Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Анатолий Парпара. С головой льва герой.(200 лет Бородинской битве)

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 

 

Будучи одарен необыкновенною физическою силой и крепким здоровьем, при замечательном росте, Ермолов имеет голову, которая, будучи украшена седыми, в беспорядке лежащими волосами, и вооружена небольшими, но проницательными и быстрыми глазами, невольно напоминает голову льва.                                                                                  

Денис ДАВЫДОВ            

 

11 апреля (23 апреля по н. с.) 1861 года в Москве скончался в возрасте неполных восьмидесяти четырех лет блистательный русский генерал и государственный деятель Алексей Петрович Ермолов. Как и завещал полководец, его похоронили в г. Орле рядом с могилой отца, Петра Алексеевича Ермолова, орловского дворянина. Во многих городах империи, начиная с Петербурга, почтили память героя «... и он как будто воскрес в памяти России в минуту смерти».

Мистическим образом его активная жизнь на благо отечества была связана с жизнью императора Александра I. Родились они в одном 1777 году.

В 1801 году 12 марта, когда Александр заступил на российский престол, он объявил манифест, в котором обещал, что «будет править Богом врученный ему народ по законам и по сердцу премудрой бабки своей, Екатерины Великой, да вознесет Россию на верх славы и да утвердит ненарушимое блаженство всех верных подданных». Следуя этому обещанию, он выпустил на свободу, наряду с другими арестованными вольнодумцами, молодого подполковника Ермолова.

За три года до этого двадцатиоднолетний офицер был взят под стражу и допрошен как активный член политического кружка, созданного его братом по материнской линии смоленским дворянином А. М. Каховским, а затем сослан на вечное пребывание в Костромскую губернию в ссылку.

Денис Давыдов, знаменитый партизан Отечественной войны 1812 года и замечательный поэт, писал в своих записках о двоюродном брате (мать Ермолова Марья Денисовна была родной теткой ему. – А.П.): «Между тем эта нелепая ссылка помешала Ермолову участвовать в итальянской кампании, и взять несколько уроков у такого учителя, каков был Суворов! Так судьба играет людьми. Одного недостойного она ведет и поддерживает: другому бросает камень на каждом шагу...» (Цитирую дневники Д. Давыдова и А. Ермолова по книге «Алексей Петрович Ермолов. Материалы для его биографии, собранные М. Погодиным», Москва, 1864, с. 15. В дальнейшем – П.).

Но зато урок, преподанный императором Павлом запомнился молодому офицеру на всю долгую жизнь: он резко охладел к политике. Благодарный судьбе и молодому императору, которого полюбил, он решил воспользоваться свободою: «Радость заставила во мне молчать все другие чувства, одна была мысль – посвятить жизнь на службу государю, и усердию моему едва ли могло быть равное». (Записки А.П. Ермолова 1798–1826. М. – Высшая школа, 1991 г. с. 31. В дальнейшем – Е.). Это юношеское желание его в течение четверти века неукоснительно исполнялось – он служил императору и России. Все подвиги свои, военные и душевные, он посвятил императору как олицетворению силы и достоинства родной страны. С уходом Александра I из жизни практически прекращается осмысленное служение родине – его лишают возможности вести государственную деятельность, хотя членом Государственного совета он был несколько лет, но уже в 1839 году подает прошение об отставке, сославшись на нездоровье. Но об этом позже, а пока вернемся в 1801 год.

Два месяца терпеливого ожидания в военной коллегии завершились докладом о нем государю и принятием на военную службу с незаслуженными потерями в производстве нового чина и даже старшинства в чине. Он получает роту конной артиллерии и выезжает в Вильну (современный Вильнюс. – А.П.). Обида на несправедливость стихла. Он записывает у себя в дневнике: «Весело идет жизнь моя, служба льстит честолюбию и составляет главнейшее мое управление; все страсти покорены ей! Мне 24 года; исполнен усердия и доброй воли, здоровье всему противостоящее! Недостает войны».

