Любовь Скорик. Блуждающая звезда. Антиутопия

Рейтинг:   / 1

Подробности

Категория: Проза

Автор: Скорик Любовь Трофимовна

Просмотров: 2702

2013 год, Выпуск № 6

…Итак, подводя итоги нашей большой изыскательской работы, можно сделать следующие выводы.
Человечество на рубеже ХХ и ХХI веков находилось на очень низком уровне развития. Об этом свидетельствует множество фактов. Вот – главные из них:
– сверхкороткий срок существования проживающих в те времена;
– неумение организовать себе комфортное существование. Весь непродолжительный срок своей жизни наши предки вынуждены были постоянно бороться с разного рода трудностями;

– неспособность древних людей взять под контроль окружающую их природу. Они целиком зависели и часто страдали от её аномалий;
– весьма краткий список значимых свершений в науке и технике, достигнутых в тот исторический период.
Всё это входит в явное противоречие с возможностями, которыми человечество в те времена обладало. Наши научные исследования достоверно подтверждают довольно высокий умственный уровень жителей Земли того времени. Достаточно вспомнить, что практически все сегодняшние успехи человечества на рубеже ХХII и ХХIII веков основаны на научных и технических изысканиях людей изучаемого нами периода.
Очевидно, в те далёкие времена имелась некая глобальная принципиально важная причина, препятствующая быстрому продвижению человечества вперёд. Определению тормоза на пути прогресса и посвящено данное исследование.
Логичнее всего было бы предоставить возможность назвать эту причину-препятствие самим исследуемым. Надо отметить, что наши предки были чрезвычайно озабочены тем, чтобы оставить о себе память. Не имея ещё тогда в достаточной степени доступа к электронным носителям, они вкладывали информацию о себе в громоздкие, зачастую нелепые вещественные знаки: так называемые «памятники», «картины», «кинофильмы», «книги». Необходимо дать краткие пояснения, расшифровать эти древние, нам абсолютно неведомые понятия.
Памятник – это объёмное изображение древнего человека, высеченное из камня или же вылепленное из какого-либо пластичного материала (глины, алебастра и т.д.). Устанавливались памятники, как правило, на центральных площадях городов, в местах погребения или в специальных хранилищах – музеях. Часто они являлись объектами поклонения для наших малообразованных предков.
Картина – это плоское изображение сцены из жизни древнего человека, сделанное с помощью красок на доске, ткани или бумаге.
Кинофильм – то же самое, что картина, только изображение в нём – движущееся. Для его воспроизведения были необходимы: специальная плёнка, на которую он был нанесён, и громоздкая аппаратура. Просмотры кинофильмов являлись одной из главных забав наших предков.
Книга – информация, нанесённая на бумагу при помощи условных знаков-«букв». Зачастую информация эта была искажённой, не соответствующей действительности, так как создавались книги людьми с извращённым восприятием окружающей жизни – так называемыми «писателями». В изучаемый нами период книга была у наших предков чрезвычайно популярна. Её употребление, то есть усвоение заложенного в ней, требовало некоторого напряжения умственных способностей людей и, следовательно, способствовало их развитию. В ХХI веке книга вытеснена движущимися картинками на домашнем экране (так называемым «телевидением»).
В перечисленные выше объекты закладывалась достаточно обширная, хотя и примитивная информация о жизни на нашей планете в означенный период. И, конечно, разумно было бы использовать эту информацию в нашем исследовании. Однако, во время Большой Чистки, проведённой нами на Земле, всё это старьё, захламляющее планету, было уничтожено, а различного рода хранилища (так называемые «музеи», «картинные галереи», «архивы») упразднены. По этой причине названный выше, самый рациональный ход исследования стал невозможен.
Правда, с тех времён сохранилась некоторая электронная информация, однако она чрезвычайно скудна. Дело в том, что, хотя компьютер тогда уже был изобретён, его возможности наши предки использовали весьма ограниченно. Это – один из множества парадоксов их жизни. А то малое, что всё же дошло до нашего времени, как правило, очень специфично. В основном это – так называемые «художественные», то есть вымышленные тексты, в частности – «стихи».
Так обозначали наши предки совершенно особый вид своей речи (другое название – «поэзия»). Основная характерная особенность стихов – ритмичность. В произнесении они по ритму согласовывались с дыханием человека и биением его сердца. Вероятно, этим можно объяснить их уникальное, загадочное воздействие на человеческий организм. Стихи было легко произносить – так же естественно, как дышать. Большинство из них обладали ещё одной особенностью: отдельные стихотворные фразы (строки) имели в окончании созвучия (рифмы). Это делало стихи текстами ещё более специфическими, легко произносимыми и быстро запоминающимися.
Сочиняли стихи (то есть были их авторами) особая категория наших предков – так называемые «поэты». Их родословная восходила к специфическому разряду первобытных людей. Когда человечество только ещё начинало свою жизнь на нашей планете, уже тогда кроме охотников, гончаров, земледельцев (то есть тех, кто работал) были также шаманы, волхвы, заклинатели. Они наивно пытались особым набором слов унять ветер или вызвать дождь, заманить в ловушку мамонта или изгнать из человека болезнь, приманить к себе удачу или наслать на врагов беду.
Постепенно, по мере того как человечество умнело, строй «повелителей слов» редел. Однако совсем не исчезал. Место волшебников, колдунов, чародеев занимали поэты. Их главным орудием тоже было слово. Только обращали они его уже не к силам природы, не к хищникам или болезням, а к окружающим людям – своим соплеменникам. Стихотворцы неустанно совершенствовали свою поэтическую речь, стремясь усилить её воздействие на людей. Зачастую это им удавалось весьма. Самые обычные, заурядные слова настоящий поэт умел расставить так, что в них появлялся новый, ранее скрытый смысл. В стихах они начинали звучать совершенно иначе.
Поэтический текст действовал на окружающих поразительно интенсивно. Причём результат этого воздействия был абсолютно непредсказуем. Стихи как бы брали в плен, подчиняли и отдельных людей, и толпу. Они могли до чрезвычайности возбудить или же, напротив, предельно успокоить. Нередко именно поэт становился выразителем своей эпохи, её символом. Стихи лучших авторов наши предки бережно передавали из поколения в поколение. Имена некоторых поэтов пережили многие столетия и (вот парадокс!) оказались долговечнее имён своих поистине выдающихся современников – первооткрывателей тайн природы, изобретателей, учёных.
Бесспорно, поэты были людьми не вполне нормальными, во многом отличными от своих соплеменников. Что-то в их механизме восприятия окружающей действительности было явно нарушено. И, на первый взгляд, не вполне логично брать столь аномальные объекты в качестве источника информации для наших чрезвычайно важных исследований. Однако это своеобразие, особенность поэтов, помимо множества отрицательных аспектов их поведения, содержит один, безусловно нас очень устраивающий. Дело в том, что эта категория наших предков отличалась своей крайней открытостью. Они были лишены способности что-либо скрывать, держать в тайне. Любая информация, даже самого интимного характера, непременно извергалась из них наружу. А это, бесспорно, делает их для нас в качестве источника информации чрезвычайно привлекательными.
Кроме обычного прочтения стихов популярным было особое их воспроизведение – так называемое «пение». Один человек или сразу несколько начинали произносить поэтический текст очень странным образом: во весь голос, непрерывно, без пауз между словами, как бы соединяя их в одно большое слово. Это напоминало завывание ветра или животного. Стихи, исполненные подобным образом, назывались «песнями». Весьма странна их популярность у наших предков. Даже те из них, кто был равнодушен к стихам как таковым, как правило, не могли устоять против песен. Пели практически все.
