Зоя Естамонова. No pasaran!

Рейтинг:   / 1

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Публицистика

Автор: Естамонова Зоя Николаевна

Просмотров: 1902

2015 год, Выпуск № 2

I
4 апреля 2014 года большая семья Евгения Тимофеевича Шибалова отмечала его 90-летний юбилей.
В этот весенний день скромный, каким мы знали его всегда, руководитель телевизионного киноцеха был одет в мундир подполковника ВВС. Звучали сочиненные в его честь куплеты и песни военных лет. Танцевала вместе с нами Ирина Николаевна, супруга Евгения Тимофеевича, одна из тех, чье детство когда-то спасали, увозя всех, кого могли, из блокадного Ленинграда.
Среди воинских наград юбиляра я узнавала те, что видела у отца и  мамы. Моих дорогих фронтовиков нет в живых, и для меня с каждым днем дороже любой из ныне живущих ветеранов Великой Отечественной.
Мне казалось, что этот прекрасный юбилей был продолжением недавних праздников – Олимпиады и возвращения Крыма «в родную гавань».
А в Киеве в те дни бушевал Майдан. Еще не начинались обстрелы и убийства жителей Донецка и Луганска, пока еще не громили памятники Ленина, беженцы с Украины не искали приюта в России, но лютая русофобия разгоралась все сильнее. Ожидаемый нами День Победы уже называли колорадским праздником. На улицах Киева появились портреты Бандеры, а в Донецке пели вызывающее у наших ветеранов тяжкие воспоминания «Идет война народная, священная война…».
На Украине возрождался фашизм.
II
«… Так вот как морочит нечистая сила человека! Я хорошо знаю эту землю. Земля славная и урожай всегда был на диво, но на заколдованном месте никогда не было ничего доброго…»
Строки любимых гоголевских «Вечеров на хуторе близ Диканьки» вдруг обретают зловещий смысл.
«… Дрожь бы проняла крещеного человека при одном виде, как высоко скакало бесовское племя…»
Помним: чтобы добыть золотой клад, парубок по приказу темных сил убивает ребенка. Парубка звали как украинского президента – Петро.
«… Не видать тебе золота, покамест не достанешь крови человеческой….  Глаза его загорелись, ум помутился…. Как безумный ухватился он за нож, и безвинная кровь брызнула ему в очи…. Дьявольский хохот загремел со всех сторон. Безобразные чудовища стаями скакали перед ним…»
И вот они, «бесы» нынешней Украины:
– Кто не скачет, тот москаль!
– Москаляку на гиляку!
В моей родной Брянщине в 41-м немецкие фашисты расстреляли 318 жителей деревни Хацунь. В 43-м в белорусской Хатыни ими было сожжено 149 человек.
В 2014-м узнали о том, что назвали одесской Хатынью: украинские каратели сжигали, травили газом, добивали выживших. И ликовали по поводу гибели «колорадов»!
– После того, как в одесском Доме профсоюзов живьем сожгли людей, я больше не мог спать спокойно, – говорит корреспонденту «Красной Звезды» доброволец из числа донецких ополченцев, испанец Анхель. – Вы мне скажите, как можно оставаться спокойным, когда фашизм поднимает голову!
В 30-е в его родной Испании – No pasaràn! – были добровольцы из Советского союза.
«Я хату покинул, пошел воевать,
чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать…»

