В последние годы в нашей исторической и публицистической литера-туре дискутируется вопрос о том, был ли осуществлен И.В. Сталиным поворот к Православной Церкви? Я уже имел возможность высказать свою позицию по этому вопросу в книгах «Патриарх Сергий (Страгородский): подвиг служения Церкви и Родине» и «Первосвятитель Церкви мучеников». Она существенно не изменилась. А недавняя публикация статьи И.А. Курляндского «О мнимом повороте Сталина к православной церкви», опубликованная в журнале «Вопросы истории» (№ 9. 2008 г.), ее отнюдь не поколебала.

Напомню об обстоятельствах появления указанной статьи И. Курляндского. В 1999 г. в журнале «Наш современник» и ряде коммунистических и патриотических средств массовой информации (газеты «За Родину, за Сталина», «Русский вестник» и др.) были опубликованы сенсационные материалы, призванные свидетельствовать, что еще перед войной, в 1939 г., советское руководство радикально изменило государственный курс по отношению к Православной Церкви, прекратило гонения на духовенство и верующих и провело в ноябре-декабре того же года массовую амнистию осужденных по церковным делам, в результате которой «на свободу» из лагерей вышли 12860 чел. и «из-под стражи» – 11223 чел., т.е. 24 тыс. чел. Кроме того, планировалось освободить еще около 15 тыс. чел. из числа 50 тыс. продолжавших отбывать наказание. Эти данные приводились в обоснование утверждения о повороте сталинского руководства навстречу Церкви еще до войны .

Однако эти данные и приводимые в их обоснование источники были подвергнуты резкой критике И.А. Курляндским в 2008 г., который утверждает, что указанные документы были сфальсифицированы и, вопреки версии о «либеральном повороте» Сталина к Церкви и верующим в 1939 г. и прекращении гонений, 1940-1942 гг. отмечены новыми жестокими репрессиями по церковным делам. «Мнимой версией» назвал Курляндский утверждения целого ряда авторов о повороте Сталина к Церкви в конце 1930-х годов ..

Казалось бы, после подобных утверждений нет достаточных оснований утверждать, что до знаменитой встречи в Кремле в сентябре 1943 г. имел место поворот Сталина к Православной Церкви. Однако попробуем представить некоторые из фактов, свидетельствующие о том, что в мировоззрении руководителя советского государства уже в 1930-х годах происходили существенные изменения, качественно ускоренные войной.

Момент встречи Председателя Совнаркома И.В. Сталина с тремя высшими иерархами Русской Православной Церкви был действительно исторический. Правительство страны, допуская избрание Патриарха, открытие православных приходов и духовных школ, откровенно признало несбыточность большевистских планов разгрома Церкви и устранения ее из жизни народа. «По существу были заключены условия своего рода «конкордата», который в основном государственная власть соблюдала до начала хрущевских гонений», – так подытоживает встречу Сталина с тремя митрополитами 4 сентября 1943 г. канадский историк русского происхождения Д. Поспеловский .

Думается, дело не только в том, что власть откровенно признала не-сбыточность большевистских планов по ликвидации Церкви. Смеем предположить, что в сознании властной верхушки партийно-советского руководства за годы войны произошла существенная ценностная эволюция. Трагическая действительность 1941 г. прежде всего воздействовала на сознание Сталина. Именно в его мировоззрении происходили существенные изменения уже в 1930-х годах, качественно ускоренные с войной. К сожалению, мы слишком мало имеем фактов об этой эволюции в мировоззрении, в сознании Сталина. Разбросанные в различных источниках отдельные факты и эпизоды из жизни и поведения главы Советского правительства, к сожалению, до сих пор не собраны, не систематизированы и должным образом не осмыслены.

Попробуем представить некоторые из этих фактов на страницах данной статьи, надеясь, что они послужат информацией, толчком для рассуждений, размышлений нашего читателя.

Слова «поворот к церкви» нельзя воспринимать как обозначение некоего процесса, обусловленного, так сказать, сдвигами конформистского толка в идеологии Советского государства. В таком случае сам этот процесс будет выглядеть хитроумным ходом Сталина, затевающим лукавую игру с «мнением народным» накануне пресловутых массовых репрессий 1937 года. Подобная позиция, на наш взгляд, глубоко ошибочна, поскольку не учитывает ни культурно-исторических факторов, определяющих значимые идеологические тенденции в Советском Союзе начала 30-х годов, ни последовательных, стратегически сильных и обдуманных шагов Сталина, стремящегося идейный базис «страны победившего социализма» преемственно связать с национальной идеей русского народа, которая не мыслилась вне многовековых традиций православного христианства. 

Необходимо в данном отношении подчеркнуть, что Сталин никогда не обладал абсолютной полнотой власти, а в 30-х годах – времени индустриализации и коллективизации страны, к тому же прошедшему в напряженной борьбе с оппозицией – тем более. А потому эти шаги не всегда были однозначны и полноценны.

Приведем только некоторые свидетельства, подтверждающие наш те-зис об особом сталинском видении идеологического курса советского госу-дарства и его политики в этой сфере.

В 1930 году правительство инициировало перенос памятника Минину и Пожарскому с середины Красной площади к собору Василия Блаженного (перенос был осуществлен в 1931 году). Доводы были весьма просты: памятник становился помехой для демонстраций и парадов боевой техники. Однако публичные высказывания и выступления, порожденные этим событием, неожиданно придали этой, в общем-то незначительной, проблеме значительный по своему цинизму смысл: а нужен ли этот памятник? Так, популярный, особенно среди первого поколения комсомольцев, поэт Джек Алтаузен, разразился на этот счет такими виршами:

Я предлагаю Минина расплавить.

Пожарского. Зачем им пьедестал?

Довольно нам двух лавочников славить.

Их за прилавками Октябрь застал. 

Случайно им мы не свернули шею.

Им это было бы под стать.

Подумаешь, они спасли Расею.

А может, лучше было б не спасать? 