Молодой офицер был честолюбив и желал в новых боях отличиться, ведь он уже сумел показать себя талантливым командиром в войне против Польши под предводительством А.В. Суворова в 1794 году, за что и отмечен был лично великим полководцем орденом Георгия 4-й степени.  В  следующем году он участвовал уже с австрийскими войсками в боевых действиях против французской армии, находившейся в Италии. А в 1796  году – в походе русских войск под командованием генерала В.А. Зубова против войск иранского шаха Аги-Мохаммеда, который разграбил Грузию в 1795 году. С приходом к власти Павла I русские войска ушли из Закавказья.

Так что у молодого офицера был блестящий послужной список. Но что-то уже застопорило великолепно начавшуюся его карьеру. И этим «что-то» была независимость характера Алексея Петровича. Возможно не без основания, высокое начальство раздражали, особенно великого князя Константина Павловича и графа Аракчеева, «неблагоразумие и дерзость», говоря словами самого Ермолова. Но таков уж был его характер. 

Видя небрежение к своему усердию, Алексей Петрович даже подал рапорт об увольнении и просил отставить его майором, хотя положено при увольнении выходить чином выше. Как впоследствии он сам заметил «Я думаю, что подобной просьбы не бывало, и кажется, надлежало справиться о состоянии моего здоровья» (П. с. 18). Но, к счастью для русской истории, этого не произошло.

В 1804 году пожизненный консул Наполеон Бонапарт провозглашает себя императором Франции Наполеоном I. И продолжает серию блистательных побед над коалициями европейских государств, в которые входили (и выходили в разное время) Великобритания, Австрия, Россия, Швеция, Пруссия и другие страны. В Трафальгардском сражении талантливый английский флотоводец Нельсон разбивает надежды императора на высадку в Англии французских войск.

Наполеон активизирует свои действия против сил превосходящей его армию 3-ей антифранцузской коалиции. Фактически против него вели войну только австрийские и русские войска. Русскую армию возглавил генерал Михаил Кутузов, который еще на пути следования в Австрию заметил  командира артиллерийской роты подполковника Ермолова и, удивившись тому, что офицер, имея два знака отличия, врученные еще при матушке Екатерине, так долго не получает очередной чин,  похвалил его «за хороший присмотр роты» и обещал отметить усердие к службе.

В сражении под Ульмом французская армия окружила австрийскую. Ермолов так описывает эту трагическую ситуацию: «Генерал Макк, худо извещенный о движениях неприятеля, не довольно был осторожен, войска его были разбросаны, и собраться не успели. Внезапная атака такое произвела замешательство, что армия довольно многочисленная, в хорошем весьма состоянии, вся по частям и почти без сопротивления разбита была совершенно, и большею частию досталась в плен, взята вся артиллерия и все обозы. Спаслись от поражения небольшие части войск под начальством эрцгерцога Фердинанда, генералов Кинмейера и Мерфельда. Не избежал плена и сам генерал Макк...» (П. с. 19).

В связи с поражением австрийских войск положение русских резко обострилось и Кутузову пришлось отойти, чтобы спасти своих солдат от разгрома. Это умелое отступление с арьегардными ожесточенными боями сделало честь русской армии в глазах противника.

В одном из таких сражений  при Амштеттене 22 октября, где отряд Багратиона, прикрывавшего отход наших войск, понёс большой урон, генерал Милорадович приказал, спасая положение, подполковнику Игельстрому атаковать противника. Смелый удар отбросил французов далеко назад до батарей, но храбрый подполковник погибает. И тогда его товарищ подполковник Ермолов со своей ротой отчаянно бросается на помощь погибающей коннице, останавливает наступление французов, собирает вокруг себя эскадроны Игельстрома и снова бросается в атаку. Французы были повержены.

В этом сражении ярко проявились не только личная храбрость молодого офицера, но и умение оценить обстановку, упредить действия противника. Так Ермолов, заняв возвышенность, не позволил французам установить батарею для обстрела русской позиции.

Профессиональные действия командира конной роты были замечены генералом Милорадовичем и высоко оценены.

Выполняя свой союзнический долг, русские войска успешно защищали город Кремс от армии маршала Мортье. Ермолов, будучи при генерале Милорадовиче, свидетельствовал о том, что это сражение «было одно из жесточайших, и войска наши оказали возможной степени мужество» (П. с.23).

