Почта рассказа: Геннадий Дорогов. Мулатка, просто прохожая. Юрий Дубатов. Фолиант из далёкой юности. Нина Гержидович. Чокнутая. Валерий Шевцов. Конкуренция

Рейтинг:   / 0

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Проза

Автор: ---

Просмотров: 2727

2012 год, Выпуск № 4

Нина Гержидович

 

Чокнутая

 

«Чокнутой» Катьку называли с детского сада. Она ни с кем особо не дружила, и чаще её можно было застать в компании кукол, чем среди шумной детворы. Но стоило только кому-то заплакать, как Катюша была тут как тут.

И горе было тому обидчику. Откуда только силы брались в этой худенькой, почти прозрачной девчушке.

Родители в Катьке души не чаяли. А как же! Единственное и такое долгожданное дитё. Мама – учительница математики, москвичка, попавшая когда-то  в село по распределению, влюбилась в молодого весельчака агронома. Да так и осталась в глубинке. Душой прикипела к таёжным просторам. А вот детей Бог молодой паре долго не давал. Они уж поговаривали – не взять ли дитя из дома малютки. Да Бог милостив.  Уж обоим к сорока подваливало, как родилась чудо ненаглядное Катенька.

Дитя прозрачностью поначалу очень обеспокоила родителей. Глянь на других карапузов – из-за щёк ушей не видать, ручки как верёвочками перевязаны. А тут такое синюшное! Кинулись по докторам. А там говорят: - «Здоров ваш ребёнок. Просто конституция такая». Ну, раз конституция… успокоились.

А оно и вправду. Выросла Катюша без всяких больничных. В школу пошла. Училась играючи. А ещё всегда пела. Голосок слабый, но звонкий и слух отменный. Сколько учитель пения в хор зазывал. А она смеётся: – «Меня дальше первого ряда никто не услышит». Школу с золотой медалью закончила. Единственной медалью на весь выпуск.

Родители тихо печалились в ожидании скорой разлуки. Но тут-то их ожидание и рассыпалось на мелкие кусочки: толи радоваться, толи за голову хвататься.… Отшумел выпускной бал. Утром за завтраком глава семейства как бы невзначай поинтересовался:

– А что, дочка, надумала куда поступать? Пора определиться, а ты помалкиваешь. Может, помощь нужна?

Катюша выскочила из-за стола, обняла своих стариков, расцеловала в щёчки:

– Ну, конечно надумала. На почту работать пойду. Тётя Надя на пенсию уходит – ноги у неё болят. Три участка не шутка. А я молодая, ноги быстрые…

И увидев, как побледнели родители, как отец схватился за сердце, поспешно добавила:

– Да вы не беспокойтесь, учиться я буду. Только на заочном. Как же я вас надолго оставлю? Пропадёте без меня. А так все в пригляде.

 

С тех пор и зашагала по сельским улицам хрупкая, как японская статуэтка, почтальонша с чёрной сумкой через плечо. Правда в последние годы сумка эта не так уж и тяжела. Газет выписывают немного из-за их непомерной дороговизны. Письма люди почти совсем писать перестали. В каждом доме мобильник. Но Катюшу это не смущает. Всегда найдёт заделье в дом к старикам постучать. Новости деревенские расскажет, программу телевизионную принесёт, чайку попьёт. А много ли старому человеку нужно, чтобы незабытым себя чувствовать. А Катюша, знай себе, от дома к дому перебегает, от посёлка к посёлку. Летом на велосипеде, зимой на лыжах и всё поёт. Посмотрит какой человек ей вслед и пальцем у виска покрутит – «чокнутая».

 

Этот день был на удивление хорош. Яркое солнышко, такое щедрое в июле, обласкивало каждую травинку, каждый цветок по пригоркам, заглядывало под каждый кустик. Птицы, перепархивая с ветки на ветку, весело посвистывали в такт Катюшиной песне, и на душе у неё было так же светло и радостно.

