Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Сапоги

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 

Старые, сморщенные, все в пыли, они вывалились откуда-то из-под паутинного потолка кладовки, когда она махнула туда, в темноту, веником. Простые резиновые сапоги, черные, некогда лаково блестевшие. Купленные в эпоху, когда Брежнев был красавцем-мужчиной, а не старым маразматиком, каким его запомнили все, они были из натуральнейшего каучука – тогда, в конце шестидесятых, синтетика вообще была внове у нас и в страшном дефиците – все, как дураки, гонялись за нейлоновыми рубашками и болоньевыми плащами...

Вместе с сапогами на пол гулко свалилась пустая банка из-под краски, оставшаяся от ремонта двадцатилетней давности, когда в квартиру эту въезжали. Она сунула банку в мешок с мусором, хотела туда же и сапоги отправить, но наткнулась взглядом на чудом сохранившуюся гравировку на подошве, под каблуком: 36,5. Она вспомнила, откуда взялся этот полуторный размер. Она же в больнице лежала, а Толик точно не помнил, какой она носит – 36-й или 37-й. Вот и купил, как он сказал, «среднеарифметические сапоги».

Он вообще у нее тяготел к точным наукам и технике. Все время чертил что-то для техникума, где учился заочно, а в выходные возился со своим мотороллером. Они только что поженились, и почти все свадебные подаренные деньги он вбухал в старенькую «Вятку» – мотороллер, прозванный в народе унитазом за характерные буферы над задним колесом. На оставшиеся пару сотен они решили отдохнуть вдвоем на природе – уехать денька на три на Обское море и там пожить в тишине. Идея была его, а она тогда соглашалась на любую его прихоть.

И поехали. Она нигде не была еще дальше Анжерки или Ленинска, где они жили недолго с матерью и братом. Так что Обское море для нее было все равно что Средиземное. Ну и пусть, что грязь, тина и комары. Зато – самый настоящий необитаемый остров (они взяли лодку напрокат и почти три часа плыли до него). Такой песчано-тальниковый Эдем, наполненный птичьей возней: здесь было множество пернатых – от воробьев до каких-то здоровенных орлов, кидавшихся сверху на бесчисленных диких уток. И совсем, ну совершенно никаких людей на всю досягаемую округу. А главное – много, очень много любви. Ночью, перед сном, он выходил покурить у костра, и она засыпала в палатке под треск загоравшихся веток, а утром просыпалась от фарфоровой тяжести белых лилий – он их срывал на рассвете и осторожно, чтоб не испугать, клал ей на грудь. Уже опять трещал костер, а на углях поджаривалась свежепойманная рыба.

И конечно, с погодой повезло: в меру жарко, никакого ветра, и закаты такие розовые, такие во все небо, такие тихие, что даже технический Толик на время переставал ей рассказывать о своеобразии коробки передач мотоцикла «Урал».

Но на обратном пути они-таки попали под дождь. Он завернул ее в дедовскую плащ-палатку, и так они ехали. А ноги в стареньких кедах она промочила насквозь. И на другой день ее увезли на скорой в гинекологию. Вернувшись, она обнаружила у порога квартирки, которую они снимали, новенькие блестящие сапоги...

Потом у них пошли дети, которые все время болели, и было не до путешествий. Она работала чертежницей, он все время где-то учился – то в техникуме, то в институте, то в аспирантуре. После сложного обмена их и родительской квартир получилась очень неплохая «сорокапятка», и, когда она разбирала вещи после переезда, наткнулась, как вот и сейчас, на эти сапоги. Она сказала ему: «Толик, что-то они никак мне не пригождаются. Может, купим мичуринский, у нас на работе предлагают участки». Толик, корпевший над кандидатской, машинально кивнул головой.

Так у них появился огород, гордо названный дачей. Промаявшись сезон с тяпками в автобусах, она предложила купить хотя бы мотоцикл. И надо же где-то хранить инвентарь, ночевать иногда. Нужен, словом, домик. Толик, крякнув, отложил диссертацию, занялся ремонтом телевизоров и за зиму собрал на новенький «Иж» с коляской, а там и на щитовой коттеджик о две комнаты с мансардой. Он принципиально не принимал никакого участия в земледелии, но любил гвозди забивать, построгать чего-нибудь. И скоро у них на даче появился лучший среди соседей забор, добротная баня, колодец с вычурным срубом и настоящим «журавлем». Тут подошли кооперативные времена, и Толик решил, что кандидатом наук он всегда успеет стать, а вот деньги ковать надо, «пока Горбачев». Создал один кооператив, другой – она его вообще перестала видеть. Через год «Иж» уступил место в гараже новенькой «шестерке», через два там стояла уже «девятка». Через три года настал черед иномарки. Потом были куплены машины обоим сыновьям. Затем им же – квартиры. Дела шли в гору, а могли бы и вообще лететь, если бы Толик не начал попивать. Сначала сделки обмывал и «стресс снимал», потом уже просто так, без повода. Выпив, обвинял ее во всех смертных грехах, кричал, что она погубила в нем большого ученого и посылал за коньяком (при этом, правда, не забывая подавать ей песцовую шубку цвета водяных лилий – тех самых, с Оби).

Все рухнуло в августе девяносто восьмого. Дефолт уничтожил и бизнес, и дачу, и иномарку. Даже квартиру младшего, не женатого тогда еще сына пришлось отдать за долги. И Толик запил наглухо.

Такой нищеты она не видела, хоть и выросла без отца. Сыновья, сроду не знавшие никаких проблем за папиной спиной, растерялись – как жить-то? Три года она тянулась из последнего, не гнушалась никакой работы, даже и полы мыла, бывало. Все равно не хватало денег, долг за квартиру подступал к двадцати тысячам, уже приходили вежливые ребята с предложением продать...

И тут приехал из Прибалтики старый их с Толиком друг, увидел салфетку, которую она сама когда-то вышила, как бабушка еще учила. Ничего особенного, просто пейзаж – спокойный розовый закат на озере с камышами. Как тот, на Обском море. Гость оказался знатоком – такой, говорит, техники вышивания я не встречал, где научилась? У тебя есть еще? Она показала – этих салфеток было много в доме, и даже пара покрывал нашлась. Он все купил за сто долларов. И еще заказал. Через месяц, говорит, заберу.

Забрал человек, присланный им организовывать мастерскую. Оказывается, ее рукоделие на ура идет в прибалтийских столицах и даже в Москве. Есть заказы и на салфетки, и на покрывала, и на платки.

Дали ей денег – много, она давно не видела столько. Сняли помещение. Провели конкурс и отобрали пятерых способных девчонок-учениц. Купили лучших ниток и лучшего полотна. Только сказали: никаких машин сложнее утюга. Исключительно ручная работа нужна.

С Толиком она, жалея и плача, разошлась. Ей показалось, что он этого даже и не понял – на суд явился с такого бодуна, что вряд ли что способен был воспринимать адекватно. Только башкой кивал на все вопросы.

И вот пришло время съезжать от него в новую квартиру, стала собираться, и вывалились из кладовки сапоги. Надо же – ничего от дачи не осталось, а они уцелели. Выбросить? Не выбросить? Помяла в ладони упругое голенище толщиной в полпальца. Всплакнула на него немного. И оно замерцало матовой чернотой. «Они еще моих внуков переживут», – подумала. И решила отдать сапоги младшей снохе. Ничего-то у них нет еще, у молодых...

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.