанная с прошлым. Ему стало больно, горло сжало. Впервые в жизни захотелось расплакаться. Он обнял шею Тихона и пробормотал ему в ухо:

– Не повезло нам!

Олеся положила руку на плечо охотнику и тихо сказала:

– Простите меня. Ворвалась в вашу жизнь и все переломала. Особенно жалко избушку. Может, я смогу восполнить вам потерю деньгами, когда вернемся в город?

Лаврик поднялся, стряхнул снег с колен, буркнул:

– Судьба привела меня к вам. Волей Всевышнего сгорел дом. Вы обратили внимание, в каком он был состоянии? Почти новенький и ухоженный, как будто хозяева только что ушли. Между тем отец погиб двадцать лет назад, мать сюда не заглядывала тридцать. Без постоянного присмотра любое здание за два-три года превращается в прах. Здесь, в Горной Шории, столько брошенных поселков в тайге. Мы будем проходить через них. Вы увидите, какими они стали без людей. В моем охотничьем доме много мистики. Ведь вы сами не знаете, как в нем оказались. Я не понимаю, почему меня, благополучного предпринимателя, сорвало, как листок ветром, и понесло в давно забытый мир детства, чтобы спасти вас, которую увидел впервые в жизни. У меня такое чувство, что дом терпеливо многие годы ждал нас, чтобы приютить.

Он скользнул взглядом по изумленным глазам инопланетянки, оттолкнулся палками и покатился в строй молоденьких елочек, за которыми темнел шорский музыкальный струнный инструмент. Здесь каждая горушка своими контурами походила то на острие ножа, то на перевернутую вверх днищем деревянную чашу, то на отшлифованный ветрами клык медведя. Образы горной природы разжигали воображение людей до легенд, сказаний. В памяти Лаврика зацепилась легенда о чачак-комузе, которую услышал от старого шорца. В стародавние времена в этих местах проживал дерзкий удачливый парень. Как пойдет в тайгу, так возами оттуда пушнину тащит. Но охотничьи трофеи не радовали его. Он мечтал одолеть других музыкантов игрой на чачак-комузе. Но бог не дал ему слуха. Сколько парень не тренькал, ни одного сносного звука не мог извлечь. Он так надоел своей какофонией в деревне, что близкие выгнали его в тайгу. Там играл-играл, пока не вызвал к себе горную деву. Она была в белом платье и с золотистыми волосами, выглядела очень красивой. Парень влюбился. Он решил посвятить себя девушке и разбил чачак-комуз. Осколки музыкального инструмента разлетелись в разные стороны, окаменели. Теперь они торчат по берегам реки, около которой играл бездарный, но влюбчивый музыкант. Самый высокий осколок стоял перед путешественниками. Надо было обогнуть его по склону и на другой стороне спуститься к реке.

Лаврик понимал: зимой они будут хорошо видны с вертолета. Поэтому надо идти под покровом ночи, а днем спокойно отсыпаться в сугробах. До вечера не потревожили их. Видимо, в экспедиции не разобрались в ситуации. Но завтра будет горячо. «Лишь бы они не пустили лыжников по следу», – подумал охотник. Ему не хотелось устилать свой путь трупами.