Вчера она почти до рассвета просидела под раскидистой сиренью с Серёжей, и он сказал ей о своей любви. Первый поцелуй ещё до сих пор обжигал губы и Катя с удивлением притрагивалась к ним пальцами. Вот и пришла её первая любовь. Незаметно так подкралась.

Серёжа уходил в армию смешным худющим ушастиком, а вернулся таким крепышом красавцем, что все деревенские девчата тайно завздыхали – кого он выберет. А Серёжа с первых дней появления в клубе на дискотеке отметил для себя тоненькую неприметную Катюху. Стал, вроде в шутку, провожать до дома. А вчера… Воспоминание о  прошедшем вечере пронизывало всё Катино тело сладкой дрожью.

Потихоньку напевая, Катюша обогнула копошившегося на дороге малыша и свернула в переулок, решив сначала заглянуть к старикам Квашниным, а потом уж идти на центральную усадьбу. Тем более, что дедка Ваня уже поджидал свою любимицу у калитки, опершись на увесистую клюку.

И тут за спиной она услышала пронзительный визг. Оглянувшись, увидела страшную картину.

Из открытых ворот фермерского хозяйства вылетел огромный пёс и, сбив с ног беспечно гулявшего по дороге малыша, теперь катал его по пыльной обочине, словно тряпичную куклу. Катя откинула в сторону велосипед и бросилась на собаку. Упав на широкую спину пса, она попыталась дотянуться до слюнявой пасти. Зверь, не ожидавший такой наглости, обернулся и занёс лапу для удара. Катя увернулась и страшный удар пришёлся как раз на почтовую сумку. Вокруг рассыпались газеты. Но теперь девушка оказалась внизу, а пёс сверху. Вцепившись в густую шерсть Катя изо всех сил старалась удержать собаку на вытянутых руках. Второй удар лапой пришёлся на плечо и оторвал клок платья вместе с кожей. Боли Катя не почувствовала. Рука подвернулась и раскрытая пасть уже готова была сомкнуться на лице. Катя рванулась и из последних сил, выдернув руку из под собаки, сунула её в развёрстую пасть почти по локоть. Там было горячо и скользко. Девушка вцепилась в горло, стала сжимать кулак, пытаясь им перекрыть собаке дыхание. Пёс бился и, хотя движения его стали вялыми, рвал когтями её плечи. И тут подоспел дедка Ваня со своей клюкой. Хрястнув тяжелым набалдашникам по широкой башке зверя, он вложил в этот удар все свои стариковские силёнки. Пёс дёрнулся, обмяк и затих. К ним уже бежали люди. Кто-то кричал в мобильник, вызывая «скорую». Прижимала к себе ревущего, окровавленного внука недоглядевшая бабушка. С вилами в руках подошёл хозяин пса.

– Вот же сука чокнутая, какую собаку загубила!

И смачно сплюнул.

Геннадий Дорогов

Мулатка, просто прохожая

 

До самолёта оставалось ещё несколько часов. Сергей Иволгин, солист группы «Пришельцы», огляделся по сторонам.

- Ну что, братцы, прошвырнёмся по Москве напоследок?

Клавишник Юрка Сёмин сделал кислое лицо:

- Я  пас. За эту неделю я устал от Москвы до чёртиков. Вы как хотите, а я отправляюсь во Внуково.

Двое других тоже не проявили энтузиазма, и вскоре Сергей остался в гордом одиночестве. Пожелав ему не забывать о времени, ребята укатили в аэропорт. С часок Сергей побродил по шумным московским улицам, потом спустился по ступенькам в подземный переход, ведущий к ближайшей станции метро. В запасе ещё было достаточно времени, чтобы не спеша добраться до аэропорта: сначала на метро до станции «Юго-западная», затем на автобусе прямым ходом во Внуково.

Вдоль стен подземного перехода расположился торговый люд, выставивший на лотках свой нехитрый товар. Возле газетного лотка Сергей остановился – надо в дорогу запастись каким-нибудь чтивом. Рядом, буквально в двух шагах от него, парень лет восемнадцати бренчал на гитаре, исполняя заунывным голосом популярные песни. У его ног лежала перевёрнутая шляпа, на дне которой блестело несколько монет. Купив пару газет, Сергей улыбнулся продавщице:

- Под музыку работаете.