Такого рода «выступление» не было в ту пору исключением из правил. Скорее, наоборот. Любопытный факт на этот счет приводится в книге 

Г. Марьямова «Кремлевский цензор», в которой автор приводит слова, будто бы сказанные И.В. Сталиным: «Демьян Бедный представлял себе исторические перспективы неправильно. Когда мы передвигали памятник Минину и Пожарскому ближе к храму Василия Блаженного, Демьян Бедный протестовал и писал о том, что памятник надо вообще выбросить и надо забыть о Минине и Пожарском. В ответ на это письмо я назвал его «Иваном, не помнящим своего родства». Историю мы выбрасывать не можем…» 

В отличие от Алтаузена, Д. Бедный тогда считался едва ли не хозяином в советской литературе: для него были всегда открыты двери всех без исключения издательств, его гонорары не шли ни в какое сравнение с гонорарами других советских писателей и поэтов, в его полном распоряжении находился специальный вагон, который, что называется, по первому требованию «хозяина» прикреплялся к любому составу, и, наконец, обитал Д. Бедный не где-нибудь, а в самом Кремле. То, что он мог выступать за снос памятника Минину и Пожарскому, вряд ли вызывает теперь сомнения. Многие его «творения», среди которых особо стоит назвать «Евангелие без изъяна евангелиста Демьяна», «Слазь с печки», «Без пощады», «Перерва», – убедительные свидетельства открытого глумления над национальными духовными святынями: русской историей, Русской Церковью, русским характером. Не вызывает сомнение и то, что у Бедного была огромная читательская аудитория, воспри-нимающая его в качестве идейного рупора советского правительства. Свою роль здесь играла и «кремлевская прописка» Д. Бедного, и созданный в начале 20-х годов миф о нем как о поборнике и выразителе правды «трудового народа».

Рубеж 20-30-х годов XX века – это период преобладающего вульгарно-классового отношения к выдающимся представителям отечественной культуры, когда новоявленные «деятели искусства» на своих многочисленных заседаниях и «прениях» разносили Пушкина «в пух и прах» за «белые штаны, за “вперед гляжу я без боязни”, за камер-юнкерство и холопскую стихию, вообще за “псевдореволюционность и ханжество”, за неприличные стихи и ухаживание за женщинами…» . Понятно, что так «доставалось» не только Пушкину: «холопскую стихию» и «псевдореволюционность» видели практически в каждом из деятелей культуры дворянского происхождения. Таким образом, «списывалось в утиль» великое наследие русской духовной культуры.

То, что Сталин в это время лишь в частных письмах (к тому же Бедному) выражает свою озабоченность русофобскими тенденциями, по сути царящими в общественном сознании, вполне объяснимо. Ему в ту пору нужно было незамедлительно и действенно решать проблемы социально-экономического развития страны, ее внешней и внутренней безопасности.

Только лишь, пожалуй, с середины 30-х годов позиция Сталина в от-ношении идеологического курса страны начинает реально воплощаться в политических решениях. И точкой отсчета здесь является открытое письмо Сталина членам Политбюро от 19 июля 1934 года «О статье Энгельса “Внешняя политика русского царизма”», в котором подвергалась жесточайшей критике позиция Энгельса по отношению к царской России как «тюрьме народов». 

21 января 1936 года в «Известиях» Н.И. Бухарин в связи с днем памяти В.И. Ленина назвал обломовщину «универсальной чертой» русского национального характера, которую смог преодолеть только гений Ленина. Кстати сказать, основные положения этой статьи были обнародованы Н.И. Бухариным еще 9 лет назад, в памфлете «Злые заметки» (опубликованной в газете «Правда» от 12 января 1927 г.), призванном, по большому счету, очернить память о Сергее Есенине как русском национальном поэте. Вместе с тем, «разбором» поэзии Есенина Бухарин не ограничивается, жестоко клеймя прошлое великороссов и глумясь над ним:

«Оно – в темноте.

Оно – в мордобое.

Оно – в пьянстве…

Оно – в матерщине.

Оно – в дряблости, неуважении к труду, в хулиганстве.

Оно – в “ладанках” и “иконах”, “свечечках” и “лампадках”.

Оно – в остатках шовинизма… 

Оно – в свинском обращении с женщиной.

Оно – во внутренней разнузданности, в неумении работать над собой, в остатках обломовщины, интеллигентского самомнения, рабского темпа работы.

И все это наше рабское историческое прошлое, еще живущее в нас, воспевается, возвеличивается, ставится на пьедестал лихой и в то же время пьяно-рыдающей поэзией Есенина…». И такое вещал ведущий политик партии, входивший в состав ее высшего руководства, в год десятилетия советской власти, и не где-нибудь, а в главной газете страны!

После такой уничижительной оценки русского народа и его исторического прошлого уже не вызывает удивления циничный отзыв о русской классической литературе, которая, по мысли несостоявшегося вождя, являет собой «кокетничанье своей собственной интеллигентской слюнявостью, бессилием, безволием, жалкой дряблостью» .

Заметим, что и в памфлете, и в статье Бухарин для большей весомости своих умозаключений обращается к работам В.И. Ленина. Но если «Злые заметки» имели нужное для Бухарина продолжение – многочисленные антиесенинские сборники, фильм С. Эйзенштейна «Против есенинщины», то статья в «Известиях» получила достойный и адекватный ответ.

Спустя три недели, в день памяти А.С. Пушкина, в газете «Правда» была напечатана редакционная статья «Об одной гнилой концепции», в которой явно чувствовалось авторство Сталина: «Вряд ли тов. Бухарин сумеет объяснить с точки зрения своей “концепции”, как это “нация обломовых” могла исторически развиваться в рамках огромнейшего государства… И никак не понять, как русский народ создал таких гигантов художественного творчества и научной мысли, как Пушкин и Лермонтов, Ломоносов и Менделеев, Белинский и Чернышевский, Герцен и Добролюбов, Толстой и Горький, Сеченов и Павлов».

Вкупе с открытым письмом Сталина эта статья, по сути дела, опреде-ленно свидетельствовала о начавшемся процессе реабилитации русской культуры и русской истории. Последовавший через несколько месяцев из-вестный разгром «исторической школы» академика М.Н. Покровского явился одним из знаковых событий этого процесса.

Год спустя страна с масштабным размахом отметила столетнюю го-довщину со дня смерти А.С. Пушкина. В популярных печатных изданиях уже не находится места вульгарно-классовым трактовкам жизни и творчества великого поэта. Наоборот, он признается и в новое время национальным гением, образцовой личностью поэта и гражданина.

В этом же году начались съемки легендарного фильма «Александр Невский». По верному замечанию современного историка П. Мультатули, «мощный образ благородного защитника земли русской, созданный Черкасовым, возвращал России не просто национального героя, но прославленного Церковью святого». Не лишним в этой связи будет заметить, что с января 1935 года по март 1938 года прекращается издание журнала «Безбожник» (с началом войны он и вовсе прекратил свое существование).

