Олег Кухарев. Божье утро. (Из путевого дневника)

Рейтинг:   / 1

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Публицистика

Автор: Олег Кухарев

Просмотров: 1747

2016 год, Выпуск № 1

До Валаама

Прижавшись к своей бабусе Варваре Андрияновне, навсегда удивлённой Богом, я, перепуганный мальчишка, замерев, слушал её.  «Старики раньше говорили, кто Библию до конца поймёт, тот ум  потеряет». От страха лезу под одеяло и оттуда шёпотом: как же так – ведь, кто сошёл  с ума, тот уже никому не расскажет, ЧТО он понял? Отчего же мне нельзя? Лишусь ума? – Ну, и пусть! Жизнь-то зачем,  если  нечем  понять, что живёшь?  Я задумываюсь, как сороконожка,  у которой спросили, с какой ноги она ходит. А она, несчастная, начинает размышлять  и осознавать свою чудовищную многоножность, с ужасом взирая на себя: а действительно, как это всё двигается?  И просто завязывается в узел, оцепенев… «Ничего, разберёшься, - успокаивает бабуся, - вон Илье Муромцу, чтобы стать богатырём, нужно было тридцать три года  пролежать на печи».
 Всю жизнь как актёр я езжу по стране, но странствовать паломником  случилось   только в шестьдесят. И вот  снова потянуло  к монахам помолчать, поговорить о Божественной Мудрости, научившей их жить для смерти и умирать для жизни. Самый худой монах  лучше самого хорошего священника. Это знания  от бабуси.
Моя жена Люда, по случаю,  вспомнила предание об  умной фракиянке, которая видела, как  искавший небесных тайн муж её провалился в колодец и искренне хохотала над старым чудаком: не может разглядеть, что у него под ногами, и воображает, будто разглядит что на небе.
 Она помнит, в каком смятении приезжал раньше, как давал зарок  больше  ни помышлять о  монастыре, где трёх дней мне хватало, чтобы  принять образ мыслей его обитателей. Ведь потом месяцами перестраиваешься на нормальное идиотическое состояние. Выручал алкоголь, как панацея от этого идиотизма,  от которого не отмахнуться,  особенно, в первые дни после возвращения. «Можно ли быть нормальным в ненормальном обществе?» – Кьеркегор понял это раньше меня.
Но проходило время, и ничто не могло удержать от новой поездки к братии. «Что же ты так легко меняешь убеждения?» - упрекала Люда. А я ей, точно Лев Николаевич Софье Андреевне: Людушка, «я же не зяблик на ветке – петь одну и ту же песню».
С Людой живём уже 40 лет, она избавила меня от дурной бесконечности других женщин. В молодости она была так красива и талантлива, что всем актрисам театров, где мы работали, впору было бы идти к ней в одевальщицы. Ей всегда было труднее, чем мне.
В театре чужие слова, накипь не своих мыслей,  выдуманных  чувств –  за  это расплачиваешься здоровьем, теряешь самого себя. Аплодисменты!!! -  эхо прозвучавшей пошлости. В жизни бесконечная погоня за успехом, где надо быть  без удовольствия ловчее и сильнее всех, чтобы стать первым. И ведь знаешь, что, если хромой прибежит к финишу первым, всё равно останется  хромым.  Нет,  бежишь, задыхаешься, но уже ближе к обочине, и вот - остановился, задумался: ну, сыграю ещё одну роль, поставлю ещё спектакль, повесят медальку не простую, а золотую. Как записано в одном богослужебном тексте: надо ли продолжать эту «самоизмышлённую пагубу»?
Навязываемая Новая драма – персонажеподобие, от банной мокроты образование. Человек в их текстах – существо  без  Бога. После их пьес  надо идти в церковь и просить прощение  у Господа,  не забывая жертвовать на храм.
Ничего в себе не люблю, кроме желания найти путь к Богу. В этом мне помогает зависть и лень. Я завидую монахам. Мне лень принимать участие в теперешней жизни: я асоциален настолько, что даже водку пью один на кухне, для чистоты образа хотелось сказать – и без закуски, но, к сожалению, в это время мечу всё из холодильника.
 «Люблю Бога больше всего на свете»,- жуткое признание для меня, потому что если твоё имя Исаак, а имя отца Авраам, он во имя этой любви зажарит тебя, как овцу на костре. Я не готов  быть жертвоприношением.  Кажется, в Израиле до сих пор имя Исаак считается приносящим несчастье.