В итоге французы были сбиты со всех высот вокруг города и вынуждены были отступить. Но успех этот не имел никакого стратегического значения, ибо вскоре получено было известие о том, что столица Австрии Вена была сдана без боя. Русские войска, храбро отбиваясь от наступающих французов, но, опасаясь окружения, вынуждены были, отступая, идти на соединение с резервной армией графа Буксгевдена. Ермолов так оценивает результаты действий нашей армии: «Таким образом, в происшедших с неприятелем делах, во всё время отступления от Бранау и до  Брюнна, генерал Кутузов, против многочисленных сил приобретши успехи при Ламбахе и Амштеттене, и совершенную победу при Кремсе, довёл свои войска если несколько и утомленные быстротою движения, но с наилучшим духом и ничего не потерявши, кроме одной пушки при Ламбахе. Сия ретирада по справедливости поставляется в числе знаменитых военных событий нынешнего времени».

Но всё-таки, имея общий решительный перевес над французской армией в численности войск, австрийский Франц I и русский Александр I решили дать  бой французскому императору Наполеону I. Это сражение, против которого категорически был главнокомандующий генерал Кутузов, состоялось 20 ноября (2 декабря) 1805 году и вошло в военную историю Европы, как Аустерлицкое.

К сожалению, оно было плохо подготовлено и части огромных войск не были согласованы в своих действиях. Вот как описывает начало сражения Лев Толстой в своем романе «Война и мир»: «Но, пройдя около часу все в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Если бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, ещё прошло много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общей уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью, соотнося причину беспорядка к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники».

В довершении к несогласованности действий, союзное командование не позаботилось о тщательной разведке месторасположения противника, потому наступающие колонны союзных войск уткнулись в хорошо подготовленные позиции французов. А дружные залпы наполеоновских батарей внесли великую сумятицу в беспечно идущие на определенные диспозией генерального сражения места.

Зато французский император сумел компенсировать разницу в численности войск умением организовать свои действия. О чём красноречиво говорит и дневник Ермолова: «Совершенная готовность неприятеля доказывает, что он предуведомлен был о нашем предприятии, ибо не почитал за нужное открывать следования нашего, и даже до самой занимаемой позиции не было ни одного пикета» (П. с. 27). Размышляя над «странными» обстоятельствами этой битвы, Ермолов замечает: «О сражении Аустерлицком (можно, кажется, сказать) что каждой части войск предоставлено было действовать отдельно, с условием притом, ни себе ожидать, ни другим не давать вспомоществования, и для лучшего успеха полезно было бы даже забыть, что на том же самом поле и в то же самое время были ещё другие русские войска.

Так разделённых нас и лишённых взаимного вспоможения предоставила судьба пред лицом неприятеля, и он, трепещущий имени русского, осмелился быть победителем!» (П. с.32).

Аустерлицкое сражение хорошо запомнилось русским офицерам и стойкость их на Бородинском поле объясняет нам, потомкам доблестных воинов, что  они умели учиться мужеству на примере горьких уроков.

Австрия уже не смогла оправиться от нанесённого ей поражения и подписала с Наполеоном унизительный для себя мир. И прекратила военные действия.

8 (20) июня 1806 года в Париже был заключён мир, который российский император отказался ратифицировать. Александр был полон решимости остановить военную экспансию Наполеона, который, продолжая создавать вокруг Англии континентальную блокаду, занял своими войсками Голландию и подчинил своему влиянию немецкие мелкие государства: Баварию, Вюртемберг, Баден и другие княжества юго-западной Германии.

Пруссия, кожей ощущая готовившееся на неё нападение, попросила помощи у Англии и Швеции. В сентябре 1806 образовалась уже четвёртая коалиция антифранцузских сил. В неё вошла и Россия, император которой обещал прислать в помощь Пруссии два корпуса общей численностью в 90 тысяч человек под командованием двух опытных генералов Беннигсена и Буксгевдена, немцев по происхождению. Но Пруссия, объявила Франции войну, даже не подготовившись к ней, не дождавшись прихода русских корпусов, т. е. совершила ту же ошибку, что и Австрия, в результате чего потерпела такое же жестокое поражение.

