Запад и православие

Рейтинг:   / 0

Подробности

Категория: Публицистика

Автор: Михаил Анохин

Просмотров: 7204

2009 год, Выпуск № 3

* * *

Православное самосознание в отличие от Запада настаивает на том, что все виновны за всё и за вся, а это не может не вызывать резкий протест человека Западной культуры вплоть до отторжения. Если вдуматься в это, то вышеприведенный пример с цивилизацией людоедов и их оценкой гуманистических цивилизаций вполне применим и в этом случае. Но ведь и для русского человека сказать легко все виновны за всё и за вся, но как это почувствовать, а главное как описать это чувство языком юридическим! Как прикровенное выразить языком сухих формул? Ответ – никак! [X11] Но если не почувствовать эту вину за всех, то от принципа остается пустая оболочка слов. Вот и получилось на практике из этой оболочки извращенное: все виновны кроме меня – этакая химера русской практической нравственности.

Прав романтик колониальной империи Киплинг: «О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут, Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господен суд».

Мы не понимаем, друг друга по причине того, что мы по-разному относимся к фундаментальным вопросам морали, права и достатка. У нас несовпадающая шкала ценностей. Вот почему когда русский человек напяливает на себя чужое (бизнесмен), он унаследует только худшие черты западного человека и худшие из исконно русского. Возникает химера. Алчность и жадность русского человека, дорвавшегося до богатства, вызывает изумление и отторжение у человека западной культуры.

Собственно говоря, всё, что заражает русский народ, откуда бы эта зараза не пришла, с Востока или Запада, обязательно перерабатывается народным сознанием до неузнаваемости, иногда в собственную противоположность. Так получилось и с принципом личной ответственности за свою судьбу, и с богатством, упавшим с «неба».

Лгать и изворачиваться, преследуя практические цели, это премилое свойство либеральной цивилизации. Русский человек в массе своей лжет совершенно бескорыстно, по некой внутренней инерции. Свойство русского человека лгать совершенно невинное в своем простодушии.

Этого не может понять западный человек, привыкший во всем усматривать рациональное зерно, смысл. Именно отсюда, из этого непонимания проистекает убежденность западного человека в том, что русский человек по природе своей лгун и доверять ему невозможно ни в чем. Но отсюда следует и обратное, наши назойливые уверения в своих добрых намерениях, ибо чувствуем же мы это недоверие! Чувствуем и оскорбляемся в глубине себя этим безосновательным недоверием: «Ты к ним всей душой, а они к тебе жопой».

Отношение к писанному (положительному) закону еще один разделительный фактор между Православием и Западным рационализмом. Точнее сказать: между юридизмом, усвоенным западными народами от Рима, требующим безоговорочного подчинения закону всех и каждого, и русской стихией справедливого.

И вот еще одна мысль: человек не есть раз и навсегда застывшая данность, человек это понятие динамическое. Скажем еще яснее – человек рождается зверенышем, но в этом звереныше заложен потенциал становления его в человека. Человек, в каждый конкретный момент своей жизни, находится либо на восходящей ветви своего развития к идеальному человеку, либо на нисходящей ветви, то есть ведущей его к состоянию животного. Этого совершенно не понимает либерализм доведший «права людей» до абсурда.

«Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, - говорил А.С.Пушкин, - без насильственных потрясений политических, страшных для человечества...»

Принуждение к добру должно исходить изнутри становящегося человека и силой своего понуждения образовывать из его несовершенства, образ, приближенный к образу Христа. Таково понимание эволюции человека в Православии.

Повторим еще раз очевидную для православного человека истину: внешним принуждением ничего не добьешься. Русский человек похож на пружину: чем сильнее его сжимают внешние обстоятельства, тем страшнее, разрушительнее будет высвобождение накопившейся энергии.

Задача русской культуры, задача Православия как раз и заключается в созидании этого внутреннего человека. Тирана по отношению к человеку внешнему, подверженному соблазнам внешнего мира и собственной греховной природе. И вся русская литература есть бесконечное исследование борьбы внутреннего человека с внешним, поскольку тирания внешнего человека ничем не меньше, чем тирания внутреннего человека.

Между тем, если нужно на чем-то сэкономить власти, она начинает наводить экономию с культуры и при этом с её самой бескорыстной, самой незащищенной части, то есть с культуры, несущей в мир человеческой не развлечение, а тревогу. Тревогу за соборную душу народа и за душу конкретного человека. Подлинное человеколюбие отсекается в мире вещизма в первую очередь. Душа ведь в понимании прагматика-атеиста есть что-то абстрактное, а вещь конкретна. У нас и культура понимается предметно и конкретно: библиотеки, театры, музеи, а дух их наполняющий, полагают, сам приложится – изойдет неким чудесным образом из предметов. На самом деле в искусстве, как и в природе не материя источает дух, а дух творческий преобразовывает материю. Входит в неё и пребывает там, как это бывает в намоленных иконах. Но ведь и музейная реликвия – топор палача – содержит в себе боль и страх казненных им людей. Дух смерти, дух гибели сидит в этом куске металла. Сидит и ждет. Точно так же, как икона ждет.