На этом фоне во многом показательной предстает история с постановкой в Московском Камерном театре оперы-фарса Д. Бедного «Богатыри» (ноябрь 1936 г.), ради запрета которой – беспрецедентный для того времени факт – было созвано внеочередное заседание Политбюро ЦК ВКП(б). Текст постановления, который мы приводим полностью, убедительно свидетельствует о самой сути жесткой сталинской позиции, позиции русского патриота в отношении истории своей страны, и что особенно важно, значительной роли в этой истории Православной Церкви.

 

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б)

о запрете пьесы Д. Бедного «Богатыри»

13 ноября 1936 г.

 

№44. п. 202 – О пьесе «Богатыри» Демьяна Бедного.

Утвердить следующий проект постановления Комитета по делам ис-кусств: Ввиду того, что опера-фарс Демьяна Бедного, поставленная под руководством А.Я.Таирова в Камерном театре с использованием музыки Бородина,

а) является попыткой возвеличения разбойников Киевской Руси как положительного революционного элемента, что противоречит истории и насквозь фальшиво по своей политической тенденции;

б) огульно чернит богатырей русского былинного эпоса, в то время как главнейшие из богатырей являются в народном представлении носителями героических черт русского народа;

в) дает антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося в действительности положительным этапом в истории русского народа, так как оно способствовало сближению славянских народов с народами более высокой культуры, – комитет по делам искусств при СНК Союза ССР постановляет:

1) Пьесу «Богатыри» с репертуара снять как чуждую советскому искусству.

2) Предложить т. Керженцеву написать статью в «Правде» в духе на-стоящего решения .

Это постановление было немедленно опубликовано «Правдой», «Из-вестиями», «Советским искусством», «Литературной газетой» и другими изданиями.

Платон Керженцев, председатель Комитета по делам искусств, 15 но-ября опубликовал в центральном органе ВКП(б), газете «Правда», статью «Фальсификация народного прошлого (о «Богатырях» Демьяна Бедного)», в которой писал: «Для постановки старинной шуточной оперы Бородина Камерный театр заказал новый текст Демьяну Бедному.

Старый текст Виктора Крылова, написанный как пародия на псевдонародную оперу, нуждался в замене…

В новой редакции была добавлена совсем раньше отсутствовавшая тема разбойников… Основная грубейшая ошибка Демьяна Бедного в том, что его пьеса является попыткой возвеличить «разбойничков» Киевской Руси как какой-то положительный и даже революционный элемент в нашей истории…

В народном эпосе героическую линию ведут не «разбойнички», как у Демьяна Бедного, а богатыри, которых огульно чернит и хулит пьеса, с таким захлебывающимся аппетитом поставленная Таировым в Камерном театре…

А между тем образы богатырей выявляют думы и чаяния народа. Они в течение веков живут в народе именно потому, что они олицетворяют героическую борьбу народа против иноземных нашествий; народную удаль, смекалку, храбрость, хитрость, великодушие, находившие особенно яркое выражение в определенные переломные моменты истории народа и его борьбы за свою лучшую долю.

И вот эта героика русского народа, этот богатырский эпос… превращается у Демьяна Бедного в материал для поголовного охаивания богатырей…

Исказив народный эпос, Демьян Бедный не остановился на этом. Ему для чего-то потребовалось исказить также и историю. Крещение Руси он изображает как что-то сделанное спьяна, без всякого толка и разумения.

… Перемену религии, явившуюся одним из крупнейших исторических событий Киевской Руси, Демьян Бедный изображает в виде пьяного шабаша полоумных дуралеев… Достаточно точно установлено, что принятие новой веры проходило через много сложных этапов, после переговоров, обсуждений, сличений разных вер. Известно, что Владимир был крещен за два года до массового крещения Руси. Но главное в том, что ложная, подыгрывающаяся под людей «без роду, без племени», трактовка истории Киевской Руси Демьяном Бедным искажает историческое прошлое.

И достаточно известно, что Крещение Руси было одним из главнейших условий, способствовавших сближению славян с Византией, а затем и со странами Запада, т.е. со странами с более высокой культурой.

Хорошо известно, что духовенство, в частности греческое, значительно содействовало распространению в Киевской Руси грамотности, книжного учения, иностранных языков и т.п. …

Таким образом, и в своей исторической части пьеса Демьяна Бедного является искажением истории, образцом не только антимарксистского, но просто легкомысленного отношения к истории, оплевыванием народного прошлого…

Такие пьесы чужды советскому искусству – они радуют только наших врагов» .

Откликов на это постановление – и публичных, и официальных, по большей части одобрительных – было немало. Многим из авторов откликов виделся в этом решении Политбюро ЦК ВКП(б) добрый знак грядущих перемен в идеологическом курсе Советской России. Именно так воспринял это постановление русский поэт С.А. Клычков: «Кому дали на поругание русский эпос? Жиду Таирову да мозгляку Бедному. Ну что можно было кроме сатиры ожидать от Бедного, фельетониста по преимуществу? Но кто-то умный человек и тонкий человек берет их за зад и вытряхивает лишнюю вонь. Демьяну Бедному влетело поделом. Этим постановлением реабилитируется русская история, а то все у нас дерьмом называют. Надо было. Теперь начинают признавать прогрессивное значение за многими фактами; пожалуй, поймут, что и кулик мог быть полезен. С другой стороны, постановление как бы реабилитирует христианство; может быть, поймут, что и сейчас верующий не подлец, потому что красть не станет» .

Через год Сергей Антонович Клычков по ложному доносу будет аре-стован и приговорен к расстрелу. И его судьба, как и многих других, разделивших с ним трагическую участь, – это тоже наша история, которую мы «выбрасывать не можем». Расстрел Клычкова был своеобразным ответом Сталину, свидетельствующим, что его курсу сопротивлялись весьма могущественные силы внутри руководящей элиты того времени.

Вместе с тем издевательское отношение Демьяна Бедного по отноше-нию к Крещению Руси после цитированного постановления Политбюро ЦК ВКП(б) навсегда решило его творческую судьбу – он быстро и надолго исчез с арены культурной жизни страны.