Немолодая женщина махнула рукой.

- Разве это музыка? Скулит рядом каждый день. Надоел, хоть беги.

- Ну что ж, - сказал Сергей, - время у меня есть. Попробую вас не разочаровать.

В это время парень закончил очередную песню. Сергей повернулся к нему.

- Не возражаешь, если я что-нибудь исполню? – и, видя, что парень в нерешительности, засмеялся. – Да не бойся ты, не отниму твой заработок.

Немного поколебавшись, парнишка уступил ему свою гитару. Сергей легко пробежался по струнам, поднастроил их и, взяв первые аккорды, запел. Прохожие стали останавливаться, и вскоре вокруг исполнителя образовалось плотное кольцо. Публика была настроена дружелюбно, люди с удовольствием слушали каждую песню, приветливо улыбаясь. Чувствуя этот дружеский настрой, Сергей вглядывался в лица окружающих его людей. Неожиданно он встретился взглядом с симпатичной девушкой в лёгком шёлковом платье. Было видно, что она недавно приехала из южных мест: её кожа, вероятно, смуглая от природы, приобрела красивый шоколадный цвет. Густые чёрные волосы мягко ложились на плечи. Как и другие слушатели, девушка смотрела на Сергея с приветливой улыбкой, но… было что-то ещё в её взгляде, в её улыбке. От такого взгляда сердце начинает нежно трепетать, а душу заполняет чувство безмятежной радости. Сергею показалось, что за спиной у него выросли крылья. Теперь он видел только девушку, остальные лица словно растворились, стали фоном. «Следующую песню я буду петь для неё», - думал Сергей, ещё не зная, какую песню исполнит. На память вдруг пришла композиция из концерта Давида Тухманова «По волнам моей памяти». Ему самому казалось немного странным, что он выбрал именно эту старую песню, очень популярную в те далёкие времена, когда его отцу было примерно столько же лет, сколько ему сейчас. Вероятно, причиной тому была смуглая кожа незнакомки. Сергей глубоко вздохнул, тронул струны, и под сводами подземного перехода зазвучало:

 

Когда это было? Когда это было? Во сне? Наяву?

Во сне, наяву по волне моей памяти я поплыву.

Золотая как солнце кожа, тоненькие каблучки,

Узел волос из шелка, складки платья легки.

Мулатка, просто прохожая…

 

Девушка, понимая, что песня исполняется для неё, не сводила с Сергея глаз, в которых читались и восторг, и признательность. А Сергей, чувствуя необычайный подъём, словно летел на крыльях:

 

…Сахарная тростиночка,

Кто тебя в бездну столкнёт?

Чей серп на тебя нацелится,

Срежет росток?

На какой плантации мельница

Сотрёт тебя в порошок?

 

Закончив петь, он вернул гитару её владельцу. Слушатели постепенно разошлись, и только очаровательная смуглянка оставалась на месте, по-прежнему не сводя с Сергея глаз. Он подошёл к ней.

- Вам понравилось?

- Да, - сказала девушка, - это было замечательно!

Разговаривая, они направились к выходу. Продавщица газет, на глазах которой складывалась красивая молодая пара, помахала им вслед рукой. Они бродили по улицам Москвы.

- Вы не москвич? – вдруг спросила девушка, взглянув на чемодан в руках Сергея.

- Нет, - ответил Сергей, - мы с ребятами приехали сюда на конкурс эстрадной песни.

- Ну, и каковы ваши успехи? – улыбнулась девушка. – Можно поздравить?

- Успехи наши пока скромные. А вы здесь живёте?

- Тоже нет. Я  здесь проездом. Остановилась у тёти на пару дней.

Сергей посмотрел на часы.

- К сожалению, скоро мой самолёт, а мы даже не познакомились. Я  бы хотел узнать, кто вы и где вас можно будет найти. Если, конечно, вы не против.