Монах - драматический персонаж: кроткий, не крепкий на тело, вызывающий  сострадание  своим очевидным неблагополучием, огромной трагической платой за знания, которые  никому не нужны, кроме него самого, поскольку ими не поделишься: наученный старцами не открывать  другим внутреннюю свою жизнь, что равносильно открыть дверь в бане и выстудить её, -  он не ждёт меня с камерой, чтоб я мог выполнить задание студии.  Научившийся жить в уединении, молящийся за всё человечество, но скрывшийся от него.  Вряд ли об отдельном человеке он думает иначе, как о мошке, которая только и ждёт кормёжки. Могу  ли я, представитель содома, думать иначе, если даже через это записки я заинтересован капитализировать своё имя.
 У меня нет духовника. Пока не возникло вопроса, в решении которого я не чувствовал бы своей меры.
 Дурная трагикомедия нашего горького существования.
Ещё вчера было время и надежда, сегодня осталось только время, а  «дальше тишина».
В театре нет человека, кто бы имел право говорить прямо и без оговорок.
Вот так и живём – не сходим с ума.
В конце театрального сезона обнаружил  в себе дремавшие  запасы грубости как ответ на агрессивную серость. Как бы хотелось, по Довлатову, быть учеником своих знаний - кто доказывает грубо, тот ничего не доказывает. Нет. Пишу рабочую записку директору - лучше с умным потерять, чем с дураком найти, - и снимаюсь с роли святого в православном спектакле, инициатором которого был сам.
Театр сегодня выражает себя через поколение 30-40 летних, у нас оно молчаливое. Пофигизм? А может, страх, что не допустят к десерту.
Я написал историю нашего  театра. Так получилось, что после прочтения читавший навсегда даст  себе зарок туда больше не ходить, а будет искать искусство, как советовала Ф. Г. Раневская, в музее. Может, махнуть рукой — успокоиться? Но он, покой, говорил Л. Н. Толстой, есть «душевная подлость»
Хочу, чтобы мне нашли того человека, который придумал мою зарплату, и обидеть его навсегда, причём изо всех сил. Если деньги есть результат того, что у меня на сцене всё получилось, т.е. деньги есть характеристика успешности, – я ничто.
Поругался со всеми, с кем возможно, что ж, мудрость не всегда приходит с возрастом, бывает возраст приходит один.
Телефонный звонок: «Здравствуй, брат, дело в том, что я крупно заработал, больше, чем мне нужно, уважаю то, что вы делаете, слышал, что хотите снять фильм о нашем земляке-послушнике  монастыря,  предлагаю вот такую ... сумму, а там видно будет». Это случай двухлетней давности. В этом году снова звонок - слава Богу!  В дорогу!
Москва. Марфо-Мариинская обитель. Привезли привет от руководителя и духовника православного душепопечительского центра "Омофор" в честь прп. Серафима Вырицкого, деятельность   которого проходит в  сотрудничестве с сестричеством в честь свв. прмцц. вл. кнг. Елисаветы и инокини Варвары в Новокузнецке - протоиерея Алексея Шульгина. Это как пароль – нам открыты все двери. Игумения обители м. Елизавета горячо рекомендует пообщаться с м. Магдалиной. Подробнее о ней в нашем фильме, а сейчас только одно откровение  от неё.
«Если бы вы были от мира, то мир любил бы своё; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир». От Иоанна (гл.15,19), чтоб не ошибиться, она прочитала по источнику, сбегав – ей за восемьдесят – за Евангелием. Это о нас, русских, богоизбранном народе!!!
В Санкт-Петербурге остановились в доме паломника в Александра-Невской лавре. Моим соседом по келье оказался иеромонах Псково-Печерского монастыря. В прошлом году мы снимали там фильм, но задать приготовленные бесчисленные вопросы  не получилось.  Удача догнала меня: о.Сергий расположен к разговору, нам никто не мешает – все остальные в трапезной, православным паломникам есть, чем поделиться  за вечерним чаем.  Мы лежим с батюшкой напротив друг друга на своих кроватях,  и он, будто заранее прочитав мои вопросы не спеша нашёптывает ответы. Главной оказалась не информация, а интонация: ему ли не знать,что каждый слышит лишь то, что понимает. Он говорил  с радостью от  моего любопытства, с любовью ко мне. Как же  точно, «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». Высшая математика в православии в самых простых вещах – почитай родителей, будь милостив, добр... А ведь в своё время я резко огорчился, когда старец Никон, благословляя меня, напутствовал  словами: благодарный человек никогда ни в  чём не нуждается, вот и ты так живи, - не показались они  мне тогда ожидаемой мудростью.