Наполеон, понимая, что русская армия горит желанием отомстить за унижение под Аустерлицем, постарался упредить соединение с ней 100 тысяч прусского войска и беспощадно разгромил его при Йене и Ауэрштедте. В итоге почти вся Пруссия оказалась под властью Наполеона, а Фридрих-Вильгельм вынужден был бежать к русским границам в Кенигсберг. Сто тысяч пленных, четыре тысячи орудий, сотни знамен достались знаменитому победителю.

А что же русская армия? Что делала она в чуждых нашим воинам просторах?

 Николай Устрялов писал в своей «Русской истории до 1855 года» (Петрозаводск, с. 720): «Здесь на равнинах древней Мазовии и восточной Пруссии, храброе воинство русское, невзирая на все невыгодные обстоятельства, на превосходство сил неприятельских, на ошибки своих вождей, на недостаток продовольствия, целые полгода оспаривало победу у полководца искусного, привыкшего одним ударом сокрушать царства. Правда, он, наконец, восторжествовал, но далеко не достиг той цели, которую имел в виду, нападая на Россию, и должен был сознаться, что есть ещё народ, способный спасти свою независимость от его алчного властолюбия».

Действительно, русским войскам, пришлось в течении семи месяцев вести ожесточённую и неравную борьбу с неприятелем. Сражения при Пултуске и Голымине показали французам, что русские не собираются, подобно пруссакам сдаваться.

Битва при Прейсиш-Эйлау была одной «из кровопролитнейших в последние времена» (П. с. 45). В ней русские показали себя способными одержать победу над удачливым противником. Показал себя настоящем героем, распорядительным командиром и полковник Ермолов, начальствуя тремя артиллерийскими ротами.   Денис Давыдов позднее писал о действиях Ермолова следующее: «Недавно ещё имел я честь слышать от гр. Д. Н. Б., что многие из современных свидетелей придавали большое значение действию артиллерии под начальством Ермолова в Прейсиш-Эйлауском сражении» (П. с.50).

Через четыре месяца произошла битва у Фридланда. Генерал Беннигсен был тяжело болен и командование взял на себя князь Г..., как пишет Денис Давыдов. Он же рассказывает о 40 лёгких орудиях, которые под начальством Ермолова противостояли сильному противнику. В этом сражении французы оказались сильнее, и русские отступили к Тильзиту.

Расстроенный бездействием Англии и Австрии в делах более выгодных для них, чем для России, Александр I решился заключить мир с Наполеоном. Французский император с удовольствием подписал его.

По Тильзитскому миру Россия должна была вывести свои войска из Молдавии и Валахии, помириться с Турцией и присоединиться к континентальной блокаде Великобритании. Наполеон становился  неограниченным повелителем Европы. У него был только один соперник – Россия. И властолюбец решил взять тайм-аут перед решительным сражением с ней.

12 (24) июня 1812 года, после почти двухлетней подготовки 600-тысячная армия, собранная французским императором из всех стран Европы, за исключением Англии, Швеции и Турции, перешла через Неман между Ковно (Каунас) и Гродно. За сутки до этого Наполеон отдаёт приказ по своей армии, в котором откровенно заявляет: «Солдаты! Вторая польская война началась. Первая кончилась под Фридландом и Тильзитом. В Тильзите Россия поклялась на вечный мир с Францией и войну с Англией. Ныне нарушает она клятвы свои, и не хочет дать никакого объяснения о странном поведении своём, пока орлы французские (т.е. знамена. – А.П.) не возвратятся за Рейн, предав во власть ея союзников наших.

Россия увлекается роком! Судьба ея должна исполниться. Не считает ли она нас изменившимися? Разве мы уже не воины Аустерлицкие? Россия ставит нас между бесчестием и войною. Выбор не будет сомнителен. Пойдём же вперёд! Перейдем Неман, внесем войну в русские пределы. Вторая польская война, подобно первой, прославит оружие французское; но мир, который мы заключим, будет прочен и положит конец пятидесятилетнему кичливому влиянию России на дела Европы».

О событиях, предшествовавших началу самой кровавой войны XIX века, мы рассказывали в своей статье о М.И. Голенищеве-Кутузове. Здесь же мы расскажем вкрадце об основных причинах столкновения интересов двух государств и амбиций двух императоров, столкнувших народы Европы между собой.