Этим и объясняется выбор объекта нашего исследования – песни наших предков. Мы уверены, что именно в песнях заложен максимум информации о жизни их создателей. Они оптимально помогут нам ответить на наш главный вопрос: в чём причина столь медленного прогресса человечества в изучаемую нами эпоху?
Удачей можно считать то, что до нас дошла компьютерная дискета сборника «Русские песни и романсы» (романс – это особый вид песни). Сборник датирован началом ХХI века. Однако среди его авторов – немало поэтов, живших значительно раньше означенного времени. Как показали наши изыскания, таковыми являются, например, Тютчев, Пушкин, Кольцов, Лермонтов, Фет, Некрасов, Толстой. Если их тексты были востребованы спустя 100–200 лет, значит, какие-то установки у наших предков сохранялись незыблемыми. Что-то их постоянно объединяло. Что же именно? И не в этом ли кроется ответ на поставленный нами вопрос?
Одно можно утверждать определённо: это «нечто» абсолютно утрачено нынешним человечеством. Иначе мы до сих пор находились бы на столь же низком уровне развития, не совершили бы мощного рывка в своём прогрессе и не добились бы современного абсолютного комфорта нашей жизни. Поскольку, как отмечалось выше, поэтические тексты наиболее открыты и искренни, именно по ним стоит определять и уровень развития наших далёких предков, и их главные отличительные черты от современного, высоко развитого человека. Итак, приступим к анализу.
Процесс этот неожиданно оказался делом чрезвычайно сложным. Стихи – тексты не простые. Они, как правило, невразумительны, нечётки по мысли, лишены логики. Кроме того, они в изобилии содержат понятия устаревшие, навсегда оставшиеся в тех давних временах, нам неведомые. Много времени и сил пришлось тратить на их расшифровку. В большинстве своём те оказались обозначениями предметов и понятий необязательных, а нередко – просто ненужных и даже мешающих нормальной жизни людей и потому упразднённых человечеством на более высокой ступени своего движения вперёд.
Прежде всего мы попытались понять, с какой же целью, зачем отдельные особи наших предков – так называемые «поэты» – вдруг переходили с нормального человеческого языка на этот особый, «поэтический»? Что заставляло их соплеменников тут же подхватывать эти странные тексты («стихи»), то и дело произносить их вслух, передавать своим потомкам и тем более уподобляясь животным, начинать подвывать, то есть «петь» эти тексты. Мы искали хоть какой-то практический смысл в этих действиях. И – не находили. Это – один из парадоксов жизни наших предков.
Однако при всей бесполезности этого продукта, его создатели упрямо утверждали обратное:
Песня всё нам заменяет,
Песнями вся жизнь красна,
И при песнях пролетает
Вольной птицею она.
Особенно несостоятельным становится это утверждение, когда поэт переходит от общих положений к своему личному состоянию:
Голова моя кружилась,
Когда песню слушал я,
И от песни сердце билось
Так тревожно у меня.
О какой же пользе можно говорить, если восприятие песни нарушает нормальный ритм работы главного человеческого органа? Ведь «тревожно» – это аномально. Больше того: авторы не отрицают явного вреда, наносимого песней человеку:
Ах, зачем у песни надо мною власть?
От неё на сердце – то тоска, то страсть.
Подробно о чуждых нам понятиях: «тоска, страсть» – речь пойдёт ниже. Здесь лишь ограничимся замечанием, что всё это оказывало крайне вредное воздействие на человеческий организм. Кстати, намного ли он изменился, этот организм, за минувшие три столетия? Надо сказать, нет, он остался почти тем же. Впрочем, некоторые отличия всё же отметить можно. По сравнению с нами у наших предков была слишком маленькая голова. И понятно: мозгов в ней находился минимум. Там даже не имелось индивидуального биокомпьютера. Этим и объясняется их чрезвычайно низкие умственные способности. Однако наши исследования говорят о том, что во внешности людей изучаемого нами периода имелись некоторые детали, которые у нас отсутствуют.
На тебя заглядеться не диво,
Полюбить тебя всякий не прочь:
Вьётся алая лента игриво
В волосах твоих, чёрных, как ночь.
Волосы – сплошной нитевидный покров головы, который имелся у наших предков. Это – атавизм, оставшийся из доисторических времён, когда ещё полулюди-полузвери были сплошь покрыты шерстью. Волосы имели различную длину, цвет и качество. Они доставляли немало неудобств их владельцам, требовали постоянного тщательного ухода. Женщинам часто приходилось их укладывать определённым образом (сооружать «причёски») или закручивать в так называемые «косы».
И подушка её горяча,
И горяч упоительный сон,
И, чернеясь, бегут по плечам
Косы лентой с обеих сторон.
Иногда волосы были не гладкими, прямыми, а волнистыми и даже изогнутыми наподобие спирали или колец. Тогда они назывались «локоны», «кудри» и почему-то были предпочтительнее прямых волос.
Мне не надобны наряды
И богатства всей земли –
Кудри молодца и взгляды
Сердце бедное зажгли.
Кроме волос в облике древнего человека присутствовала ещё одна деталь, которой у нас нет.
Лучше всех моя краса:
До колен её коса.
Словно синяя роса –
Её глазок бирюза,
И как чистые снега –
Её зубок жемчуга.
«Зубок жемчуга» – это поэтическое обозначение необходимых в те времена примитивных приспособлений, имеющихся у каждого живущего тогда. Зубы – мелкие костяные наросты во рту древних людей. Они служили для размягчения твёрдого органического горючего (так называемой «пищи»), восстанавливающего затраченную энергию и таким образом поддерживающего жизнь человека.
Неумение организовать рациональную комфортную самозаправку – должно быть, самый яркий показатель крайне низкого уровня развития человечества изучаемого нами периода. Процесс получения органического горючего (пищи) был сложным, трудоёмким и временезатратным. Долго и трудно изготавливались для его производства необходимые компоненты («продукты»). Частично они добывались на охоте и рыбалке (так называлось убийство зверей, птиц и рыбы), что было опасно и вело к оскудению земной фауны. Частично они выращивались на земле, что было процессом чрезвычайно тяжёлым, грязным и не всегда успешным (результат во многом зависел от погоды, которой человек тогда не управлял).
Не просто было сохранять продукты. Для этого требовалось большое количество различного рода хранилищ. Настоящим испытанием становилось само приготовление пищи. Кроме определённых ингредиентов были необходимы соответствующие условия: наличие огня или электричества, специальное оборудование (печи, жаровни, кипятильники и т.п.). Невозможно было обойтись без специальных ёмкостей (посуды) и особых орудий для приёма горючего внутрь (так называемых ложек, вилок, ножей и т.д.).
Главное же – требовалось умение, масса времени и сил. Приготовление пищи велось, как правило, индивидуально и по крайней мере трижды в сутки. Некоторые особи женского пола (этим занимались в основном они) проводили у печей большую часть своего времени, по сути отдавая этому варварскому делу всю свою жизнь. Если же учесть весь длительный процесс добычи и приготовления горючего, то можно сказать: люди тогда заправлялись (ели), чтобы жить, а жили – чтобы готовить себе горючее (пищу) и заправляться им (т.е. есть).
Кроме наличия волос и зубов, других значительных различий во внешнем облике людей столь отдалённых эпох нами не выявлено. Не отмечено и каких-либо важных отличий в устройстве их и наших внутренних органов. Это – наши современные и вполне достоверные данные. Однако сами древние считали иначе. Они полагали в себе наличие некоего органа, который называли «душой». Нам не удалось определить, где (по мнению предков) располагался этот орган, как он выглядел, какую функцию выполнял. Можно предположить, что неведомой нам душе ими отводилась весьма существенная роль. Иначе не упоминалась бы так часто в их поэзии.
