Вдоль по жизни с микрофоном

Рейтинг:   / 3

Подробности

Категория: Публицистика

Автор: Скорик Любовь Трофимовна

Просмотров: 6585

2009 год, Выпуск № 4

Сам Махмуд о каждом из своих танцев и костюмов мог с упоением говорить бесконечно. Настоящий знаток всемирной истории, этнографии, национальной хореографии, он был поистине счастлив, если находил заинтересованного собеседника. Мы с ним проговорили несколько часов – тех самых, что были отпущены ему для отдыха между двумя его концертами.

В те годы, слава Богу, ещё не захлестнуло нашу эстраду разливанное море смехачей. Юмористы тогда были товаром штучным и уважаемым. Среди них блистал дуэт Ильченко-Карцев. Их увидел где-то на гастролях Аркадий Райкин и благословил на большую сцену. Очень скоро дуэт этот получил завидную популярность. Их миниатюры «Авас», «По три, но очень маленькие» знал, кажется, каждый. Мне очень нравились эти артисты, хотя видела я их лишь по телевизору.

Потом дуэт исчез. Одна его половинка – Роман Карцев – приехал в Кузбасс спустя год после того, как осиротел. Это были по сути первые его выступления в одиночестве. Впрочем, «в одиночестве» – это сказано неправильно. Ильченко, казалось, присутствовал на сцене, участвовал в миниатюрах и даже отвечал своему напарнику. Только вот видел и слышал его лишь он, Карцев. Ему очень хотелось, чтобы все в зале тоже ощущали присутствие его партнёра и друга. Перед каждым номером Роман подробно, в лицах рассказывал зрителям, как эта миниатюра рождалась, и обязательно подчёркивал, что это именно Витя придумал в ней всё самое остроумное и смешное.

Остро проступали и незатухающая боль потери, и выработанное годами творческое их единство, и просто – настоящая глубокая человеческая привязанность, нежная дружба. Потом, после концерта, уже в разговоре только со мной, Роман, вспоминая об ушедшем друге, даже слёз своих не скрывал. Должно быть, где-то, перед кем-то ему необходимо было облегчить душу. Он признался, что после смерти Виктора категорически решил порвать с эстрадой и долго не выступал. Пока однажды во сне не пришёл к нему друг и не стал с жаром объяснять, что и как следует сделать с миниатюрой, которую они не успели закончить вместе. Выходит, неправильно похоронить вместе с человеком и всё то, что им сделано. Мне кажется, что в мире искусства, где, как правило, процветают соперничество и зависть, это – редчайший случай настоящей, искренней, большой дружбы между собратьями по творчеству.

Помню, какой поднялся у нас ажиотаж, когда стало известно о предстоящих гастролях в Кузбассе Людмилы Зыкиной. Во-первых, певицу эту действительно любили: наступил как раз пик её популярности. Во-вторых, оказалось, что ярым её поклонником был Сам – первый секретарь обкома партии Афанасий Фёдорович Ештокин. Из нашего Белого дома поступило указание: всюду его любимицу принимать по высшему разряду. В порыве энтузиазма

Ештокин решил самолично встречать дорогую гостью у трапа самолёта. Как призналась позже Зинаида Васильевна Кузьмина – тогдашний секретарь по идеологии – ей никак не удавалось удержать его, втолковать, что это не вполне правомерно и даже не очень прилично. Сработало лишь напоминание, что незадолго до того Афанасий Фёдорович не встречал в аэропорту даже высокую партийную делегацию из братской Венгрии. Только после вопроса в упор: «Как это будет расценено в ЦК?» – секретарь-фанат сдался.

Однако и встречали, и принимали везде Зыкину пышно. Разместили её в люксовом номере совсем ещё новенькой тогда гостиницы «Кузбасс», а главной площадкой выступлений стала сцена Кемеровского драмтеатра, что практически рядом. Людмилу Георгиевну это очень устраивало, и она решила не обременять себя поездками «в массы». Они сами приезжали к ней. К драмтеатру вереницей спешили полные автобусы от заводов, шахт, окрестных колхозов. Людей везли прямо с рабочих мест. Зал был постоянно полон.

Концерты шли целыми днями с короткими перерывами. Шли «на ура». Восторженная публика неистовствовала, одаривала певицу царскими подношениями, вызывала на «бис», желала слушать ещё, хотела задавать своей любимице вопросы, жаждала общения. Однако той было не до общений. Перерывы между концертами длились недолго. Надо было успеть сменить мокрое от пота бельё, подновить размокший грим, подправить причёску, хоть чуток помолчать и обязательно поесть, чтобы восстановить силы. Ела она, как и все певцы, много.