О постепенной эволюции взглядов властной элиты страны свидетель-ствует и другой ряд фактов и событий, имевших место в 1930-е годы. В 1934 г. отмечены первые изменения в официальных взглядах на отношение к историческим деятелям дореволюционной России. 22 сентября 1935 г. для командного и начальствующего состава Красной Армии и Флота были введены воинские звания – лейтенант, капитан, майор, полковник. Слово «офицер» официально вновь обрело положительный смысл. В обычную жизнь народа была возвращена Елка, правда, Новогодняя, а не Рождественская. С тех именно пор слова «Родина», «Великороссия», находившиеся под запретом, снова вошли в широкое употребление. 20 апреля 1936 г. ЦИК СССР отменил существующие для казаков ограничения в воинской службе. Вскоре началось формирование отдельных казачьих частей. При утверждении проекта этого постановления в Политбюро ЦК ВКП(б) по предложению К.Е. Ворошилова восстанавливались Казачьи части с их старой традиционной формой – цветными околышами фуражек и лампасами (красными – для донцов, синими – для кубанцев), с папахами, кубанками и бешметами.

В феврале 1936 года практически завершилась работа над проектом новой Конституции страны, инициированная И.В. Сталиным. Эта Конституция была призвана юридически закрепить политические перемены в стране. В «Черновом наброске» проекта Конституции в разделе об избирательной системе впервые были провозглашены всеобщие равные, прямые и тайные выборы. 1 марта 1936 г. Сталин принял в своем рабочем кабинете в Кремле одного из руководителей американского газетного объединения Роя Уилсона Говарда и дал ему интервью, в котором речь шла и о готовящейся Конституции. В частности, он отметил, что новая избирательная система обеспечит всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР, и новая советская Конституция станет самой демократической Конституцией из всех существующих в мире .

Однако значительная часть партийного аппарата идею всеобщих и равных выборов встретила в штыки. При обсуждении проекта Конституции с мест поступило немало поправок, которые требовали запретить отправление религиозных обрядов и не давать избирательных прав служителям религиозных культов.

На VIII Чрезвычайном съезде Советов, делая доклад о проекте новой Конституции, И.В. Сталин решительно отклонил поправку, требовавшую «запретить отправление религиозных обрядов… как не соответствующую духу нашей Конституции». Он остановился на предлагаемой поправке к статье 135, которая предусматривала сохранение лишенцев, т.е. тех, кто был лишен избирательных прав: «Наконец, еще одна поправка, имеющая более или менее существенный характер. Я говорю о поправке к 135-ой статье проекта Конституции. Она предлагает лишить избирательных прав служителей культа, бывших белогвардейцев, всех бывших людей и лиц, не занимающихся общеполезным трудом, или же, во всяком случае, – ограничить избирательные права лиц этой категории, дав им только пассивное избирательное право, т.е. право избирать, но не быть избранными. Я думаю, что эта поправка также должна быть отвергнута. Советская власть лишила избирательных прав нетрудовые и эксплуататорские элементы не на веки вечные,

а временно, до известного периода… Не пришло ли время пересмотреть этот закон? Я думаю, что пришло время. Говорят, что это опасно, т.к. могут пролезть в верховные органы страны враждебные советской власти элементы, кое-кто из бывших белогвардейцев, кулаков, попов и т.д. Но чего тут собственно бояться? Волков бояться, в лес не ходить… Во-первых, не все бывшие кулаки, белогвардейцы или попы враждебны Советской власти. Во-вторых, если народ кой-где и изберет враждебных людей, то это будет означать, что наша агитационная работа поставлена из рук вон плохо и мы вполне заслужили такой позор, если же агитационная работа будет идти по-большевистски, то народ не пропустит враждебных людей в свои верховные органы…» 

5 декабря 1936 г. съезд утвердил проект Конституции. Статья 124 Основного закона СССР гласила: «В целях обеспечения за гражданами свободы совести Церковь в СССР отделена от государства и школа от Церкви. Свобода отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами».

Статья 135 констатировала, что выборы депутатов являются всеобщими: все граждане СССР, достигшие 18 лет, независимо от расовой принадлежности, пола, вероисповедания, образовательного ценза, оседлости, социального происхождения, имущественного положения и прошлой деятельности, имеют право участвовать в выборах депутатов…

Это была несомненная победа Сталина и группы его сторонников в высших эшелонах государственной и партийной власти страны .

Другое дело, что в реальной жизни воплотить эти конституционные нормы священнослужителям не дали возможности. Но это уже иной сюжет политической действительности второй половины 1930-х годов. Он самым тесным образом связан с темой так называемых «сталинских» репрессий.

Обратим внимание на личностные черты руководителя советского государства.

Один из противников Сталина, зарубежный исследователь Л. Регель-сон, признавал, что важным мотивом, вызвавшим восстановление Церкви во время войны, могло быть личное чувство Сталина: пробуждение в нем страха Божия под влиянием катастрофических неудач первых месяцев войны. Такому движению души могло способствовать воспитание, полученное в детстве от верующей матери, и семинарское образование Сталина: ведь он окончил духовное училище и почти 5 лет обучался в Тифлисской духовной семинарии. Будучи учащимся духовной семинарии, он исповедовался у старца и каждый месяц приступал к Причастию, что тогда было не очень распространено среди православных.

Надо иметь в виду, что уже в предвоенные годы Сталин не выступает лично с антирелигиозными призывами. Тогда же, подбирая библиотеку для дачи, Сталин приписал для сведения исполнителей: «Прошу, чтобы не было никакой атеистической макулатуры».

В конце 30-х годов И.В. Сталин четко и недвусмысленно выражает свое отношение к Церкви и ее служителям. Известна его позиция на заседа-нии Политбюро ЦК ВКП(б) от 12 сентября 1939 года, рассматривавшем некоторые итоги ликвидации храмов в Москве и на территории прилегающих районов, где было полностью уничтожено 150 храмов, а 300 оставшихся были переоборудованы в заводские цеха, клубы, общежития, тюрьмы, изоляторы и колонии для подростков и беспризорников. Планами архитектурных застроек предусматривался снос еще 500 оставшихся строений храмов и церквей .

По настоянию Сталина ЦК принял решение считать невозможным проектирование застроек за счет разрушения храмов и церквей, которые следует считать памятниками архитектуры древнерусского зодчества. Органами советской власти за подписью Секретаря ЦК И. Сталина было предписано принимать меры вплоть до дисциплинарной и партийной ответственности по охране памятников архитектуры древнерусского зодчества. 

Мы уже отмечали, что даже жестокие репрессии 1937 г. по отношению к священнослужителям, преследования православных верующих не дали власти желательного ей результата. Неудача планов искоренения религии становилась все более очевидной. Российский историк Православной Церкви М.В. Шкаровский отмечает, что уже в конце 1938 г. появляются первые симптомы намечавшегося нового изменения курса государственной политики по отношению к религиозным организациям в СССР .