Первым нарушил Тильзитский мир Наполеон, обещавший не расширять пределов герцогства Варшавского, но присоединивший в 1809 году к нему воеводства Подляхское, Люблинское и Сандомирское, отнятые у Австрии.

 В следующем году он захватил совершенно незаконно герцогство Ольденбургское . Император Франции знал, что оно  создано из графств Ольденбург и Дельменгорст, которые были отданы датским королем взамен родовых владений императорского Российского дома в Голштинском герцогстве, отошедших к Дании. Владетельное герцогство Ольденбургское находилось под покровительством России, ибо русский царь являлся главою младшей линии Готторпского дома как представитель старшего колена и после пресечения царствующего в нём рода, поступало во владение России. Кстати, независимость герцогства гарантировалась Тильзитским договором. Наполеон должен был быть осторожен в своих действиях, чтобы не обидеть союзника ещё и потому, что сестра русского императора Екатерина Павловна вышла замуж за принца Георга Ольденбурского.

Потрясенный захватом, Александр через посла в Париже Куракина выразил неудовольствие действиями своего «брата» и известил об этом всех государей Европы.

А вскоре и Наполеон получил возможность выразить своё возмущение. Континентальная блокада, которую ввёл император Франции с целью погубить Англию, была невыгодна для России, хотя Тильзитский договор заставил её соблюдать жёсткие условия режима. В результате в нашем отечестве резко упал курс рубля, стала терпеть убытки промышленность, пришла в упадок торговля, и тогда Александр в 1810 году разрешил привозить в страну колониальные товары под американским флагом. Наполеон был в бешенстве, и только неблагополучная война в Испании заставила его сдержаться от объявления ультиматума России.

Теперь становится ясным, что имел в виду Наполеон, говоря о «странном поведении» России и «нарушении клятв».

Александр I не встретил вражеские войска  на границе. Он понимал, что битва с Наполеоном будет жестокой и трагической, но не боялся своего грозного соперника и был готов ко всему. Он знал, какой страной управляет, какие воины находятся под его началом. Его приказ по русской армии от 15 июня был полной противоположностью обманной риторике Наполеона и передавал уверенность  царя в победе: «Французский император нападением на войска наши при Ковно открыл первый войну... Не нужно мне напоминать вождям, полководцам и воинам нашим о их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь славян. Воины! Вы защищаете Веру, Отечество, свободу. Я с вами. На зачинающего Бог!».

Отечественная война застала тридцатипятилетнего генерал-майора А.П. Ермолова в должности командира гвардейской пехотной дивизии. Свой долгожданный генеральский чин он получил еще в начале 1808 года, когда Аракчеев, став военным министром, по достоинству оценил артиллерийского полковника.

В письме Ермолову от 12 декабря 1807 г. он писал: «При оставлении, по болезни моей, командования Артиллерийским  Департаментом, я почел приятным себе долгом отличить роту, вами командуемую, пред Государем Императором, запрося на имя ваше у сего препровождаемый рескрипт, не имея ничего у себя более в виду, как доказать вам, милостливому государю, то уважение, которое я всегда имел к службе вашей...».

И действительно, рескрипт императора гласил: «Отличное действие в прошедшую компанию командуемой вами конноартиллерийской роты подает мне приятный повод изъявить оной особое мое благоволение, а вместе с сим инспектор артиллерии, Граф Аракчеев, препроводит к вам тысячу рублей для награждения в роте по вашему назначению, тех фейерверкеров и рядовых, кои по отличному своему знанию артиллерийской науки, заслуживают уважение, что самое примите в знак и к вам особого моего благоволения. В С-Петербурге. Ноября 30-го дня 1807 г.

На подлинном подписано

«Александр».

Пораженный произошедшим, Ермолов записал: «Это был первый пример подобной награды».

Эти письма красноречиво опровергают мнения некоторых современных авторов, пишущих о Ермолове, которого будто бы преследовали Аракчеев и цесаревич Константин Павлович.  Да, было к нему настороженное отношение, но когда они увидели Ермолова в деле, то резко изменили своё отношение к нему.