Валаам
Уже в Приозерске, где на пристани нас встречал Михаил Юрьевич Шишков (в дальнейшем — Миша, по его просьбе) пресс-секретарь епископа Панкратия, игумена Валаамского монастыря.  С первым рукопожатием стало понятно, что тайн от нас  не будет. Он вел себя так, будто всю жизнь ждал нас, чтоб показать и рассказать об этой святой земле.
Порой был смущён, боялся обнаружить себя грешного  в этой священной чистоте, где на каждом камне, по словам ппр. Иоанна Кронштадтского можно служить литургию.
Женщины особенно религиозны, они дали всё религиозное  на земле, религию грусти, религию ужаса. Тут какой-то другой корень, совсем иной, чем тот,  на каком держатся цветы, плоды.  Трогать их нельзя, как трогать и обнажать выводить к свету корни деревьев. Вредно. И им, и тебе. Просто смотри не оценивая.
«Помоги Матерь Божия!» – молила  девушка, стоя на коленях перед иконой,  и ревела, не сдерживая слез… Никто её не  торопил, а ведь это  толпы, тысячи женщин, они непременно помешались бы от страха, от горя, если бы  не знали, что добредут сюда, и – Богородица  услышит.  Да сияют образа эти вечно.
 «Не имамы иныя помощи, Владычица наша! Иного заступления не имамы!» - звучало по храму.
И слёзы, слёзы, и ничего не можешь с собой поделать. И вдруг бабушка, божий человек, шепчет мне на ухо:  «Плачь, плачь, да с молитвой «Господи, прости, я изнемогаю!»,  ведь раньше так и молились, пол мокрый был от слёз покаяния, а они ведь, что слёзы разбойника, который однажды увидел страдающего человека и заплакал. И когда после смерти взвешивали его дела, чаша с грехами оказалась тяжелее пустой чаши, без единого доброго дела, но Ангел положил на неё платок, омоченный этими слезами, и он перевесил. Плачь! Как же хорошо, Господи, Боже мой! Плачь, родной, плачь».