Гляжу как безумный на чёрную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
Упоминание этого таинственного органа встречается в большинстве песен и романсов наших предков.
Уймитесь, волнения страсти!
Засни, безнадежное сердце!
Я плачу, я стражду –
Душа истомилась в разлуке.
По всей вероятности, душа, по представлениям древних, выполняла различные предназначения. Порой её упоминание следует в положительном контексте, с явным знаком «плюс»:
Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь –
И то же в вас очарованье,
И та ж в душе моей любовь!
В некоторых случаях довольно сложно определить, с каким знаком употреблено это понятие.
Я вас любил… Любовь ещё, быть может,
В душе моей угасла не совсем.
Но пусть она вас больше не тревожит,
Я не хочу печалить вас ничем.
Однако чаще всего, судя по нашим источникам, душа становилась средоточием негативных воздействий на человека.
Я всё ещё его, безумная, люблю!
При имени его душа моя трепещет,
Тоска по-прежнему сжимает грудь мою,
И взор горячею слезой невольно блещет.
Констатируя очень низкий общий уровень развития человечества в изучаемый нами исторический период, мы тем не менее вынуждены признать, что в некоторых вопросах наши далёкие предки проявили отдельные относительные достижения. Так, например, понятие «душа» они наделили качествами отнюдь не примитивного, а достаточно сложного органа, воспринимающего различные воздействия на человека.
Не ветер, вея с высоты,
Листов коснулся ночью лунной –
Моей души коснулась ты.
Она тревожна, как листы,
Она, как гусли, многострунна.
Следует отметить, что заблуждение по поводу наличия в человеке души было широко распространённым. Об этом свидетельствуют найденные нами многочисленные старинные словари. В языке тех времён существовало множество слов, образованных от понятия «душа»: душевный, душеспасительный, душераздирающий, душенька, душегуб, душегрейка и т.д.
По дошедшим до нас сведениям, количество органов чувств у нас и наших далёких предков совпадает. Однако восприятие окружающего мира древним человеком нередко заставляет усомниться в этом и подозревать наличие у наших далёких пра-прадедов кроме зрения, слуха, осязания, обоняния и вкуса ещё одного, неведомого нам способа восприятия действительности. Все явления природы, предметы окружающего мира, а также животные и люди подразделялись ими на «красивых» (положительная характеристика, высшая степень – «прекрасно») и на «некрасивых» (отрицательная характеристика, крайняя степень – «безобразно, отвратительно»).
Трудно сказать, по какому критерию относили наши предки что-то или кого-то к той или противоположной категории. Причём определение «красивый» или, напротив, «некрасивый» было чрезвычайно важным для них, зачастую являлось определяющим в отношении к объекту или субъекту. Притягательным, желанным было только охарактеризованное как красивое.
По этому принципу воспринимались и явления природы.
А реченька та быстрая всегда в одной красе:
Водою серебристою подобная росе.
Против всякой логики порою даже те из явлений природы, что приносили всяческие неудобства, могли восприниматься крайне положительно: «Люблю грозу в начале мая… Мороз и солнце – день чудесный… Пусть сильнее грянет буря!»
Нередко наши предки соотносили себя, своё состояние с тем, насколько красива, по их представлениям, была окружающая природа. Почему-то им это было важно.
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом…
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? Жалею ли о чём?..
Так же абсолютно нелогично они воспринимали и все окружающие их предметы. Например, растения оценивали не с точки зрения их пользы для себя, а по этому странному признаку – наличию или отсутствию у них красоты.
Мила мне роза лишь такая,
Что с румяною зарёй
Ранним утром расцветая,
Пленяет яркой красотой.
Что касается людей, то их оценка практически всецело зависела от этого критерия. Это и определяло отношение к человеку.
Душе настало пробужденье,
И вот опять явилась ты,
Как мимолётное виденье,
Как гений чистой красоты.
Для людей, наделённых этим странным качеством – красотой в полной мере, существовали даже специальные определения. «Красавица» – так называли подобную женщину.
Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной:
Напоминают мне оне
Другую жизнь и берег дальний.
Мужчину, отвечающему этим требованиям, называли «красавцем».
Я взглянула – встрепенулася душой:
Это он, красавец-барин молодой!
Тот же голос и огонь в его глазах,
Только много седины в его власах.
К сожалению, понятие красоты, красивого так и остаётся для нас неразгаданной тайной. Наверное, наши предки действительно имели ещё один орган восприятия мира, со временем утраченный людьми. Впрочем, если на пути вперёд он отмер за ненадобностью, значит был несущественным, возможно даже мешающим воспринимать окружающее чётко, без лишних, отвлекающих характеристик.
Однако при явной нелепости деления всего вокруг на красивое и некрасивое, а также утверждение о наличии какой-то эфемерной души, это ещё было не самым абсурдным в перечне жизненных постулатов наших предков изучаемого периода. По крайней мере, ни то, ни другое из этих заблуждений не мешало повседневной жизни человека. Другое дело – так называемые «чувства», или «переживания», они же – «эмоции». Их было множество, и каждое выводило человека из обычного нормального состояния, погружая в паталогически-неестественное, извращённое, болезненно-аномальное. Их крайне негативное влияние на все стороны человеческой жизнедеятельности неоспоримо. Хотя нередко им ошибочно приписывалось, напротив, очень сильное положительное воздействие на человека.
Столько чувства в той песне унылой,
Столько чувства в напеве родном,
Что в душе моей хладной, остылой
Разгорелося сердце огнём.
Пока нами не разгадан механизм воздействия чувств на организм древних людей. Возможно, причиной являлись вредоносные бактерии или же какие-то сокрушительные излучения. Но, так или иначе, наши предки были абсолютно беззащитны от их пагубного влияния. Нахлынувшее чувство могло мгновенно разбалансировать всю систему человеческого организма – либо затормозив его работу, либо, напротив, лихорадочно ускорив. Но и в том, и в другом случае последствия воздействия эмоций оказывались крайне негативными. Главное – они как бы парализовали человеческий разум, закабаляли человека, делая его своим рабом. Судя по изучаемому нами источнику, чувства постоянно атаковали древнего человека. Точное их количество нами не определено, однако можно предположить их наличие во множестве.
При общем негативном воздействии чувств на человека, всё же наши предки подразделяли их на положительные и отрицательные. К первой категории относили радость, любовь, нежность, счастье и другие. Эти состояния, хоть и выбивали человека из нормального процесса жизнедеятельности, всё же не снижали жизненного тонуса, в отличие от отрицательных эмоций (печаль, страх, ненависть, зависть, ревность, обида и т.д.).
Следует отметить, что любые чувства, к какой бы категории их ни отнесли, – и те, и другие подчиняли себе человека, ограничивали его в действиях. В жизни древних от эмоций зависело практически всё – ведь именно они диктовали жизненную программу каждого.
Чрезвычайно сложные для нашего понимания вообще, понятия чувств, введённые в стихи, как правило, становятся абсолютно непостижимыми. Зачастую невозможно определить, какой знак – плюс либо минус – ставит автор перед тем или иным захлестнувшим его чувством. Нередко эти эмоции тесно переплетены в один тугой клубок.
Вы – огонь, вы – пламя страсти,
В вас – магическая власть,
Вы – любовь, моё несчастье,
Вы – блаженство, вы – напасть.
Итак, попытаемся, насколько позволяют нам источники, проанализировать эту – самую большую аномалию жизни наших далёких предков – их чувства. Начнём с тех, что, по их классификации относились к категории положительных.
Он говорил мне: «Будь ты моею,
И стану жить я, страстью сгорая!»