III

Не решусь перечислять все населенные пункты, с которыми связана жизнь Евгения Тимофеевича Шибалова и его семьи, тем более что города и аэродромы Северной и Средней России, Чувашии, Узбекистана, Урала, Сибири, Австрии – это только какая-то часть той удивительной живой карты, пространства которой проплывали под его самолетами, – от «кукурузника У-2» до реактивного «ИЛ-28».
– Вы сибиряк по рождению?
– Мальчик из Уржума, – улыбается Евгений Тимофеевич, намекая на известную книгу о своем замечательном земляке Сергее Мироновиче Кирове.
На маленьком фотоснимке потертого, сделанного наспех в первый год войны военного билета мальчик в форме сержанта, десятиклассник. Он числился военнослужащим Красной Армии с 11 сентября 41-го. В авиационно-техническом училище вместо положенных четырех лет учебы изучал самолет по ускоренной восьмимесячной программе.
Весна 42-го. Вокзал. «Марш Славянки». Юный авиационный механик отправляется в Чувашию, где находился 370-й авиационный полк. Вскоре летный состав полка был направлен в Борисоглебск. «Мы, механики, за ними…»
Борисоглебск! Тот город Воронежской области, где наши войска вели тяжелые оборонительные бои, куда была направлена в 42-м на обслуживание войск, защищавших Касторную, группа связистов, среди которых были мои, отец и мама.
Евгений Тимофеевич вспоминает: первый вылет на передовую был поручен комсомольскому экипажу. И он рассказывает уже не о себе, а о парне из кузбасской Мозжухи, Александре Логунове, на счету которого было более пятиста боевых вылетов и который заслуживал особенного уважения своих однополчан, когда отказался от назначения комиссаром эскадрильи: «Надо воевать, а не языком молоть».
Подобная дерзость, как правило, даром не проходит. В документах о присвоении Логунову звания Героя Советского союза появилось замечание: «Морально неустойчив».
Я вижу, как, вспоминая об этом, Евгений Тимофеевич меняется в лице. И вот он начинает, не вдаваясь в подробности, рассказывать о своей фронтовой службе, которая внешне выглядела скромнее, чем подвиги его однополчанина.
Оставаясь в часы ночных вылетов на аэродроме, в пяти километрах от линии фронта, он должен был обслуживать, готовить к бою самолеты, разбирать, вычищать и снова собирать их двигатели.
«Ждешь возвращения экипажа и начинаешь работать. В любую погоду, под открытым небом…. Где приткнешься, там и спишь…. Устанешь, сил уже кажется нет, предлагают фронтовые 50 грамм, а я водки не хочу, мне бы шоколадку…. Стишок придумали: «Вечно грязный, вечно сонный, ходит техник авиационный…».
Не спрашиваю, хотел ли пацан, мечтающий о шоколадке, быть в составе боевого экипажа. Без сомнения. Но из лучших ребят – механиков стали готовить летчиков, и он оказался в их числе, был направлен на продолжение учебы в авиационное училище Бердска.
Однажды зимой трое курсантов в том возрасте, в котором вечно тянет к мальчишеским выходкам, были направлены на аэродром помочь в подготовке к полету самолета с лыжами, примерзшими к полосе.
«Мы его раскачали, а, чтобы не уткнулся носом до взлета с полосы, уселись ему на хвост. Прокатимся немного и соскочим…. Бесшабашные были!» – смеется Евгений Тимофеевич. А тогда было не до шуток.
«Не успели оглянуться, самолет вырулил, летчик дал газ, пошел на взлет. Когда он делал круг над аэродромом, внизу стали кричать, бросать вверх шапки, а он-то думал, что ребята его приветствуют. Один из нас, свернувшись клубочком, успел скатиться, мы, двое, летим. Тот, что рядом, был крепкого телосложения, сам удерживался и мне помогал…. Воздушный поток пронизывал насквозь…. Вот я и обозревал с высоты леса-поля Сибири. А летели 40 минут, высота – 600 м, скорость – 300 км в час…
О посадке на соседнем аэродроме сообщили командиру части. Чтобы согрелись, заставили нас бежать полтора километра до штаба. Там дали по стакану водки. Я-то раньше не пил, а тут – залпом весь стакан... Отправили в госпиталь. Нас растирали спиртом, напоили какао, укутали в одеяло. Спали долго. Проснулись на другой день, встали да и удрали из госпиталя. Спрашивали меня потом: «Испугался?» « Да, маленько было…», «А летать будешь?» «Буду…»
К началу демобилизации он был уже командиром эскадрильи.
Памятью о военных днях – темный осколочек просвечивает сквозь кожу руки.