После отстранения от руководства НКВД Н.И. Ежова в рамках общего пересмотра многих следственных дел были освобождены сотни священнослужителей, в том числе несколько архиереев: архиепископ Иоанн (Соколов), епископ Иосиф (Чернов) и др. В закрытых циркулярах различных административных органов стали появляться указания проявлять сдержанность в ликвидации храмов.

Как пишет М.В. Шкаровский, «отчасти это было связано с постепен-ным изменением курса советского правительства с интернационально-коммунистического на национально-патриотический». Подобные перемены начались вскоре после прихода к власти в Германии фашистов, но в конце 1930-х годов они значительно усилились. Это нашло свое отражение в центральной печати. В разгар репрессий 1937 года ведущий советский исторический журнал «Историк-марксист» во втором номере неожиданно для многих опубликовал статью известного академика Сергея Владимировича Бахрушина «К вопросу о Крещении Руси». Он давал положительную оценку этому событию, открывшему для Руси современный ей мир европейской культуры того времени, каким была Византия. Даже журнал «Безбожник» вынужден был пойти по этому же пути и в пятом номере за 1938 год выступил со статьей Ефима Федоровича Грекулова «Крещение Руси», где также была дана положительная оценка одного из важнейших событий в истории России. С момента этих двух публикаций положительное отношение к христианизации Русского государства стало официальной советской доктриной. В 1938 году вышел в прокат знаменитый фильм Сергея Эйзенштейна «Александр Невский», прославлявший святого князя, мощи которого оказались вскрыты в 1922 году, а через четыре месяца изъяты из Троицкого собора Александро-Невской лавры и переданы в антирелигиозный музей в Ленинграде.  

Это были лишь первые симптомы, и вплоть до осени 1939 года серьезных перемен в религиозной политике советского государства все же не произошло. Стремительно надвигавшаяся вторая мировая война начинала играть существенную роль. Советское руководство было озабочено единством нации в условиях грядущей войны. Гонения на Церковь раскалывали нацию и угрожали потерей внутренних союзников в борьбе с фашизмом. Переломным моментом стали события сентября 1939 года – когда советские войска вступили на территорию Польши, и произошло присоединение Западной Украины и Западной Белоруссии к Советскому Союзу. Советское правительство оказалось перед фактом включения в государственную жизнь страны территорий с нетронутой гонениями религиозной жизнью. 

Осенью 1939 года и летом 1940 годов в состав населения СССР с присоединением Прибалтийских стран, Бессарабии и Северной Буковины вошло свыше 7500 тыс. православных верующих, организованных в епархии и приходы. В стране после длительного перерыва вновь появились действующие монастыри, церковные и монастырские земельные угодья, духовные учебные заведения, благотворительные учреждения, церковные библиотеки, редакции газет и журналов. На присоединенных западных территориях располагалось 3350 приходов.  

Таким образом, многочисленные факты свидетельствуют, что в 1939 г. началось заметное изменение курса государственной религиозной политики, закончился десятилетний период открытого наступления на Церковь. Положение Церкви временно улучшилось. И следует подчеркнуть, что без Сталина это изменение не могло произойти. И хотя в 1940 г. правительство вновь начинает ужесточение курса, свидетельствующее о противоречиях в высших эшелонах власти, Церковь сумела выстоять, выжить как институт. Все планы искоренения религии в СССР терпели неудачу, и это постепенно все больше осознавало советское руководство.

Великая Отечественная война резко изменила ситуацию. Величайшая трагедия резко обострила религиозные чувства народа, властные верхи страны на мощный всплеск религиозности тружеников тыла и бойцов Красной Армии отреагировали спокойно и индифферентно. 

Сегодня хорошо известно явление Божией Матери митрополиту Ли-ванских гор Илии (Караме). После обращения Патриарха Антиохийского Александра с посланием к христианам всего мира о молитвенной и материальной помощи России митрополит Илия стал еще чаще молиться и просить Матерь Божию открыть, чем можно помочь России. Он спустился в каменное подземелье, куда не доносился ни один звук с земли, где не было ничего, кроме Иконы Божией Матери. Владыка затворился там, не вкушая пищи, не пил, не спал, а только стоял на коленях, молился перед иконой Божией Матери с лампадой. Каждое утро владыке приносили сводки с фронта о числе убитых и о том, куда дошел враг. Через трое суток бдения ему явилась в огненном столпе Сама Божия Матерь и объявила, что избран он, Илия, истинный молитвенник и друг России, для того, чтобы передать определение Божие для страны и народа российского. Если все, что определено, не будет выполнено, Россия погибнет.

Это определение было следующим: «Должны быть открыты во всей стране храмы, монастыри, духовные академии и семинарии. Священники должны быть возвращены с фронтов, из тюрем, должны начать служить. Сейчас готовится к сдаче Ленинград – сдавать нельзя. Пусть вынесут чудо-творную икону Казанской Божией Матери, обнесут ее крестным ходом во-круг города, тогда ни один враг не ступит на святую землю. Это избранный город. Перед Казанской иконой нужно совершить молебен в Москве; затем она должна быть в Сталинграде, сдавать который врагу нельзя. Казанская икона должна пройти с войсками до границ России. Когда война окончится, митрополит Илия должен приехать в Россию и рассказать о том, как она была спасена».

Митрополит Илия Караме сумел передать это Определение Божией Матери советскому руководству .

А теперь обратим внимание на некоторые моменты в поведении Ста-лина в дни войны. Уже 3 июля он выступает с обращением к народу «Братья и сестры». В июле, как утверждают некоторые советские религиоведы, Сталин встречается с Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Сергием (Страгородским).

Версия о явлении Божией Матери митрополиту Илии (Караме) ныне также подвергается жесткой критике, в том числе и со стороны православных священников-публицистов (о. Андрей Кураев) . Главный аргумент этих авторов – отсутствие надежных документов, свидетельствующих и о явлении Божией Матери митрополиту Илии, и о том, что он сумел Божие определение передать Сталину. Однако следует заметить, что и критики этой версии не сумели привести достаточных доказательств в пользу своей точки зрения.

Линия Сталина на изменение курса государственной религиозной по-литики была продолжена в первые же месяцы Великой Отечественной вой-ны. К октябрю 1941 г. прекратился выход всех специальных антирелигиозных изданий. Партийный журнал «Под знаменем марксизма» переориентировался на публикацию историко-патриотических статей, а в 1944 г. и вовсе прекратил свое существование.