Прелесть улыбки, нега во взоре
Мне обещали радости рая.
Радость – полное удовлетворение от чего-то. Возникала при соответствии ожидаемого и полученного. Самая простая из положительных эмоций. Считалось, что она максимально способствовала оптимальному функционированию человеческого организма. Однако убеждение это – явно ошибочно. Достаточно сослаться на внешние проявления этого чувства. Возникшая в человеке радость, как правило, непроизвольно вызывала сокращение мышц лица, его искажение. Губы раздвигались в стороны, глаза сужались, в них появлялся неестественный блеск. Эта гримаса называлась «улыбкой». Как ни странно, она воспринималась нашими прадедами положительно.
И с надеждой робкой, зыбкой
Он глядит в её глаза:
На устах её – улыбка,
И прошла в душе гроза.
Однако улыбка была лишь первой фазой внешнего проявления радости. Дальше, как правило, следовал так называемый «смех». Он был для человеческого организма ещё более неестествен, а зачастую даже мучителен. Изо рта смеющегося человека непроизвольно вырывались бессистемные громкие звуки. При этом нарушалась ритмичность дыхания, нередко его перехватывало, тело судорожно содрогалось, лицо искажалось гримасой. И сам смеющийся, и окружающие ощущали дискомфорт. Нередко смех как бы заражал тех, кто находился рядом. И снова – парадокс: смех воспринимался со знаком «плюс» и даже воспевался поэтами.
Мне стан твой понравился тонкий
И весь твой задумчивый вид,
А смех твой, и грустный, и звонкий,
С тех пор в моём сердце звучит.
Впрочем, иногда изучаемые нами источники дают повод утверждать, что в отдельных случаях чей-то смех мог доставить другому большие неудобства.
Смейся, смейся громче всех,
Милое создание.
Для тебя – весёлый смех,
Для меня – страдание.
И всё же смех ещё не был кульминацией проявления радости. Апогеем являлся так называемый «хохот», когда смех достигал своей наивысшей степени, становясь процессом неуправляемым и даже болезненным. Это явление аналогично тому, когда из недр перегруженного механизма вырывается металлический гул, дребезжание деталей, наблюдается тряска. Очевидно, что ни работу машины, ни состояние человеческого организма в режиме перенапряжения (если даже его назвать положительным) – нормальным, а тем более оптимальным – считать нельзя.
Сухими, жёсткими словами
Терзала сердце мне порой,
И хохотала над слезами,
И издевалась надо мной.
Высшей степенью радости, её апогеем являлось «счастье». Так обозначалось состояние, когда наш предок получал максимум возможного не в чём-то конкретном, а буквально во всём. Как показывают наши исследования, подобное случалось крайне редко.
Однажды счастье в жизни этой
Вкушаем мы, вкушаем мы,
Святым огнём любви согреты,
Оживлены, оживлены.
Счастье, насколько мы поняли, – это не просто одно из чувств, а сложный их комплекс. Это, скорее всего, состояние человека, целиком наполненного лишь положительными эмоциями. Судя по всему, подобное в жизни наших предков случалось чрезвычайно редко и мало кто из них мог назвать себя счастливым. Как правило, это состояние бывало краткосрочным, а после лишь ненадолго воскрешалось в памяти.
Я счастье прошлое благословляю,
О если бы мечты мои сбылись!
Ведь я люблю тебя, люблю и проклинаю.
О дай, о дай мне снова жизнь – вернись!
Чаще всего состояние полного счастья длилось буквально мгновения и перемежалось с погружением в отрицательные эмоции.
И в эти минуты любви и разлуки
Мы прожили много и счастья, и муки.
Итак, состояние счастья и радости в жизни наших далёких предков случалось весьма редко. Вероятно, этим обстоятельством объясняется наличие у них суррогата этих чувств. Стремясь вновь пережить знакомые положительные эмоции, древние внушали себе (часто необоснованно), что впереди их ждут ещё более сильные и яркие переживания. В своём воображении они рисовали лишённые реальной почвы фрагменты грядущей жизни, называя их «мечтами» или «грёзами».
Под луной расцвели голубые цветы,
Они в сердце моём пробудили мечты.
Порою кому-то из наших предков становилась ясна несостоятельность, несбыточность этих нереальных планов. Однако же вовсе от них они отказаться не могли.
О, позабудь былые увлеченья,
Уйди, не верь обману красоты,
Не разжигай минувшие мученья,
Не воскрешай уснувшие мечты!
При столь узком спектре положительных эмоций в жизни наших предков отрицательных чувств имелось в изобилии. Чувства, полярные радости, – горе, грусть, печаль, тоска, страдание. Подобная отрицательная настроенность организма наблюдалась в моменты, когда наш прадед, по его мнению, недополучал чего-то в жизни или же терял что-то важное из имеющегося.
При общей отрицательной установке, чувства этой категории, тем не менее, значительно разнились между собой, имели свою индивидуальную окрашенность. Это – целый спектр эмоций. Грусть, печаль, тоска – чувства однотипные. Они характеризуют внутренний настрой человека на отрицательное, ущербное. Могли быть вызваны мыслями о чём-то тёмном, неприятном или же – ожиданием потери. Они разнились друг от друга только своей интенсивностью.
Грусть – лёгкая окрашенность восприятия действительности в пасмурные тона.
Не брани меня, родная,
Что я так люблю его –
Скучно, грустно, дорогая,
Жить одной мне без него.
Печаль – чувство чуть глубже грусти, сильнее.
Не уезжай ты, мой голубчик!
Печальна жизнь мне без тебя.
Дай на прощанье обещанье,
Что не забудешь ты меня.
Следует отметить, что чувства были сугубо индивидуальными. И нередко два человека, находящиеся рядом, в одних и тех же условиях, пребывали в диаметрально противоположных эмоциях.
За каждый светлый день иль сладкое мгновенье
Слезами и тоской заплатишь ты судьбе…
Мне грустно... потому что весело тебе.
Тоска – чувство более интенсивное, чем грусть и печаль. В палитре человеческих эмоций окрашена в более мрачные тона.
Только пыль лишь разостлалась
Вдоль по следу ямщика.
Песнь умолкла, но осталась
На душе моей тоска.
Близка к тоске, почти равнозначна ей по интенсивности и глубине переживаний – мука.
Я от зари и до зари
Тоскую, мучусь, сетую…
Допой же мне, договори
Ты песню недопетую.
Разумеется, вполне естественно стремление наших предков освободиться от бремени этих негативных чувств.
Ехали на тройке с бубенцами,
А вдали мелькали огоньки…
Эх, когда бы мне теперь – за вами,
Душу бы развеять от тоски.
Страдание, горе – это уже очень сильные чувства, по-настоящему глубокие, настраивающие человеческий организм на сугубо ущербный лад. Как правило, были связаны с потерей чего-то или кого-то дорогого, близкого.
Ах, зачем эта ночь так была хороша!
Не болела бы грудь, не страдала б душа.
Зачастую страдания соотносили с сердцем или душой человека.
О, если б мог выразить в звуке
Всю силу страданий моих –
В душе моей стихли бы муки
И ропот сомненья затих.
Отрицательные эмоции доставляли нашим предкам немало неудобств, разбалансировали нормальную функцию их организма. И, по закону действия-противодействия, это не могло не вызывать у них ответной реакции, в частности – соответствующих эмоций. Одной из них была ненависть. Это – сильнейшее, острейшее чувство неприятия чего-то или кого-то, желание произвести по отношению к виновнику ответную соответствующую акцию.
Мне ненавидеть бы вас надо
За то, что муки я терплю…
Я погубить порой вас рада,
Но я вас всё-таки люблю!