Кстати, именно с едой вышла маленькая неувязочка. Потрясённая театральная администраторша поведала мне следующее. Подстёгнутые указаниями из обкома, работники ресторана «Кузбасс» предложили Зыкиной доставлять ей в любое время горячую пищу по её выбору. Она осведомилась, сколько это будет стоить, и, услыша ответ, категорически отказалась. Ела же в антрактах взятые в театральном буфете варёные яйца с чёрствыми булочками, кабачковую икру и вчерашние холодные, обветренные котлеты.

А популярность Зыкиной была поистине удивительной. После каждого её телевизионного концерта мы на студии получали массу писем, адресованных ей. Одно особо запало в сердце: «Дорогая Людмила Георгиевна! Я очень люблю ваше пение. Всегда думал, что вы – самая счастливая на свете. Но недавно узнал, что вы, как и я, одиноки. Я живу в деревне. Имею полдома, стельную корову, двух поросят и 12 кур. Людмила Георгиевна, приезжайте ко мне, и неизвестно, как после этого сложится наша с вами жизнь». Эта последняя фраза стала у нас на студии крылатой. Провожая кого-нибудь «на ковёр» к начальству, мы обнадёживали своего товарища: «Ничего, ещё неизвестно, как после этого сложится ваша с ним жизнь».

Казалось бы, логично в этих заметках сделать главный акцент на визитах к нам собратьев по перу, писательской братии. Литературные звёзды в те времена не обходили Кузбасс стороной. Бывали здесь Валентин Распутин, Евгений Евтушенко, Роберт Рождественский, Людмила Щипахина, Лев Ошанин, Михаил Луконин… Рассказ о встрече с каждым из них – драгоценная страница в хронике культурной жизни нашего края. Но страницы эти давно уже и многократно написаны. Не мной, хотя и не без моей помощи. Боготворя этих блистательных мастеров слова, я, тогда юная журналистка, в их присутствии разом теряла все свои жалкие словечки, не смела и вопроса задать. Свою роль свела к миссии чисто технической. На встречах с ними в любой аудитории просто включала микрофон и добросовестно всё записывала. А после передавала запись на радио, в газету или журнал.

Как-то пожаловал к нам главный литературный генерал – руководитель всей писательской гвардии страны Георгий Марков. «Самый советский из писателей», он на любой встрече, как и положено мэтру и вождю, являл собравшимся непререкаемый кладезь идеально правильных, тщательно выверенных и согласованных с кем положено идей, слов, фраз. Ими и делился щедро, уверенно, целенаправленно.

Но вот на одной из встреч (кажется, с творческой интеллигенцией) кто-то совсем некстати спросил, правда ли, что Георгий Мокеевич собирает анекдоты? И тут свершилось чудо. Из-под плотной оболочки званий, регалий, амбиций вдруг явился пред нами просто человек – живой, интересный, эмоциональный. У него изменился даже голос. Взахлёб стал рассказывать, что это – его многолетняя страсть, хобби. Что за новым шедевром в свою коллекцию пойдёт и поедет он куда угодно. Весь фокус только в том, что собирает он не просто анекдоты, а предельно короткие, которые умещаются всего в одну фразу. Похвалился, что собрал их уже немало. Уверял, что это – настоящая сокровищница народной мудрости и меткого юмора.

Конечно же, последовал вопрос: удалось ли пополнить его коллекцию у нас в Кузбассе?

– Да кое-что есть, добыл, – довольно признался он. – Ну вот, к примеру, самый последний: «Из кустов раздавался пронзительный девичий крик, постепенно переходящий в женский».

Помню произошедший в зале взрыв. Разом изменилось всё: настроение, лица, чёткий чинный регламент. Ошарашенная обкомовская дама-надзирательница, не в силах вымолвить даже словечка, молча своим дрожащим начальственным пальчиком указывала мне на дверь… Так что я не знаю, были ли тогда обнародованы ещё какие-то шедевры из копилки советского классика…

Другой эпизод связан с именем большого российского поэта. Это один из очень памятных и дорогих сердцу моментов моей жизни. В 1966 году на Всероссийский семинар молодых литераторов в Кемерово съехалось множество юных дарований – дерзких, самонадеянных. Оценивали их шедевры приехавшие к нам известные поэты и писатели. Звезда первой величины среди них – легендарный Ярослав Смеляков. Настоящий классик, мощный трибун и тончайший лирик, яркая личность, мудрейший человек. Чего только не выпало на его долю: ГУЛАГ, война рядовым солдатом, плен. Его стихи знала и любила вся страна.

Записываю открытие семинара. Жадно вглядываюсь в живую легенду. Пожилой, усталый, скромный человек. Не жаждет высказываться, поучать. Слушает других, полуприкрыв глаза и подперев голову рукой. Похож на большую нахохлившуюся птицу. Иногда только слегка встрепенётся, услыша удачную фразу, и сделает пометку на листе бумаги.