Глава «усыпленного» «Союза воинствующих безбожников» Е. Яро-славский с началом войны через помощника И.В. Сталина Поскребышева А.И. получил рекомендацию отметить патриотическую позицию Церкви.

Символична была и сама смерть главного безбожника страны (4 декабря 1943 г.), совпавшая с моментом резкого поворота курса государственной политики по отношению к Русской Православной Церкви. Это, кстати говоря, положило основание упорным слухам о казни, по выражению католиков, «еврейского аптекаря Губельмана» . 

Нельзя не привести ныне упоминаемый в литературе следующий факт. В библиотеке архиепископа Сергия (Ларина) хранился изданный в г. Белграде в 1941 г. второй том книги И.К. Сурского «Отец Иоанн Кронштадтский» с характерной надписью, сделанной на его полях рядом с напечатанным там известным пророчеством отца Алексия Мечева, что, когда придет время, Бог пошлет нужных людей, которые спасут Россию. Бог послал Иосифа Виссарионовича Сталина и его сподвижников, который закрыл… «Союз безбожников» и казнил его председателя… приказал открыть православные храмы, учредил Комиссариат Православной Церкви… установил для всех днем отдыха воскресенье; восстановил Патриаршество в полном блеске и сказал Патриарху… что он желает укрепления Православия...» 

Как пишет историк Сергей Фомин, «имеются многочисленные церковные предания, по крайней мере предостерегающие от однозначных оценок Сталина» . Приведем вслед за автором их на страницах данной статьи.

По свидетельству монахини Сергии (Клименко), за Сталина «молился схиархиепископ Антоний (Абашидзе). Он был инспектором той духовной семинарии, где учился Сталин. И когда Сталина за «проказы» сажали в карцер на хлеб и воду, он его жалел и посылал покушать. А когда времена переменились, когда уже Сталин стал самодержцем, а он архиепископом, его хотели арестовать. И вот Сталину дали знать: помните князя Абашизде, который тебе кушать посылал, когда ты в карцере сидел? И Сталин сказал: «Не трогать его!» И владыка Антоний за него молился и что-то ему вымолил. Уж какая судьба Сталина, мы не знаем, это Бог один знает, но все-таки с него началось освобождение» . 

Были и иные интересные факты. В октябре 1941 г., когда над Москвой нависла трагическая опасность сдачи врагу, Сталин приезжал в г. Царицыно к святой праведной Матроне (Никоновой), которая сказала ему: «Красный петух победит. Победа будет за тобой. Из начальства один ты не выедешь из Москвы» . 

Монахиня Сергия (Клименко) вспоминает: «В 1941 г., когда немцы были уже в Химках, из Москвы хотели вывозить мощи святого благоверного князя Даниила. (Мощи преподобного Сергия Радонежского были уже вывезены историко-археологическим обществом для сохранения.) В ночь на 23 ноября по старому стилю князь Даниил Московский сам явился Сталину (при Сталине Кремль был освещен, и все работали) и сказал: «Я хозяин Москвы, не трогайте меня, а то вам плохо будет…» О том, что Сталин видел князя Даниила, рассказал мне архимандрит Иеремия (Лебедев), казначей Патриарха Алексия, когда я после войны приехала в Москву».

Как гласит современное московское предание, «зимой 1941 г. изрядно смутившийся Сталин… призвал к себе в Кремль духовенство для молебна о даровании победы; тогда, продолжает легенда, чудотворная Тихвинская икона Богоматери из Алексеевской церкви была на самолете обнесена вокруг Москвы и Москву от врага спасла. А 9 декабря после первого успешного контрнаступления, предшествовавшего московскому, был освобожден Тихвин» .

Несомненный интерес представляет следующий факт. По воспоминаниям бывшей кремлевской медсестры (они были опубликованы в «Комсомольской правде» в начале 90-х годов), дежурившей «на всякий случай» во время ночных заседаний Политбюро ЦК ВКП(б) в годы войны, И.В. Сталин после разъезда членов ПБ по домам и дачам один, без сопровождавших, заходил в Успенский собор Кремля и оставался там наедине со святыми иконами довольно долго – до 40 минут. Мы не можем сегодня точно сказать, что влекло туда руководителя сражавшегося государства, но ведь 40 минут – это время для нормальной молитвы.

Многие даже в наше время склонны обвинять священноначалие Русской Православной Церкви в преклонении перед богоборными властями. В «доказательство» они приводят иногда сказанные в 1944 году слова митрополита (впоследствии Патриарха) Алексия I (Симанского) о «богодарованном» Верховном Вожде нашем Иосифе Виссарионовиче Сталине. Но такие обвинители, как правило, сочувствуют тому религиозному сообществу, которое во время войны на территории Германии ежедневно молилось о «Боголюбивом вожде народа Германского», или же сами принадлежат к этому сообществу. Но «Боголюбивый» и «Богодарованный» совсем не одно и то же, если вдуматься в смысл этих понятий.

По словам весьма осведомленного келейника Патриарха Сергия, Святейший, разумеется, «не мог одобрять методов Сталина», «они были ему органически чужды, как глубоко верующему христианину и как исключительно доброму, мягкому по натуре человеку. Однако митрополит Сергий во время войны приветствовал Сталина, и эти приветствия были вполне искренни»...

«Как реально мыслящий человек, митрополит Сергий понимал, что только единая, сплоченная Русь может противостоять германскому фашизму, поэтому он, как и большинство русских людей в то время, считал, что следует отложить до других времен всякие внутренние счеты и разногласия», – писал архиепископ Иоанн (Разумов) .

Отношения митрополита Сергия с советской властью, вопреки тому, как их пытаются представить некоторые, не были ни столь тесными, ни столь желанными. По свидетельству известного впоследствии архиепископа Зарубежной Церкви Леонтия (Филипповича) Чилийского, Святитель «не терпел, когда кто-нибудь в своих личных интересах пользовался услугами советской власти». Не случайно ведь Сергий решительно отказался от финансовой поддержки митрополитов со стороны Правительства во время беседы в кабинете Сталина 4 сентября 1943 г. Максимум, на что он согласился, это покупка продуктов питания по государственным ценам, да и то только после вторичного предложения со стороны Сталина.