Став генерал-майором, Ермолов рвётся на юг участвовать в войне с  турками. Он понимал, что ему «нужна была опытность и случай оказать некоторые способности, ибо, служа во фронте артиллерийским офицером, я мог быть известен одною смелостию, а одна таковая в чине генерал-майора меня уже не удовлетворяла». Ему нужна была война. Он мчится в Петербург. Его представляют императору, который уже благоволит своему ровеснику. Александр отметил его ещё с Аустерлицкого сражения, когда генерал Ф.П. Уваров отозвался о командире артиллерийской роты с великою похвалою. Об успехах русского офицера после похода 1806 года говорил и прусский король. На что государь ответил: «Я уже знаю его».

 Ермолов больше всего на свете боялся остаться в резерве. Но император переводит его из армии в гвардию с повышением.

«Настал 1812 год, памятный каждому русскому, тяжкий потерями, знаменитый блистательною славою в роды родов» – так писал в своих записках Ермолов. Как замечательно перекликается эта мысль великого воина с мыслью великого поэта: «Время незабвенное! Время славы и восторга! Как сильно билось русское сердце при слове отечество!» (А.С. Пушкин «Повести Белкина»). О родственном отношении Пушкина и Лермонтова к Ермолову, и его приязни к ним мы расскажем позднее.

Итак, война пришла, но с запада. Ермолов назначается лично императором, противу своего желания быть командиром дивизии, начальником штаба 1-ой Западной армии. Александр I был умным и наблюдательным человеком, и знал о противостоянии командующих 1-ой и 2-й Западными армиями, Барклаем де Толли и князем Багратионом. Оба смелые офицеры, талантливые полководцы, с разной степенью темперамента разно видели задачу настоящего времени.

Барклай де Толли в то время был ещё и военным министром, и выполнял разработанный царем план отступления в глубь территории, изматывая противника мелкими боями, и пытаясь соединиться со второй  армией, удалённой по изначальной диспозиции на двести километров. А храбрый до отчаянности князь Багратион, любивший до безрассудства Россию, бивший в предыдущих войнах войска Наполеона, требовал сражения. Он писал своему другу Ермолову: «Ретироваться трудно и пагубно. Лишается человек духу, субординации и всё в разстройку. Армия была прекрасная: всё устало, истощилось. Не шутка 10 дней, всё по пескам, в жары на марше, лошади артиллерийския и полковыя стали и кругом неприятель. И везде бью. Ежели вперёд не пойдёте, я не понимаю ваших мудрых маневров. Мой маневр – искать и бить! Вот одна тактическая дислокация, какие бы следствия принесла нам. А если бы стояли вкупе, того бы не было! С начала не должно было вам бежать из Вильны тотчас, а мне бы приказать спешить к вам, тогда бы иначе! А то побежали и бежите, и всё ко мне обратилось! Теперь я спас всё, и пойду только с тем, чтоб и вы шли. Иначе пришлите командовать другого, а я не понимаю ничего, ибо я не учён и глуп.

Жаль мне смотреть на войско и на всех на наших. В России мы хуже Австрийцев и Прусаков стали».

И Ермолову удавалось убеждать Барклая де Толли в необходимости маневров, сохранивших армию от поражения (многие современники тех событий говорили, что Ермолову обязана была 1-я армия спасением под Витебском. – А.П.), а Багратиона утешать и направлять на соединение с 1-й армией.

Под Смоленском они соединились, благодаря ошибке маршала Даву: он отступил после  битвы с корпусом генерала Раевского, думая, что это авангард всего русского войска, и стал приготовляться к обороне. Воспользовавшись окном, князь Багратион прошёл к Барклаю де Толли. «Если бы кто из наших генералов впал в подобную погрешность, его бы строго осудило бы общее мнение. Маршал Даву, более 10 лет под руководством великого полководца служащий, сотрудник его в знаменитых сражениях, украшавший неоднократно лаврами корону своего владыки, лавры себе снискавший и имя побед в прозвание, сделал то, чего избежали бы конечно многие из нас» – писал позднее Алексей Петрович в своих записках, анализируя ход событий.

Радостное событие – соединение двух армий омрачилось враждой двух командующих, из которых, Барклай де Толли, был старше по должности (звания у них были одинаковыми – генерал от инфантерии), а другой, князь Багратион, был старше в чине, т. е. раньше получил звание и потому мог не подчиняться приказам – этот рецедив местничества.