Другое ответное чувство было совсем иного характера. Его называли «презрением». Это – одно из самых труднообъяснимых эмоциональных состояний древних.
Вам не понять моей печали,
Когда в очах, вам дорогих,
Холодности вы не читали,
Презренья не видали в них.
Ненависть и презрение – это два диаметрально противоположных отношения к человеку. Ненавидеть – наивысшая степень неприятия, резко отрицательная настроенность по отношению к кому-то, полное от него отторжение. Презирать – означало также отрицательное отношение. Однако в этом понятии был заключён совсем иной смысл. Если ненавидеть можно того, кого порой оцениваешь достаточно высоко, то презирать – значит ценить кого-то предельно низко, демонстративно не замечать. И хотя по своей силе презрение уступало ненависти, нашими предками оно зачастую воспринималось более остро и болезненно. Здесь вступала в действие так называемая «обида» – осознание того, что тебя ценят очень низко.
Отрицательные эмоции, так же как и положительные, непременно получали своё отражение во внешнем облике наших предков. Чаще всего это были «слёзы», «плач».
Не осенний мелкий дождичек
Брызжет, брызжет сквозь туман –
Слёзы горькие льёт молодец
На свой бархатный кафтан.
Плакать – значило выделять из глаз капли солёной влаги (так называемые «слёзы»). Иногда этот процесс был довольно обильным. Он сопровождался искажением лицевых мышц, что вело к значительному изменению внешности человека. Порою плач бывал сверхинтенсивным, начинал сопровождаться бесконтрольным судорожным сотрясением тела и громкими, непроизвольными, невразумительными воплями. Это означало сильнейшую, наивысшую степень плача и называлось «рыданием».
О, сколько, сколько раз вечернею порою
В запущенном саду, на каменной скамье
Рыдала я, забытая тобою,
О милом, дорогом, о розах, о весне.
Приведённые выше примеры наглядно демонстрируют, в какой рабской зависимости находились наши предки от этих неведомых нам «чувств». Именно эмоции руководили поведением людей того времени, заставляя зачастую совершать поступки абсурдные и вредные. Следует отметить, что некоторым из них хватало разума на то, чтобы осознать вредоносность переполнявших их организм переживаний.
Хотел бы в единое слово
Я слить мою грусть и печаль
И бросить то слово на ветер,
Чтоб ветер унёс его вдаль.
Однако это вполне естественное стремление сбросить с себя путы чувств было в те времена неосуществимо. Освобождение от них пришло лишь спустя два столетия, когда был открыт ген эмоций и наконец-то навсегда удалён из человеческого организма. А в те далёкие времена человек был вынужден непрестанно жить под тяжким бременем своих переживаний.
Этот длинный и сложный перечень эмоций, о которых шла речь выше, при всём их разнообразии и силе, блёкнет перед одним-единственным чувством, о котором пойдёт речь ниже. «Любовь» – самое загадочное, парадоксальное и труднопостижимое из чувств, которые переполняли наших предков. Главный её парадокс заключался в том, что она невозможна была в абсолютном одиночестве. Чтобы она возникла, необходим был ещё один человек, то есть – её объект. На первый взгляд, казалось бы, именно её, любви, было легко избежать (не общайся с этим объектом – и только). Однако же изучаемые нами источники свидетельствуют об обратном. Судя по дошедшим до нас стихам, именно любовь занимала главенствующее место в жизни древнего человека. Наши далёкие предки не только не старались избежать её, но всячески стремились к ней, «мечтали» о ней.
Не было ни одного поэта, который бы не слагал стихов о любви. Нам не удалось вывести её исчерпывающей формулы. Её характеристики крайне неоднозначны. Всякий раз она выступает в новом облике. Зачастую её чрезвычайно трудно узнать, причём даже в стихах одного и того же автора. Именно стихи о любви больше всего полны парадоксов и противоречий. И начинаются эти противоречия с её определения.
Любовь – она не связана,
Она, как птица, гордая.
Любовь бывает разная –
И сладкая, и горькая.
«И сладкая, и горькая»! Так с каким же знаком это чувство – плюс или минус? Впрочем, кажется, на этот вопрос однозначно ответить невозможно. Порою поэт рисует прямо-таки идиллическую картину.
В том саду, где мы с вами встретились,
Ваш любимый куст хризантем расцвёл.
И в моей груди расцвело тогда
Чувство яркое нежной любви.
Иногда в эту идиллию проникают интонации неблагополучия, близкой катастрофы. Обычно они появляются со словами: «ушёл, покинул, забыл».
Зажгли вы вновь во мне любовь,
Ушли и не вернулись вновь,
Но слово нежное «люблю»
Я не забуду никогда.
«Зажгли любовь» – уже одно это словосочетание вызывает отрицательную ассоциацию. Значит, любовь – болезнь? По всей вероятности – да. По крайней мере, умственные расстройства она явно вызывала. Причём сами авторы это осознавали.
Я люблю тебя, без ума люблю!
О тебе одной думы думаю,
При тебе одной сердце чувствую,
Моя милая, моя душечка.

Я всё ещё его, безумная, люблю!
При имени его душа моя трепещет.
Тоска по-прежнему сжимает грудь мою,
И взор горячею слезой невольно блещет.
Часто поэты сравнивают постигшее их чувство любви если не с болезнью, то со стихией.
Когда-нибудь, коль не теперь,
Придёт любовь, чтоб стать судьбою,
Придёт, как ливень, как метель,
Всё заслонив вокруг собою.
Зачастую это чувство, предполагающее отношения двоих, «загоралось» лишь в одном. Это была самая нежелательная, однако часто встречающаяся ситуация – так называемая «безответная» любовь.
Теперь и сам не рад, что встретил,
Что вся душа полна тобой…
Зачем, зачем на белом свете
Есть безответная любовь?!
Как выясняется, бывали случаи, когда в любовном процессе происходил какой-то сбой и один из влюблённых неожиданно менял объект своего чувства.
Любил я очи голубые,
Теперь влюбился в чёрные.
Те были нежные такие,
А эти – непокорные.
Случались совсем уж абсурдные ситуации. Автор стихов сам не мог определить: влюблён он или нет.
И грустно я так засыпаю,
И в грёзах неведомых сплю…
Люблю ли тебя – я не знаю,
Но кажется мне, что люблю!
Однако изучаемые нами источники свидетельствуют о том, что существовала и «ответная» любовь, которую называли «счастливой».
Помнятся летние ночи весёлые,
Нежные ночи приветные,
Очи лазурные, рученьки белые,
Ласки любви бесконечные.

Не уходи, побудь со мною!
Я так давно тебя люблю.
Тебя я лаской огневою
И обожгу, и утомлю.
Наивысшую степень любви, её самое сильное проявление наши предки называли «страстью». То уже была настоящая стихия. Но и это, совершенно аномальное, состояние человека древние поэты тоже воспевали в своих стихах.
Не уходи, побудь со мною,
Пылает страсть в моей груди.
Восторг любви нас ждёт с тобою…
Не уходи, не уходи!
Выражением любви служили, прежде всего особые – «нежные, ласковые» слова. Они способствовали установлению более тесных контактов с объектом чувства.
День и ночь роняет сердце ласку,
День и ночь кружится голова,
День и ночь взволнованною сказкой
Мне звучат твои слова.
Внешним же проявлением взаимного чувства служили чрезвычайно странные действия влюблённых – так называемые «объятия» и «поцелуи». Обняться – значило предельно тесно прижаться друг к другу, обхватив руками. Во время поцелуя влюблённые ещё и соединяли губы, замерев в этом положении на какое-то время. Это действие было не только странным, но и чрезвычайно негигиеничным. Тем не менее и этот абсурд был воспет в стихах древних поэтов.