Оценивая позицию Сталина в годы Великой Отечественной войны по отношению к Церкви и, в частности, согласие на проведение Архиерейского Собора и избрание Патриарха, а также прекращение гонений на Церковь, вряд ли правильно, как это иногда показывается в литературе, представлять Сталина чистым прагматиком. Так, например, современный исследователь М.В. Шкаровский считает, что «атеизм был для вождя народов лишь политическим средством, элементом в общей системе формирования людей в нужном направлении». На первый взгляд, для этого есть достаточные основания. Так, 5 ноября 1943 г. Государственный Комитет Обороны утвердил постановление «Об утверждении мероприятий по улучшению зарубежной работы разведывательных органов СССР», в котором религиозные организации впервые были отнесены к категории интересов советской внешней разведки.

Но не следует забывать и необходимо должным образом оценивать и другие группы фактов. Те, например, крупные изменения в части идеологического аппарата, который занимался антирелигиозной работой. Во-первых, они не могли быть осуществлены без ясно и четко выраженной воли Сталина. Во-вторых, они не были связаны с краткосрочными интересами, поскольку совершались в то время, когда победа над фашистской Германией уже не вызывала никаких сомнений.

К такого рода действиям следует отнести ликвидацию антирелигиозной секции при Институте философии Академии наук СССР. В 1944 г. оказался фактически выброшенным на улицу созданный Емельяном Ярославским Центральный музей истории и атеизма.

Закоренелые безбожники высших инстанций отнюдь не были этакими покорными овечками. Так, например, Б.П. Кандидов, в 1937 году печатно обличавший митрополита Сергия в шпионаже в пользу Японии, весной 1945 г. обратился к секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Жданову, напомнив о своем сотрудничестве с Емельяном Ярославским в «Союзе воинствующих безбожников», с предложением «развернуть антирелигиозную работу». Официальный отзыв Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) на это послание оказался резко негативным. Кандидову указали на то, что он «живет старыми взглядами». Однако старый безбожник не унимался, не собирался складывать оружие, беспощадно клеймя в своих лекциях «реакционную роль церковников». За это он получил изрядную взбучку. Центральный орган партии большевиков газета «Правда» 23 июня 1945 г. в назидание другим подобным «активистам-безбожникам» на своих страницах разоблачила методы «этого вредного лектора». Кандидову было запрещено выступать с лекциями по антирелигиозной тематике .

Выходя за хронологические рамки данной работы, отметим, что в 1946 г. профессиональные и воинствующие атеисты решились еще раз прощупать почву. В октябре исполняющий обязанности председателя Центрального Совета «Союза воинствующих безбожников» Ф. Олещук и ответственный секретарь этого же Союза Е. Тучков, тот самый, который «вдохновенно» душил Церковь в 20-30-е годы и «курировал» Патриаршего Местоблюстителя по линии НКВД, ссылаясь на полученное приглашение от Чешского «Союза свободомыслящих» на съезд, предлагали возродить деятельность своей организации. Однако они получили через А. Жданова официальный отказ. Не помогла и международная интрига: на заседании «Всемирного союза свободомыслящих», проходившем в Брюсселе, советским безбожникам предоставили заочно целых три места, в том числе даже вице-председателя. Но запрет был оставлен в силе. Более того, такая международная активность привела к весьма неожиданным результатам. Отдел внешней политики ЦК ВКП(б) 17 января 1947 г., подтвердив отказ, выразил через М.А. Суслова секретарю ЦК А. Кузнецову «сомнение» в «целесообразности дальнейшего существования» «Союза воинствующих безбожников». В феврале 1947 г. ЦК ВКП(б) принял решение о прекращении деятельности этого Союза. Все это означало слом богоборческого аппарата. Аппарат же Совета по делам Русской Православной Церкви составляли люди, принципиально по-другому ориентированные, нежели атеисты 1920-1930-х годов .

Конечно, не следует думать, что такие новшества в отношении Церкви не вызывали сопротивление партийного аппарата. Оно, несомненно, было, и Сталин учитывал это в своей деятельности. Постановление ЦК ВКП(б) от 27 сентября 1944 г. было, как утверждает историк В.А. Алексеев, данью именно такого настроения партийного аппарата. Инициатором этого постановления В.А. Алексеев считает лично И.В. Сталина: «Сталин не мог не осознавать, что… партийные, комсомольские кадры, идеологические работники и активисты плохо понимали весь замысел его новой линии в области церковно-государственной политики. Некоторым из них казалось, что «братание с попами» есть измена заветам основоположников марксизма-ленинизма… Он и решил совершить определенный маневр – напомнить партии и комсомолу о важности борьбы с предрассудками и суевериями… И вместе с тем, старательно избежав… конкретных упоминаний об антирелигиозной борьбе… Сталин продолжил свою линию на дальнейшую «легализацию» церковных институтов в стране». Постановление ЦК было сформулировано очень осторожно, говорило о вреде суеверий, предрассудков, о необходимости борьбы с пережитками прошлого, но совершенно не упоминало о задачах антирелигиозной работы .

Безусловно, Сталин был вынужден считаться со своим окружением. Видимо, совершенно не случайно, но вполне искренне и с большим смыслом было сказано митрополиту Сергию (Страгородскому) после знаменитой беседы в Кремле: «Это все, что я в настоящее время могу для Вас сделать».

Историк С. Фомин аргументированно считает, что именно сопротивлением партийного аппарата, считавшего уступки Церкви чрезмерными, следует объяснить отклонение уже от составленного текста постановления Совнаркома о создании в Москве Православного центра (резиденция Патриарха, духовные учебные заведении, типография), сооружение которого было обещано Сталиным на встрече с Патриархом Алексием I (Симанским) 10 апреля 1945 г. Неудачей завершилось и дело с типографией. Во исполнение личного распоряжения Сталина 17 марта 1945 г. Совнарком дал соответствующее предписание. Патриархия смогла закупить необходимое полиграфическое оборудование, на котором предполагалась печатать Священное Писание, богословские труды и церковные календари. Но дальше это дело так и не продвинулось. Закупленное оборудование ржавело на территории Новодевичьего монастыря, здание же для типографии так и не было выделено . 

Подтверждением того, что Сталин не был полностью свободен от своего окружения и вынужден был считаться с позицией партаппарата, силу которого он ведал как никто другой, косвенно могут служить данные о пророчествах святой праведной Матроны (Никоновой). По рассказам очевидцев, еще во время войны святая праведная Матрона часто показывала в лицах, что происходит и что произойдет. Как-то она сказала: «Кто знает, может, Господь и простит Сталина! Он сам пленник». Я спросила: «У кого?» Она: «У Кагановича и всех тех!» Показывала, как Сталин перед смертью будет кричать: «Что вы, что вы!» А по одной стороне будет стоять Каганович, а по другой стороне сестра его. «Что вы хотите делать со мной?» А они положат подушку на него». Это сказано было матушкой Матроной в 1943 году . 