IV

«Действующая армия, полевая почта…»
В газете «Советская Россия» было опубликовано найденное  в 1944 году письмо белорусской девочки, покончившей жизнь самоубийством.
Она написала отцу на фронт о том, что мать фашисты расстреляли, а сама она в неволе живет, как рабыня. Немецкий барон избивал, заставлял есть с одного корыта со свиньей. Узнав о том, что вместе с другими ее отправляют в Германию, Катя Сусанина решает «умереть на родной сторонушке» и просит отца: «отомсти за маму и за меня…».
Ксерокопии этого письма бывают нужны Евгению Тимофеевичу, чтобы на встречах со школьниками он мог рассказывать о войне то, чего, разумеется, нет в нынешних учебниках.
«…Стояли под Харьковом. Немцы разбомбили сортировочную, весь запас наших бомб. Были у нас немецкие трофеи, но взрыватели у немецких бомб устроены по-другому. Стал оружейник выворачивать ихний взрыватель, чтобы вставить свой, а там записка: «Помогаем как можем…». Это наши советские пленники, из тех, кто батрачил в Германии, лишали взрывателей немецкие бомбы».
Особенные чувства вызывают у того, кто с мальчишеского возраста предан авиации, судьбы малолетних преступников, с которыми он нередко встречается в колонии. В этом возрасте ребята мечтают о достойных мужских занятиях.
«Загубили аэроклубы! А если и существует какое-то частное заведение, там летать и прыгать с парашютом можно только за денежки…»
Мы уже вполне убедились в том, что хищная природа капитализма, близко знакомая с 90-х, враждебна полноценному воспитанию и развитию наших детей. И слишком уж много развелось желающих перекодировать сознание молодежи, перекроить, извратить наши традиционные смыслы, приучить нас осознать себя частью той «це-Европы», в которую рвется украинская элита.
«Я боюсь особого пути», – размышляет либеральный историк Пивоваров.
В декабре 2014-го в Москве состоялась сессия Конгресса так называемой интеллигенции на тему «Культура против насилия». Прекрасная заявка, если не говорить о выводах участников сообщества: «Надо бороться с навязываемой героикой прошлого. Надо создать параллельную историю».

V

На телеэкране крупным планом лицо депутата из Донецка. В глазах Ирины Поповой растерянность, недоумение: слышат ли ее?
Она рассказывала о жертвах сотворенного Киевской властью геноцида. Иногда ее голос прерывался: нелегко быть свидетелем фактов, от которых кровь стынет в жилах.
Ирина пытается убедить собеседников: «Разве случайны события на Украине именно в то время, когда мощь России стала подниматься? Не Украина – цель войны, цель – Россия. Вы должны подумать, как защитить себя…».
«На нас никто не напал, – удивляется незаменимый участник подобных дискуссий, лидер партии «Правое дело» Борис Надеждин. – Следует трезво оценивать себя…. Сначала  - благосостояние…».
Ирина молчит. Она начинает понимать: «моя хата с краю».
Вирус утробного комфорта – инфекция 90-х. Болезнь имеет еще более тяжкий исход, когда какое-нибудь «Эхо Москвы» бредит и бормочет в бреду: «русские – искусственное образование».
Евгений Тимофеевич спрашивает, помню ли я Александра Колпакова.
Еще бы. Молодой журналист с Алтая появился у нас на студии  в разгар перестроечных реформ. Не ограничиваясь работой в скороспелой программе «Эхо» – забавная перекличка с московским, – он  поспешил обнародовать свое кредо в журнале «Провинция» и свою публикацию с провинциальной претензией назвал «Профессия – Колпаков».
Читателю журнала Саша дает понять, что он, как говорится, не лыком шит: «Так во̀время грянул это 85-й! Еще немного и быть мне в когорте потерянного поколения людей, которым не переделать себя…».
Ясно, что «потерянные» – это те, кто сумел обуздать вирус мещанства, завезенный из «це – Европы», сохранить иммунитет во времена эпидемии, грозящей вслед за уничтожением советских идеалов истребить тот русский дух, которым гордился когда-то Пушкин.
Саша Колпаков смотрел на нас, «потерянных», свысока: «Это мое время, и я хочу жить в нем по своим законам».
О профессиональном таланте бывшего коллеги, к счастью, покинувшего нас в поисках какой-то особенной карьеры, можно было судить по той бесцеремонности, которой он сопровождал свои телевизионные опусы. Если на летучке мы определяли его работу как очередную провокацию, он был рад: «Прекрасно, если это хорошая провокация».
Евгений Тимофеевич вспоминал материал Колпакова о сталинских репрессиях, где он фальсифицировал события, привязывая к фактам тех свидетелей, которым, как оказалось, в 30-е годы было не более пяти-шести лет.
Из этого разговора с Евгением Тимофеевичем я узнала, что и его отец был репрессирован. Отца реабилитировали два месяца спустя после смерти.
Очевидно, так уже повелось: одни, предъявляя счет Советской власти, отрекаются от нее, другие – их гораздо больше – соглашаются с президентом: «Крушение Советского союза было крупнейшей геополитической катастрофой века. Для российского же народа оно стало настоящей драмой».
Но «параллельную историю», которую наша пятая колонна не успела завершить в лихие – нет! – окаянные 90-е, продолжают сочинять новые авторы. Они готовят свою провокацию нашим детям и внукам.
Хочется верить: неслучайно малыша из рода Шибаловых назвали именем прадеда.


                                                                            Декабрь 2014 г.