Последний день совпал с празднованием иконы Валаамской Божией Матери, к 12 часам закончилась литургия и остатки  моих  сил. На клиросе, где я молился вместе с монахами, замирал от счастья узнавания, слушая рядом с собой братский хор, а не в Интернете, Миша, божий человек, вдруг принёс просфору и чашку с горячим вином, сам бы он это назвал  православным бандитизмом, ведь я не исповедовался. Но Господь так устроил, что я более, чем когда-либо,  чувствовал причащение  к дарам  Божиим.
Священник зачитывает записки.   Оператор крупно берёт случайную из них, и дальше кто поверит, что это не постановочный кадр – на нём просьба молиться о здравии патриарха Кирилла и президента Владимира.  Обедня  за В. В. Путина заказывается во всех православных храмах простыми людьми. Дай Бог ему здоровья – первому руководителю России за последние почти сто лет верующему, часто причащаемуся и исповедывающемуся  на Валааме. Здесь моя Родина, а не там, куда надо возвращаться, где  слуги народа бьются за кусок пирога и часы «Richard Millc».
 «Предыдущее население обслуживало советскую власть. Она вырастила себе подобных приспособленцев. Нужно не одно  поколение монахов, чтобы поменялся генотип людей». (Из разговоров с  Мишей).
Становится палачом тот, кто жесток. Монахом может стать лишь тот, у кого порог брезгливости к мирской концепции выше нашего. Его подташнивает от наших привязанностей – вот это я загнул, как бы посмеялся Миша, прочти он мои размышления. Совсем недавно я даже настаивал на обязательном присутствии в характере  интровертности  для жития в монастырях. А это всего лишь любовное участие Господа –   благословение Его.
Симфоническую музыку не понимаешь – это нормально, читая «Улисса», путаешься, теряешься – это нормально, глядя на монаха, разводишь руками – не возьмёшь в толк его жизнь, как и в случае с фиалками, которые разводят в Арктике – и это нормально. Может,  просто  довериться чувству - и всё станет  близко и желанно?
«И сколько в этих стенах погребено напрасно молодости, сколько великих сил погибло здесь даром! Ведь надо уж всё сказать: ведь этот народ – необыкновенный был народ. Ведь это, может быть, и есть самый даровитый, самый сильный народ из всего народа нашего. Но погибли даром могучие силы, погибли ненормально, незаконно, безвозвратно. А кто виноват? То-то, кто виноват?» - это заключительные строки повести «Записки  из мёртвого дома» Ф. М. Достоевского. Не потому ли Фёдор Михайлович с сожалением относится к положению каторжников, что это люди поступка. Выбор пути монаха – тоже экстремальное решение: не  самое ли это высокое проявление мужественности, дерзновения перед Богом -  молиться за весь мир???
После Валаама
Поездка не была повязана бантиком, но всё равно это был подарок.
Соблазнительное чувство подвешенности, ты уже и не в монастыре, но и не в миру, и ожидание - чем отзовётся благодать? Оставаться в таком положении губительно, но продолжаю пока  вихляться в порочной неопределённости.
У Бодлера: «Бог избавляет своих любимцев от бесполезного чтения». На лето запланировал перечитать «Войну и мир», но услышал  от Миши: читать надо только то, что помогает в данный момент твоему духовному деланию – доверюсь. Л. Н. Толстой не станет  от этого менее любимым.
Что им горевать о даром пропавших возможностях в миру, в сравнении с тем, что они получают через Иисусову молитву. Исполнение ими  заповеди «возлюби ближнего своего» делает их приближенными к Спасителю - «по любви друг к другу узнаю своих учеников». Наиболее отличившимся даётся  проницательность старцев.
Мой знакомый рассказывал, как возил взятки в Москву депутату, который решал вопросы финансирования одной крупной стройки. Позже это взяточник возглавил один из регионов страны, неистово бичуя своего предшественника за коррупцию. Вор покупает время на ТВ и клянётся в праведности. Война – синоним бизнеса. Как успокоить, смягчить нравы людей и начать улыбаться. Неугомонные комедии в театре – не решение. А на Валааме, когда я вижу тысячи молящихся, появляется надежда на возрождение страны с царём-батюшкой -  Божиим помазанником, ради которых и жизнь отдашь. У монахов вопрос смыслов давно решён, и хоть я и чувствую себя рядом с ними как рыба, которая никогда не поймёт, что живёт в воде (шутка А. Эйнштейна), мне  хорошо в их реальности, а своя, с навязанными приоритетами, кажется бредом сумасшедшего. Как бы решиться выбросить телевизор и воздержаться от лишней информации, на которую истрачивается столько внимания и чувств?
Все люди, посланные нам, это отражение наше,  мы в ужасе шарахаемся от них, узнавая в них себя. Можно ли считать, что встреча с монахом - это надежда, шанс?
 Как же разделился мир – непримиримо! А уж со стезёй монашеской - навсегда. Господи, вразуми!!
Мудрецы считают – правильное решение, принятое с опозданием, является ошибкой.
 Ангеле Божий наставь на путь праведный!!