Об отношении Сталина к религии и священству свидетельствуют некоторые его современники. Приведем и мы некоторые из этих воспоминаний.

«В 1945 г., – вспоминал А.Б. Свенцицкий, – я работал артистом в театральной студии Малого театра в Кинешме. Пасха в этот год была в апреле – еще до Победы. В городе прошел слух, что отец Михаил Василевский, отец прославленного маршала Василевского, будет служить утреню на берегу Волги, так как ни одного действующего храма в Кинешме не было. Иногда отец Михаил совершал Литургию в своей малюсенькой квартире. Военный мой друг, полковник, рассказывал мне, что будто бы маршал Василевский поведал ему о своей беседе со Сталиным.

В 1945 г. И.В. Сталин неожиданно сказал Василевскому: «Отца плохо уважаешь, почему бы тебе его не навестить?» Василевский тщательно скрывал свое «духовное» происхождение и испугался… «Не бойся, съезди к отцу, – сказал Сталин» .

Эпизод беседы Сталина с маршалом Василевским об отце последнего дополняет В.В. Молотов, рассказавший об этой беседе писателю Ф. Чуеву: «Мне Александр Михайлович рассказывал, как Сталин пригласил его и стал расспрашивать о родителях. А у него отец – сельский священник, и Василевский с ним не поддерживал отношений. «Нехорошо забывать родителей, – сказал Сталин. – А Вы, между прочим, долго со мною не расплатитесь!» Подошел к сейфу и достал пачку квитанций почтовых переводов. Оказывается, Сталин регулярно посылал деньги отцу Василевского, а старик думал, что это от сына. «Я не знал, что и сказать», – говорит Василевский» .

Весьма интересный факт воспроизводится в книге ученого-византолога А. Венгера. По рассказу Д. Шостаковича, услышав по радио 23-й концерт Моцарта для фортепиано в исполнении Марии Юдиной, Сталин попросил запись этого произведения. Такой пластинки еще не было, и поэтому запись сделали за одну ночь, а на следующий день отправили ее Сталину. Позже он послал Юдиной 20 тыс. рублей, на что та ответила: «Отныне я буду денно и нощно молиться за Вас и просить Господа простить Ваши тяжкие грехи перед народом и нацией. Господь милосерд, Он простит Вас. Что же касается денег, то я пожертвовала их приходу на реставрационные работы в храме». Этим письмом, полагал Шостакович, Юдина подписала себе смертный приговор. Однако с ней ничего не произошло. Когда Сталин умер, на его проигрывателе нашли именно эту пластинку. Шостакович, сам человек неверующий, подумал, что Сталин расценил поступок как юродство Христа ради, а юродивым на Руси разрешалось говорить царям правду» .

Монахиня Сергия (Клименко) вспоминала со слов казначея Патриарха Алексия архимандрита Иеремии, что на упреки за служение панихиды по Сталину-безбожнику Святейший Патриарх Алексий, будучи за границей, ответил: «Я служил не за безбожника». Краткий, но весьма многозначительный ответ.

У зарубежного историка Русской Православной Церкви Регельсона Л., который ничего положительного ни в натуре, ни в действиях Сталина не находит, есть тем не менее весьма интересное суждение: «Церковное предание запрещает вершить суд над человеческой душой: глубочайшие тайны сердца ведает только Бог, и лишь на всеобщем суде, когда все «тайное станет явным», будет вынесено справедливое соборное суждение, скрепленное Божественным Приговором. При жизни человека никто не может быть уверен в себе или в ком-нибудь другом, что он будет осужден или что он избежит этого суда» . 

Нам импонирует в этом вопросе позиция историка С. Фомина. В своей статье «Восстановление патриаршества» он пишет: «В справедливости этого суждения мы можем убедиться на примере «всесоюзного старосты» М.И. Калинина, чьим русским именем, как мы помним, Ленин пытался прикрыть свою безумную борьбу против Церкви».

В своих неопубликованных пока что воспоминаниях А.А. Арцыбушев записал рассказ известного московского священника, протоиерея Александра Васильевича Толчевского, настоятеля храма Илии Пророка, что в Обыденном переулке, который тот поведал своей духовной дочери: «В свое время, под строжайшим секретом, о. Александр рассказал ей один случай из своей жизни. Как-то к подъезду его дома подъехала машина, и в квартиру к нему вошел некий человек. «Батюшка, – сказал он, – возьмите с собой все необходимое, чтобы посетить умирающего». Батюшка взял все необходимое: крест, Евангелие и запасные Дары, и они вышли на улицу. Машина с темными занавесочками была правительственной. «К кому же меня повезут?» – подумал батюшка. Занавесочки темные, дороги не видно. Подъезд, лифт, коридор. Провожатый идет впереди и открывает перед ним дверь. В комнате на постели, протянув к нему руки, со словами: «Батюшка, как я Вас долго ждал», – лежал «всесоюзный» староста Михаил Иванович Калинин, тот самый, который в каком-то своем выступлении утверждал, что нет смысла уничтожать церкви, поскольку они сами скоро исчезнут, когда умрет последняя дореволюционная старуха» .

Другой ближайший сотрудник И.В. Сталина – Георгий Максимилианович Маленков – закончил свои дни псаломщиком в церкви, как утверждает Д. Поспеловский.

Примечательно, что и дочь Сталина Светлана Иосифовна Аллилуева в конце концов пришла к Богу. Весной 1962 г. ее крестил в Москве протоиерей Николай Александрович Голубцов. «И я счастлива, что со мною это произошло», – писала С.И. Аллилуева в своих мемуарах .

Небесполезно напомнить также пророческие слова Сталина, сказанные им после возвращения с Тегеранской конференции: «Я знаю, что после моей смерти на мою могилу нанесут кучу мусора. Но ветер истории все это безжалостно развеет». «Кучу мусора» на могилу Сталина наносили не одно десятилетие и добились в этом немалых успехов. Однако настало время, когда начала осуществляться вторая часть этих пророческих слов и ветер истории начинает безжалостно развеивать нанесенный мусор. Мы же сегодня с полным основанием можем повторить утверждение вождя: «Историю мы выбрасывать не можем…».