- Вы улетаете? – девушка заметно огорчилась. – А знаете что: я провожу вас в аэропорт, по дороге мы всё обговорим. Только вот позвоню тёте, чтобы не волновалась. Подождите меня, я быстро!

Она побежала к телефонной будке, а он в ожидании девушки разглядывал витрину магазина.

- Вот он! – послышался за спиной чей-то истеричный голос. – И чемоданчик мой у него!

Сергей обернулся. В сопровождении милиционера к нему бежал мужчина в очках лет пятидесяти. Милиционер грубо схватил Сергея за рукав куртки у самого плеча.

- Пройдёмте!

- Куда?

- В отделение.

- Послушайте, это какое-то недоразумение! Я  девушку жду, - начал, было, Сергей, но страж порядка лихо завернул ему руку и повёл, толкая перед собой. Очкарик с чемоданом в руках шагал следом. Несмотря на сильную боль в заведённой за спину руке, Сергей отчаянно пытался вырваться. Наконец милиционеру это надоело.

- По-хорошему идти не желаем, - сказал он бесстрастным голосом и вынул рацию. – Придётся вызвать машину.

Пользуясь остановкой, очкарик раскрыл чемодан – и лицо у него вытянулось.

- Это не мой чемодан, - сказал он упавшим голосом. – Простите, молодой человек, я ошибся.

Выхватив у него из рук свой багаж, Сергей бросился туда, где оставил девушку. Её там уже не было. Ещё какое-то время он метался по шумным московским улицам, заглядывая в лица женщин, расспрашивая прохожих, продавцов в магазинах и киосках, но всё было напрасно. Поняв тщету своих поисков, Сергей уныло побрёл к станции метро. Он уже подходил к дверям, когда из стоявшего неподалеку такси высунулся усатый водитель:

- Эй, парень, куда едем?

Сергей взглянул на часы: и в самом деле, на такси будет надёжнее, иначе он рискует опоздать на самолёт. Он подошёл к машине и сел на заднее сиденье.

- Во Внуково.

 

* * *

 

Трёхлетняя Настя никак не хотела идти сама, мотивируя свой отказ тем, что очень устала. Сергей торопливо шагал, чувствуя, что рука, на которой восседает дочь, скоро совсем онемеет. Ирина с объёмистой сумкой в руках едва поспевала за ним.

- Иволгин, ну куда ты так скачешь? – сердито крикнула она. – Загнал жену, словно лошадь.

Сергей остановился.

- Ир, я тебя тыщу раз просил: не называй меня по фамилии. Мне это не приятно.

- Ну ладно, ладно. Забыла, - отмахнулась жена. – Какие мы чувствительные!

Они спустились в подземный переход и направились к станции метро.

- Я  писить хочу! – заявила Настя.

Ирина, сунув Сергею сумку, забрала дочь и отправилась с ней на поиски туалета. В ожидании своих дам, Сергей разглядывал газеты и журналы, разложенные на лотке. Продавщица, пожилая женщина, внимательно посмотрела на него.

- Я вас узнала! – вдруг сказала она. – Ведь это вы несколько лет тому назад здесь пели под гитару?

- Да, действительно… - Сергей вгляделся в лицо женщины. – А я вот не узнал вас сразу – столько лет прошло. Всё ещё здесь работаете?

- Вернулась недавно. На пенсию теперь не проживёшь, - женщина помолчала немного. – А я вас часто вспоминала. Вас и ту девушку. Да вы её, поди, забыли давно. Вскружили девчонке голову и сбежали.

- Я не сбежал! Меня милиция арестовала – по ошибке, - он вдруг встрепенулся.     - А вам откуда известно? Она что, возвращалась сюда?

- Возвращалась. И ждала вас, долго ждала. А перед тем, как уйти, оставила у меня свой адрес – всё надеялась, что вы вернётесь. Адрес-то, наверное, уже не сохранился. Да вам он теперь и ни к чему.

- Да, теперь ни к чему… - Сергей стоял, опустив голову. Внутри словно что-то оборвалось.