Обойми, поцелуй,
Приголубь, приласкай,
Ещё раз поскорей
Поцелуй горячей!

В этой шали я с ним повстречалась,
И любимой меня он назвал.
Я стыдливо лицо закрывала,
А он нежно меня целовал.
Говоря о любви, нельзя не сказать ещё об одном чувстве, тесно примыкающем к ней. «Ревность» – ещё более загадочна и труднопостижима. Если любовь возникала на взаимном (или невзаимном) притяжении двоих, то в ревности – уже более сложная математика. Здесь были необходимы, по крайней мере, трое, и схема их взаимодействия – более замысловата. Всё основывалось на странном физическом явлении: одновременном притяжении двоих к одному, третьему. И когда эта взаимосвязь устанавливалась, начиналось самое загадочное и труднообъяснимое: интенсивное отторжение этих двоих (так называемых «соперников») друг от друга. Почему-то каждому из них было необходимо получить расположение третьего лица (любимого или любимой) и не допустить такого же отношения объекта своей любви к сопернику. Возникал треугольник, в котором всем троим было дискомфортно. Это и была ревность.
Вам не понять моей печали,
Когда вы ревности вулкан
В своей груди не ощущали
И не тревожил вас обман.
Часто отношения внутри образовавшегося треугольника накалялись предельно, становились взрывоопасными, катастрофическими.
Как сон, неотступный и грозный,
Мне снится соперник счастливый,
И тайно, и злобно кипящая ревность пылает,
И тайно, и злобно оружия ищет рука.
Между соперниками начиналась яростная непримиримая борьба. Это противоборство бывало настолько беспощадным, что нередко заканчивалось гибелью одного или обоих соперников.
Долго бились они на крутом берегу –
Не хотел уступить он красотку врагу.
Порою в этой борьбе уничтожался и третий в этом любовном треугольнике – сам объект их притяжения.
Ты невестой своей полюбуйся поди –
Она в сакле моей спит с кинжалом в груди.
Весь этот процесс взаимодействия троих был совершенно противоестественным. Его невозможно объяснить никакими существующими законами взаимосвязи предметов в природе. Впрочем, и все так называемые «чувства» наших предков (а любовь и ревность – в особенности) не подчинялись никаким законам природы. Они были противоестественны и абсурдны. И тем не менее наши прадеды упорно держались за них, не желая от них избавиться. Больше того – их поэты воспевали эти чувства в своих стихах, особенно – любовь.
Покуда дней златых весна,
Отрадой нам – любовь одна.
Друзья, любите, вновь и вновь:
Земного счастья верх – любовь!
Тема любви в стихах наших предков тесно связана с другой – дети. В изучаемый нами исторический период человечество уже умело изготавливать детей искусственно, в лаборатории. Однако, судя по дошедшим до нас источникам, люди тогда всё же почему-то предпочитали производить детей естественным путём. В отличие от нас, древние чрезвычайно дорожили своими детёнышами, придавая факту их существования какое-то особое, загадочное значение. Зачастую именно в детях видели древние главный смысл своей жизни, её цель и ценность.
И даже в нашей старости себя мы веселим:
Младость вспоминаючи, на детей глядим.
Подобное отношение к детям в то далёкое время, как и в любое другое, абсолютно нелогично и абсурдно. Какой в этом смысл? Ведь дети – не ветки на дереве, они вырастут и без родителей.
Нельзя сказать, что наши прадеды не понимали этого. Ведь именно в наследство от них достались нам лаборатории по искусственному производству детей. А от их детских домов и интернатов – наши спецпитомники по выращиванию потомства. Разумеется, люди в те времена не могли не понимать, что их культ детей лишён всякого разумного смысла. Не случайно уже тогда была начата решительная борьба с ним: нередко родители переставали дорожить своими детьми, а то и вовсе отказывались от них. Однако, как и во всём другом, наши предки оказались непоследовательны и не довели начатого до конца. По крайней мере, их песни, посвящённые детям (чаще всего – «колыбельные», усыпляющие) полны нелепых «ласковых» обращений: дитятко прекрасное, свет мой ясный, птенчик любимый и т.п. Готовя своего ребёнка во взрослую жизнь, мать стремилась и в будущем сохранить с ним тесную связь.
Отправляясь в путь опасный,
Помни мать свою…
Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.
Подводя итоги, можно сказать следующее. Наши предки, жившие три столетия назад, находились на очень низкой ступени развития, хотя у них имелись значительные предпосылки для стремительного продвижения вперёд по пути цивилизации. Главным сдерживающим фактором было наличие в каждом из них гена эмоций, вследствие чего чувства преобладали над разумом. Это, бесспорно, отвлекало, рассеивало внимание, нарушало логику мысли и как результат – уводило от решения насущных жизненных проблем.
Начать хотя бы с того, что они не умели управлять природой и всецело зависели от неё, терпя от этого колоссальные проблемы.
А как люди тогда передвигались! На уровне доисторических первобытных своих сородичей. Затрачивая собственную мышечную энергию, поочерёдно переставляли ноги. Шли прямо по земле, даже если она бывала неровной, мокрой и грязной. Их различного рода механизмы для передвижения были нелепы – громоздки, оглушительны и удушающи. Преобразовывать свою биологическую энергию в механическую наши предки не умели. Биолёта ещё не знали.
Даже собственное горючее – эту самую их «пищу» им приходилось производить беспрестанно, в тяжких трудах. Сколько тратили они на это времени, сил, энергии! По сути только тем и занимались: ели, чтобы жить, и жили, чтобы добывать еду и заправляться ею, т.е. – есть.
Но главное – человек тогда жил под вечным нервным гнётом. В любую минуту, на каждом шагу он должен был самостоятельно ориентироваться, отвечать на массу вопросов, от которых зависела его жизнь. Накопленные человечеством знания не служили ему опорой: они не были ещё сконцентрированы в одном месте, как сейчас. Это мы теперь привыкли к тому, что нас неустанно и надёжно опекает Общий Разум. Мы свыклись с неусыпным Менторским надзором. Не изводим себя на каждом шагу раздумьями: куда повернуть, каким образом преодолеть препятствие, как поступить – Менторский голос всегда подскажет нам самое рациональное и надёжное решение. А наши бедные предки были лишены такой комфортной жизни, им всё приходилось решать самим.
И от всего-то они, неразумные, зависели: от милостей природы, урожая, удачи на охоте, от работы – своей и соплеменников, и ещё от многого. Не жизнь, а вечная борьба за неё. И главное – никакой свободы! Как только они выживали?!
А виною всему – всего-навсего – их эмоции. Их было множество. Они подстерегали человека на каждом шагу, беспощадно атаковали его, брали в плен, порабощали. Свои основные силы человечество тратило на борьбу с ними, а не на решение насущных задач.
Нам, не знакомым с эмоциями, невозможно по-настоящему понять, что это такое, постичь необъяснимую их силу и власть над своим хозяином. Впрочем, это ещё большой вопрос: кто был хозяином – сам человек или же его чувства?
Итак, заканчивая свою исследовательскую работу, несмотря на тщательно изученный обширный материал, доставшийся нам от предков, мы всё же не можем достоверно ответить на поставленный нами вопрос. Следует честно констатировать, что эта задача невыполнима.
Учитывая исключительную важность и сложность данного изыскания, исходя из интересов Большой науки, имея в виду заранее полученное разрешение Главного Менторского Центра, принимаю решение временно, до окончания данной работы, ввести себе ген эмоций из фондов Генерального Научного Управления. Уверена, что исследователю необходимо на собственном опыте проверить эффект его воздействия на человеческий организм. Только опытным путём может быть получен достоверный ответ на поставленный нами вопрос: действительно ли влияние чувств на поведение человека так велико и неодолимо? Верно ли наше предположение, что, только решительно избавившись от эмоций, человечество смогло наконец сделать грандиозный рывок вперёд по пути прогресса и цивилизации?