Семинар шёл несколько дней. На секционные занятия я не приходила, чтобы не смущать своим микрофоном юных участников – им и без того нелегко выступать перед мэтрами. И вдруг звонит мне один из наших местных семинаристов и велит непременно быть сегодня вечером у него дома. Ничего удивительного: молодой поэт Анатолий Суздальцев – мой университетский сокурсник, близкий друг. Должно быть, распирает его от впечатлений, не терпится ими поделиться. Однако Толя огорошивает: обещал придти Ярослав Смеляков! И тот действительно пришёл.

Жили Суздальцевы в самом центре города, на площади Пушкина. Это, конечно, шик. Но, пожалуй, – единственный. Больше перед классиком особо похвалиться было нечем. Обстановка в квартире очень скромная. Помнится, я ещё подумала: «Ой, а табуретки-то у них совсем расшатаны, неудобно как-то». Но оказалось, что хозяева учли это и накануне сделали важную покупку. Мы сидели в тот вечер на новеньких стульях, ещё в полиэтиленовых чехлах. Кажется, Толина Валюша приготовила на ужин тушёную зайчатину. Мой друг любил ходить на охоту. Не часто возвращался с трофеем, но всегда – с новыми стихотворными строчками.

Я до сих пор не знаю, каким всё же добрым ветром занесло тогда Ярослава Васильевича в тот дом. Угадал ли он в Суздальцеве истинную поэтическую душу, сродни своей? Затосковал ли в вечернем гостиничном одиночестве? Или, напротив, утомился от семинарского многолюдия и ему захотелось хоть ненадолго в добрую домашнюю обстановку? Бог его знает, но так или иначе судьба преподнесла нам тот щедрый дар.

Нас было четверо: Толя с женой и я с сестрой – тоже истовой поклонницей поэзии Смелякова. Её величество Поэзия и царствовала у нас в тот вечер. Стихи читали все. Сам Ярослав Васильевич начал с «Воробышка». Признался, что стихотворение это у него – из самых сокровенных. Посетовал, что не все и не везде по-настоящему принимают его. Поведал, как оно написалось. В лагере у них бытовала примета: о чьём-то скором освобождении извещала птица стуком в окно. Все напряженно ждали этого сигнала, с надеждой глядя на каждую пролетающую птаху. Ему пришлось ждать своего сигнала долгие годы, пока однажды не сжалился над ним какой-то плюгавенький взъерошенный воробышек с добрым сердечком. Для поэта теперь воробей – лучшая из птиц.

Мы же по юному своему легкомыслию всё больше налегали на лирику. Звучали «Милые красавицы России», «Хорошая девочка Лида» и, конечно же, «Любка»:

Стираная юбка, глаженая юбка,

Шёлковая юбка нас ввела в обман…

Что ж ты натворила?! До свиданья, Любка,

Слышишь, до свиданья, Любка Фейгельман!

Не помню, кто из нас проникновенно читал это, любимое. Неожиданно Ярослав Васильевич грустно произнёс:

– Никогда не пытайтесь отыскать свою юношескую любовь! Меня не уберегла судьба – встретил недавно эту свою Любку. Самая горькая и тяжкая встреча за последние годы… Нет, никогда не старайтесь спустя годы увидеть свою юношескую любовь!

Помнится ещё, как кто-то из нас опрометчиво спросил гостя, почему его фамилии нет в длинном списке недавно награждённых литераторов?

– А ничего удивительного, – ответил Ярослав Васильевич, – я же – не член (и далее – медленно, демонстративно-старательно выговаривая каждую букву) Ка-Пе-Эс-Эс. – И следом озабоченно уточнил: – Ой, я всё правильно произнёс?

По тем временам в компании практически незнакомых людей такое озорство было крайне неосмотрительным, чтобы не сказать легкомысленным. Нет, не обстрогали, не выгладили его даже лагерные годы. Не из слабого материала был тот Человек!

Мы с юным обожанием смотрели на него, жадно слушали, взахлёб читали его стихи. А потом вместе тихонько проникновенно пели завораживающее:

Если я заболею, к врачам обращаться не стану.

Обращаюсь к друзьям – не сочтите, что это в бреду:

Постелите мне степь, занавесьте мне окна туманом,

В изголовье поставьте упавшую с неба звезду…

Поведать радиослушателям о гастролях отдельно взятой заезжей «звезды» – дело в общем-то несложное. Тут главное – подход к ней найти, контакт установить. А дальше всё просто: дай в эфир интервью, для иллюстрации – какой-нибудь «звёздный» номер, допусти до микрофона особо восторженного зрителя – вот и все дела. Гораздо сложнее, если в гости пожаловал какой-нибудь коллектив, особенно – большой и разножанровый. Ну, к примеру, – цирковой. Мне приходилось о таковых рассказывать систематически, и было это для меня почти в наказание.