- Да и как ей было не влюбиться в вас! – продолжала женщина. – Как вы тогда пели! У меня до сих пор сердце замирает, как вспомню. А знаете что, - вдруг сказала она, - спойте сейчас ту же самую песню, про мулатку, - и, повернувшись к парнишке, бренчавшему на гитаре метрах в пятнадцати от них, крикнула:

- Юрка, хватит стонать! Уступи гитару молодому человеку.

Парнишка подошёл и протянул Сергею гитару.

- Ну что вы… - смутился Сергей. – Я уже забыл, когда пел в последний раз. И гитару в руках сто лет не держал. У меня ничего не получится.

- Получится! - сказала женщина и улыбнулась ему. – Ну, пожалуйста, сделайте старухе подарок!

Сергей взял гитару, провёл пальцами по струнам. Добротная «Кремона» издала приятные сочные звуки. Сильно волнуясь, он запел:

 

Когда это было? Когда это было? Во сне? Наяву?

Во сне, наяву по волне моей памяти я поплыву.

 

Сергей слышал свой голос и понимал, что он звучит зажато, что это не то, чего от него ждали. Тем не менее, народ возле него стал собираться, образуя кольцо. Сергей разглядывал лица слушавших его людей, мужчин и женщин, молодых и не очень, но не было среди них одного-единственного лица. Воспоминания того далёкого дня вдруг нахлынули волной, заполнили душу. В груди сладко защемило. Голос вдруг раскрылся, зазвучал чисто и звонко. Слушатели заулыбались, поощрительно кивая головами, но Сергей уже ничего не видел вокруг. Словно растворившись в песне, он мчался на волне своей памяти туда, где из толпы незнакомых людей ему ласково улыбалась очаровательная смуглянка, подарившая ему такую прекрасную и такую короткую встречу.

 

Ничего не узнал об этом и не у кого спросить.

Ничего не прочёл в газетах, да и что они могут сообщить

Про ту с золотистой кожей на тоненьких каблучках,

С волосами  чёрного шёлка, с улыбкой на детских губах,

Про мулатку, просто прохожую, просто прохожую,

Что плывёт по волнам, по волнам моей памяти…

 

Продавщица газет слушала, прижав руки к груди. В глазах пожилой женщины блестели слёзы. А чуть дальше, за её спиной, оцепенев от удивления, стояла Ирина, держа за руку дочь, и смотрела на мужа широко раскрытыми глазами.

 

***

 

Комфортабельный ИЛ-86 уже набрал высоту, держа курс на Кемерово, а Сергей словно всё ещё находился в другом измерении, односложно и рассеянно отвечая на осторожные вопросы жены. Ирину как будто подменили. Несколько раз она поворачивалась к нему, вероятно, желая задать какой-то важный для неё вопрос, но всё не решалась. Наконец она спросила:

- Серёжа, а эта «мулатка» – кто она?

- Да так… - Сергей пожал плечами. – Просто прохожая.

Жена больше ни о чём не спросила, отвернувшись к окну, а он продолжал думать о том, казалось бы – незначительном, эпизоде своей жизни.

Наверное, у каждого из нас хранится в памяти воспоминание о далёкой необычной встрече, которая яркой молнией мгновенно озарила мир, обещая счастливое продолжение, но так же мгновенно погасла, оставив в сердце глубокий след на долгие-долгие годы. Словно прекрасная грустная сказка, так и не ставшая былью.

Юрий Дубатов

Фолиант из далекой юности

Из старой картонной папки, на которой моей рукою было начертано: «Архив, всякое...», я извлек еще крепкую, хорошо сохранившуюся общую тетрадь и развернул.

О, я хорошо знал содержание этого «фолианта» из моей далекой юности! И все же:.. Перелистываю страницы и думаю: «Надо бы по весне сжечь, на даче в костре...».

Вот то, что делало мою юность похожей - и в то же время непохожей - на юность многих других.