Итак, операция позади. Она оказалась не такой уж сложной и вовсе безболезненной. Впрочем, неожиданно пришлось пережить одно испытание. Врач-мужчина, будто забыв, что я-то – женщина, беззастенчиво шарил по моему телу взглядом и руками. Стыдно было ужасно! Других неудобств не наблюдалось. Введённый мне незнакомый ген никак не ощущаю, хотя всё время помню о нём, постоянно на эту тему размышляю.
Ну вот я и шагнула на три столетия назад, стала совсем такой же, как некая моя пра-прабабка в каком-нибудь непостижимом двухтысячном году. Быть может, в моём возрасте она сочиняла стихи, волновалась, влюблялась и совершала ещё всякие безрассудства. Как жаль, что я ничего этого не умею! А может быть, теперь-то и смогу? Ведь я же отныне, как и она, совсем беззащитна перед первопричиной этого – таинственными коварными эмоциями. Впрочем, в их силу я нисколько не верю. Хотя, конечно, эксперимент проведу до конца. А сейчас – в путь! Пора домой: ведь сегодня у меня будет гость. Включаю свой биолёт. Взлетаю.
Да, а вот моя-то прабабка тогда биолёта не имела. Это ей бы пришлось сейчас идти собственными слабыми ножками, да ещё и – по мокрой, грязной земле. Сегодня же в окружающей природе – дождь. А предки наши не умели даже раздвинуть тучи, организовать себе хорошую погоду. Вот как, к примеру, здесь сейчас: кругом по горизонту – непроглядная хмарь, а над городом – чёткий квадрат голубого неба. Ничто не мешает мне парить рядом с птицами. Так бы и летала, летала… Впрочем, стоп! Чем-то мой личный Ментор недоволен. В чём дело?
– Особь Ж-12-37! Вы отклонились от заданного курса. Река не входит в схему вашего движения.
– Да при чём тут схема? Мне просто захотелось поглядеть на реку при закате.
– Это нецелесообразно, так как удлиняет ваш путь.
– Отстань ты со своей целесообразностью! Хочется мне к реке, понимаешь? Вот будто магнитом притягивает. Не мешай!
– Вы ведёте себя очень странно.
– Находишь? Да нет, это – не я, а она, река. Ой, что это с ней?! Что здесь произошло? Как всё изменилось!
– Вы ошибаетесь: всё – как обычно. Никаких изменений не наблюдается.
– Как это «никаких изменений»? Да здесь же всё иначе! Ничего не узнать! Ослеп ты, что ли? А откуда здесь этот резвый игривый поток расплавленного золота?
– Это всего лишь заходящее солнце, как всегда, отражается в речной воде.
– Кто укрыл берега пёстрым радужным ковром?
– Ничего необычного. Начало лета – время активного цветения растений. А цветы имеют различную окраску. Вот и всё.
– А что за воздух здесь сегодня? Он прямо-таки густой от ароматов, посвиста, свиристения.
– Всё очень просто: в природе – время брачного периода, и птицы…
– Замолчи! Прекрати свои дурацкие комментарии! Не мешай мне наслаждаться! Это надо же быть слепым, глухим и замороженным, чтобы не понимать, как тут сегодня всё-всё иначе! Да не было, не было здесь никогда так дивно, так волшебно. Это же – просто чудо, сказка какая-то! Всё – такое лучистое, новорождённое и очень живое, весёлое – каждая песчинка, любая травинка… Ой, да это же – рифма!
Как нежно поглаживает река берега, как она причмокивает полусонно, усыпляет, завораживает. Толща воды глазу совсем неприметна, будто и нет её вовсе – так она чиста и прозрачна. Ой, а вон на самом дне озорной родничок так забавно извергает свои фонтанчики! Бурлит, шаловливо кувыркается, воронкой взвихривая водичку над собой. Не выпускает из плена сорванный листочек, и тот блуждающим корабликом всё кружит, кружит по замкнутому заколдованному кольцу.
А солнышко-то за день, видать, утомилось – смотрит полусонно, вполнакала. Лениво вынимает из реки последние свои лучики, стряхивает с них росу на травку и по-кошачьи поджимает под себя – на ночь устраивается. А, так вот, оказывается, где прячутся звёздочки днём! Мерцают в воде украдкой и легонько позванивают, перекликаются. В стайки собираются, скоро – снова на небо, по своим местам. Ишь, а там, на повороте, куст к самой реке приник, в чистой воде свои ветки полощет. Похож на женщину с длинными зелёными волосами… Нет, совсем не то, не так! Разве всё, что творится вокруг, передашь обычными словами? Какие-то они блеклые, тусклые. Здесь нужны стихи. Ах, как жаль, что я не умею сочинять стихов! Но ведь есть же те, что написал кто-то давным-давно, может быть, моя прабабка:
Погляди, посмотри, как чудесно
Убран звёздами купол небесный,
Как мечтательно смотрит луна
И какая вокруг тишина.
И всё же – что за великая загадка поселилась сегодня здесь? Почему всё так круто изменилось? Ведь глаз не оторвать! Что-то невидимое, неосязаемое разлито вокруг и сладко дурманит, карусельно кружа. Как-то совсем непривычно, ново. Хотя, действительно, кардинально ничего не изменилось. А всё – по-другому. Что-то появилось. Но – что? Что?!
А, может… Вполне вероятно… Ну, конечно! Да, да! Это же она – Красота! Она, она!
Ворвалась. Омыла. Покорила. В груди что-то ссохшееся, заскорузлое пробуждается, расправляется, оживает. И я точно знаю: это – она, моя душа. Скомканная, слежавшаяся, почти уже умершая…
– Эй ты, Ментор-всезнайка! Ну-ка скажи: где у человека его душа, а?
– Такой орган у людей отсутствует. Для него в человеческом организме нет места. К тому же, поскольку все необходимые для жизни функции уже выполняют другие органы, этот был бы явным излишеством.
– Эх ты, знаток! Сам ты – сплошное излишество! Ах-ха-ха!
– Как понять эти непривычные звуки и странную гримасу на вашем лице?
– Простого смеха не понимаешь? А ещё нас берёшься поучать!
– Особь Ж-12-37! Вы нерационально используете время. Эта незапланированная остановка у реки абсолютно нецелесообразна.
– Да ты глянь – красотища-то какая! Ведь глаз не оторвать.
– Ваш ответ невразумителен, как и некоторые другие фразы в этом разговоре. Вам надлежит срочно обратиться в Контроль-центр для проверки. У вас наблюдаются явные сбои в системе мыслительного аппарата.
– И не подумаю! Сам проверяйся.
– В таком случае придётся мне сигнализировать туда. Ваша адекватность вызывает некоторые сомнения.
– А ябедничать – нехорошо, просто мерзко!
– Ответ не понят.
– Да чего от тебя ещё-то ждать?
– Ещё раз рекомендую немедленно обратиться в Контроль-центр. Кроме того, напоминаю: вам следует ускоренными темпами продвигаться к месту вашего обитания. У вас сегодня по графику – встреча с особью мужского пола М-91-13. Цель встречи – создание образцовой заготовки будущего человека для заселения вновь открытой планеты номер 932 в созвездии 147-прим.
– Тише ты! Чего орёшь-то на весь белый свет! Без тебя знаю, для чего встреча. А вот за напоминание – спасибо. Мне с Тринадцатым очень хочется встретиться. Итак, в путь!..

– Дорогой! Ну, наконец-то! Я так ждала тебя!
– Ждала? Но я прибыл на полторы минуты раньше назначенного срока.
– Да что мне эти назначенные сроки! Я всегда тебя жду. Без тебя мне так грустно, милый!
– «Милый» – что это значит?
– Это значит, что ты – мой единственный, желанный, самый красивый на свете. Ты – мой любимый!
– Странно: я не понимаю, о чём ты говоришь. Это язык какой планеты?
– Язык моего сердца, родной!
– Очень странно! О такой планете я даже никогда не слышал. Из какого она созвездия?
– Из созвездия Влюблённой души, мой любимый!
– Нет, не знаю. Наверное, открыта совсем недавно. Впрочем, это не важно. Давай займёмся делом, ради которого встретились.
– Подожди, милый! Хоть поговори со мной!
– Поговорить? На какую тему? С какой целью?
– Ну что ты, в самом деле – всё «дело» да «цель»! Скажи лучше: ты хоть иногда видишь меня во сне?
– Разумеется, нет. Снов я никогда не вижу. Ведь они – показатель нарушения важных процессов в организме. А у меня всё – в идеальном порядке.
– Очень жаль! А вот мне сегодня приснилось, что ты пришёл с большим букетом красивых цветов. Скажи, ты когда-нибудь мне подаришь хоть один цветочек?
– Цветы? Это – часть растений в определённый период их развития. Они тебе для чего-то нужны? Если да, я до-ставлю их в нужном количестве.
– Ничего доставлять мне в нужных количествах не надо! Подари мне когда-нибудь цветочек просто так, чтобы порадовать. Я тогда обниму и поцелую тебя, мой милый!
Я прошу всего лишь цветочек. Ты же стихов ведь сочинять не умеешь и песен мне петь никогда не будешь. Как же я завидую своей далёкой прабабке, которой её любимый когда-то пел:
Пусть, милая, тебе спокойно спится,
А я пока всю рощу осмотрю,
Скажу, чтоб вовремя запели птицы,
Задую звёзды и зажгу зарю.
– Ты зря перешла на этот странный язык – я его не понимаю. Мы только попусту тратим время. Нам давно пора приступить к делу. Оно ответственное. Предстоит заселять вновь открытую планету. Туда будут поставлять только идеальных обитателей. Чтобы их вырастить, питомнику требуется образцовый человеческий материал. Искусственный, из лабораторных пробирок не годится. Необходим натуральный, естественный, к тому же – элитный. Произвести одного инопланетянина поручено нам. Ведь у нас, по заключению Главного Центра, – идеальное сочетание генов. Итак, не будем медлить. Приступим к делу!
– Ну как ты можешь! Значит, для тебя любовь – это просто «дело»? Что такое ты говоришь: «поручено произвести человеческий материал»! Да ведь это же будет твой ребёнок, твоя кровиночка! А ты помнишь, что у нас с тобой уже есть ребёнок, сын? И – что? Где он? Что с ним? Мы ведь даже никогда не видим его. Так зачем же нам ещё один – такой же сирота?
– Повторяю: у нас очень удачное сочетание генов. Потому нам и дают это ответственное поручение по производству будущих обитателей новых планет. Их выращивают в специальных питомниках квалифицированные специалисты. Они обеспечены всем необходимым. Зачем же нам посещать эти питомники? Это было бы абсолютно нецелесообразно.
– Эх ты – «производство», «поручение», «нецелесообразно»...
– Внимание, внимание! Задание по производству заготовки нового инопланетянина на сегодня отменяется! График был составлен до введения особи Ж-12-37 постороннего вредного гена. Теперь же он может испортить произведённый человеческий материал. Возможно, задание перенесут на более поздний срок, когда опасный ген будет из организма означенной особи удалён.
– Слушай, ты! Мы тебе что – машины по производству детей, чтобы нас включать и выключать, когда тебе вздумается? И ещё – запомни: я тебе больше не «особь», а человек, женщина, ты слышишь? И никогда, никогда больше не клейми меня этими жуткими номерами! Теперь у меня будет человеческое имя. Пусть отныне меня зовут, например, Ева. Так звали когда-то одну прекрасную женщину, самую первую на Земле. Это она из своего немыслимого далека научила меня жить, а не существовать – чувствовать, быть живой, а не бесчувственной марионеткой.
– Ну, кажется, я здесь больше не нужен. У меня по графику сегодня – ещё одна встреча.
– А, я знаю, знаю, куда ты так спешишь – к той носатой лаборантке. Она уже давно разнюхала тебя и уцепилась – не оторвать. Милый, ты не ходи к ней больше, ладно? Никогда! Зачем она тебе? Ты приходи ко мне. Я буду ждать тебя всегда – каждый день, каждую минуту. Но учти: если ты всё же пойдёшь к своей носатой – я ни перед чем не остановлюсь! Ты слышишь меня, слышишь? Ушёл!..
– Особь Ж-12-37! Внимание!
– Ты снова – за своё?! Не «особь» я, понял?
– Вам надлежит незамедлительно явиться в Главный Контрольный центр для срочного удаления введённого вам гена эмоций.
– Это – чтобы снова превратиться в бесчувственную болванку? Ну уж нет, не дождётесь! Не бывать этому!
– Посторонний ген чрезвычайно пагубно влияет на функциональные способности вашего организма. У вас наблюдаются явные сбои в логике – как речи, так и поведения.
– Да идите вы со своей логикой! Она меня абсолютно не устраивает! Я теперь хочу жить иначе, понятно?
– Вы странно ведёте себя, странно говорите. Видите сны, а это – очень негативный фактор. К тому же и во снах вы ведёте себя неадекватно, а это настораживает.
– А значит, от вас ни днём никуда не спрячешься, ни даже ночью! Вы и сны наши подсматриваете! Какой кошмар! А мы-то ещё наших предков жалеем: свободы у них, видишь ли, не было. Да чтоб у них свободу отнять, темницы были нужны, колючая проволока. А мы-то сейчас и без этого обходимся. Ни шагу самостоятельно не сделаешь – всё только по указке. Вся жизнь – под присмотром. Всё, хватит! Надоело! Не желаю так жить больше!
– Ж-12-37! Кажется, вам требуется срочная помощь.
– Нет, ни в коем случае! Уж твоя-то помощь мне точно ни к чему! Уволь!
– Я передал сигнал тревоги. Скоро сюда прибудут операторы Главконтрольцентра, чтобы освободить вас от постороннего гена, который так вам мешает. Осталось ждать совсем недолго – они уже близко.
– Близко?! Да это же конец! Что же делать, что?! От них ведь никуда не спрятаться, не скрыться! Впрочем… Эй ты, всезнайка! Ну-ка скажи: на биолёте можно долететь до планеты 932 в созвездии 147-прим? У меня – ребёнок там, сынок. Мне повидать его надо, обнять, приласкать. Я колыбельную ему спою, очень красивую.
Спи, дитя моё, усни!
Сладкий сон к себе мани.
В няньки я тебе взяла
Ветер, солнце и орла!
Ну, так долечу я до него на своём биолёте?
– Это совершенно исключено. На биолёте можно передвигаться только в земной атмосфере. А до другой планеты следуем добираться лишь в специальной ракете.
– А если всё же попробовать – на биолёте?
– В таком случае пассажир превратится в блуждающую мини-звезду, вечно странствующую по космосу.
– Блуждающая, вечно странствующая звезда! Это же прекрасно! Об этом можно только мечтать! Это просится в стихи. И они уже давным-давно написаны:
Гори, гори, моя звезда,
Звезда любви приветная!
Ты у меня – одна заветная,
Другой не будет никогда.