Павел Коган и его «Бригантина», Иван Барков и его «Лука», а может - и не его, кто знает... А вот и «Товарищ Сталин» Юзика Алешковского, а вот и Юрий Домбровский, и еще много, много чего. Неплохо, надо сказать, вы, ребята, мою цельную, некогда комсомольскую душу, продырявили. Насквозь, навылет, навечно. Хорошо продувает ее сквозняком вольнодумства, много «проколов» было из-за вас.

Я уже тогда знал значительное количество стихов - наизусть. Подолгу мог читать ребятам замечательные в моем понимании «запрещенные» вещи. И мне это нравилось. Не каждый мог этим похвастать, далеко не каждый!..

И был у меня закадычный друг, Петька. Чего мы с ним только не вытворяли по молодости! Петька раньше меня начал дружить с девчонкой. Звали ее Леной, была она на вид - как детская куколка. Небольшая такая, с округлыми формами, статненькая и веселая. Любил ее Петя до умопомрачения. И всякий раз, когда пригубляли мы с ним «Агдамчику», хвалился он первыми своими успехами в любовном деле. Я с тихой завистью и юношеским восторгом все это выслушивал. «Своего» в ответ сказать было нечего.

Но вот однажды, помню, рассорились они крепко. Петька перестал провожать ее домой и стал злым и дерзким. К тому же пополз слушок, что к Ленке «клеится», как говорили мы тогда, другой «кент». Это был парень с окраины нашего поселка и весьма сильных бойцовских качеств. Так что светили Петьке серьезные проблемы во всех дальнейших взаимоотношениях с подругой.

В один из теплых июльских вечеров Петруха пришел ко мне и принес литровку вина. Мать моя как раз вечером постряпала пирогов, и мы «гульнули». После первой бутылки Петя начал изливать мне душу о том, как любит он свою «куколку».

В моем воображении у Ленки начали прорастать ангельские крылышки, хотя и знал я, что эта «заморская чита» - себе на уме.

Петька стал утверждать, что хотел пойти и дать Ленке пощечину за то, что ее несколько раз видели с «кентом», но он ее так любит, что все бы простил ей гадине. И тут я ввернул в разговоре строчку из Домбровского: «Я все простил тебе, дешевка, мне очень трудно без тебя...» - нараспев и задушевно...

Петьку словно током дернуло. «Дай списать, - просипел он, - слышишь, что сказал, а то забуду!». Прокрутив несколько раз строку в затуманенной вином голове, он вдруг заявил: «Все! Иду к ней разбираться, больше я так жить не могу!».

Тут надо сказать, что фамилия у Ленки была немецкая - Куфельд. На поселке у нас было полно друзей - немцев, которых «вождь народов» выселил из Поволжья. И вот мы потопали с ним на другой конец поселка, к «немецкой слободке», как ее все называли.

Веранда Ленкиного дома светилась каким-то призывным тёплым светом. Петька сорвал в палисаднике крепкую завязь ранетки и кинул в окно. «Куколка» появилась – «вся из себя», в халатике - любо-дорого посмотреть. Я присел на скамейку возле ограды и начал

разглядывать двор с добротными постройками, отметив, что Петьке хорошо было бы здесь закрепиться и начать жить со своей зазнобой немочкой. Но этот балбес, держа через калитку Ленкину руку, вдруг ляпнул: «Я все простил тебе, дешевка, мне очень трудно без тебя». У меня все похолодело внутри. Из темноты двора появилась плотная фигура Ленкиной матери и с легким немецким акцентом спросила: «Казол, а... Эта хто дешофка, Ленка моя, а?..»В руках у нее был черенок от лопаты. «Куколка» бросилась к матери и ловко вцепилась в это грозное на поселке оружие. Мама, мамочка, это не Петька придумал, он до такого не додумается, воя его дружок верный на лавке посиживает, это он все такими словами козыряет!

Мы же с Петрухой, уже вовсю «рвали» по длинному темному переулку, и я проклинал тот момент, когда я «просветил» дружка столь интимными строчками из моей заветной тетради...

Петька еще до армии женился на Ленке, потом он приходил в отпуск, родился сын Виталька. Я время от времени бывал в гостях у молодых. Ленка, готовя на стол, и проходя мимо меня, всякий раз незаметно совала мне под нос свой крепкий кулачок. Помни, мол, умник, а я ничего не забыла! И взглянет как-то лукаво.

Валерий Шевцов

Конкуренция

 

Бастрыкин на святки покупал шерстяные носки к зимней рыбалке. Занесенный снегом небольшой базар с низкими деревянными при­лавками по случаю крепкого мороза и продолжительных праздников был малолюден. Сновали собаки, стаи воробьев на лету расхватывали се­мечки из ведер и клевали мерзлую рыбу на прилавках. Стоявшие поодиночке и кучками торговки, притопывая от холода, громко зазывали покупателей, предлагая морковку, соленую капусту в банках, "хреновину" и прочий нехитрый товар. Продажа, однако, шла вяло, особенно не фартило выложенным рядами под полиэтиленовыми лоскутами разноцветным шарфам носкам и варежкам.

Бастрыкин не спеша приглядывался. Воткнув для сугрева ноги в салазки с товаром, закутанная с головы до ног в серый ватный солоп торговка с круглым, как блин, лицом, оглядываясь по сторонам, шепнула:

– Бери,мужик! Лучше моих не найдешь.

– Что за секретность?.. Оружием что ли торгуешь? – пошутил Бастрыкин высматривая подходящие носки. Но все они были тонкие или короткие.

– Не унты же покупаешь! – с досадой сказала женщина, – Да ты посмотри хорошенько, -напирала она на Бастрыкина, – где еще найдешь такие! Чистая овечья шерсть – покупай... А эти – из козьего пуха. Сама пряла.

Бастрыкин не замечал, что за его сделкой следил весь скучавший базар. Не заметил он и то,как легко поддался на уговоры навязчивой тётки, купив не торгуясь, шерстяные носки мышиного цвета.

–Деньги там отдашь! Нечего этим коровам на нас пялиться, – приказала, оттесняя его за ларек в глубине рынка.

– Ты, Андрюха, соображаешь, у кого купил! – схватила за руку Бастрыкина рослая торговка с усиками над ярко накрашенными губами, одетая в ватные брюки и громадные валенки. – Это же Манька-шалава. Вяжет на машинке, а выдает за ручную вязку. Ее носки за неделю расползутся. А у меня без халтуры. Смотри! – горделиво обвела она рукой свой при­лавок, заполненный точно такой же, как у конкурентки, самодельной продукцией.

Вокруг них уже собралась плотная кучка женщин, раздосадованных "потерей" покупателя. Наперебой закричали:

– Шалава и есть! Она и вязать-то путем не умеет. Ей сирота из при­юта вяжет. Покупай у меня – на двадцатку дешевле отдам.

– Ни дня на производстве не работала! А пенсию наравне со мной получает.

– С родной дочерью судится из-за земельной межи! За место на база­ре не платит. Что выручит – все пропьет.

– Скотину в мой огород нарочно загоняет. Только отвернись – все по осени сожрут и саженцы сломают! – визгливо выкрикнула вертлявая тетка с  опухшим лицом и в рваной куртке, подпоясанной серебристой елочной мишурой.

– А сама: «Ах, я труженица тыла, труженица тыла..." Знаем, по какой части была труженицей: трех мужиков со света сжила, с четвертым живет.

– У нее, мол, родной дядя из репрессированных. А оказалось, работал кас­сиром на заводе, украл сто тысяч из кассы, вот и вся репрессия...

Галдеж утих не сразу. Какие только грехи не повесили базарные женщины на Маньку, поспешившую ретироваться с рынка.

– Ну ж бабы, язви их в душу, – беззлобно выругался знакомый Бастрыкину руб­щик мяса, пробегавший мимо в одном пиджаке и без шапки с огромной коровьей ляжкой на плече. – Видал, Андрей, какая у нас конкуренция: почище, чем у акул-олигархов.

Конкурируем, как можем, работаем – тоже, – в тон ему задорно выкрикнула вертлявая тетка, промчавшись для потехи одной ногой на куске картона по снежному насту. Базар ожил, развеселился.