И здесь сказалась мудрость императора, настоявшего на том, чтобы начальником штаба был именно Ермолов, который по просьбе Александра держал его в курсе всех военных событий. Ермолов, передавая приказания министра князю, а донесения Багратиона Барклаю де Толли, смягчал их выражения по возможности и оттого отношения между ними стали дружелюбнее.

Ермолов, по свидетельству Дениса Давыдова: «... писал ряд писем князю Багратиону, убеждая его именем Бога и отечества не подавать новых поводов к несогласиям, не отказываться от командования армией и исполнять приказы Барклая, ожидая терпеливо назначения нового главнокомандующего, какого требовали современные обстоятельства» (П. с. 93). А Барклай, получая донесения Багратиона из уст Ермолова, говорил ему: «с вашим князем ещё можно служить вместе».

25 июля в Смоленске на военном совете обсуждался план ведения кампании. Большинство генералов потребовало от военного министра активных действий. Уступая им, Барклай де Толли согласился на предложенный генерал-квартирмейстером 1-ой армии полковником Толем план перехода русских войск в наступление. По этому плану наносился мощный удар в центр наступающей французской армии и дальше происходило уничтожение разрозненных отрядов. Багратион, мечтавший о наступлении, с восторгом поддержал эту идею.

План подразумевал направление основных сил к Рудне навстречу врагу, а отдельные отряды должны были подойти к Поречью и Красному.

Оставив в Смоленске полк из дивизии Неверовского, Харьковский драгунский и три казачьих полка, русские армии устремились к Рудне. Барклай де Толли неожиданно получает сообщение о сосредоточении французских войск у Поречья и меняет свою диспозицию. Атаман Платов не получает сообщения от Барклая и продолжает свой путь. В итоге теряется четыре дня.

Тем временем наполеоновские войска стремительным маршем рвались к Смоленску, мечтая отрезать русские армии  от  сообщения с Москвой и уничтожить их по одиночке. Но на пути исполнения блистательно задуманного плана под Красным встала насмерть дивизия генерала Неверовского. Построившись в каре, они медленно отходили к Смоленску, сдерживая продвижение превосходящей в три раза кавалерии Мюрата и давая возможность русским армиям вернуться в Смоленск. Не доходя до города шести километров, он соединился с корпусом генерала Раевского. «Я помню, – писал, находившийся в рядах корпуса, Денис Давыдов, – какими глазами мы увидели Неверовского  и дивизию его, подходившую к нам в облаках пыли и дыма, покрытую потом трудов и кровью чести! Каждый штык горел лучом бессмертия». Вскоре к ним подошел корпус генерала от инфантерии Дохтурова.

И всё равно, надо было продержаться ещё сутки, обороняясь от французских дивизий, пока  наши армии не преодолеют 30-40 километровые рубежи. Ночью  с 3-го на 4-е июля генерал Раевский собирает военный совет, на котором принимается решение организовать оборону города. Багратион писал Раевскому: «Друг мой! Я не иду, а бегу; желал бы иметь крылья, чтобы скорее соединиться с тобою. Держись».

Находясь на острове Святой Елены, Наполеон записывал, вспоминая эти дни: «Пятнадцатитысячному русскому отряду, случайно находившемуся в Смоленске, выпала честь защищать сей город в продолжении суток, что дало Барклаю де Толли время прибыть на следующий день. Если бы французская армия успела врасплох овладеть Смоленском, то она переправилась бы там через Днепр и атаковала бы в тыл русскую армию, в то время разделённую и шедшую в беспорядке. Сего решительного удара совершить не удалось».

К концу 4 июля в Смоленск  вошла армия Багратиона, а через несколько часов и армия Барклая, которые вместе насчитывали 110 тысяч человек. В армии Наполеона уже было 183 тысячи. И, не смотря на превосходящие силы противника, русские рвались в решающий бой. «Я клянусь вам моей честью, – писал Аракчееву князь Багратион, – что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он мог бы потерять половину армии и не взять Смоленска».

Багратион и полковник Толь убеждали Барклая де Толли о необходимости атаки французов, но генерал Ермолов доказал, что это невозможно, согласившись, правда, с предложением молодого генерала Кутайсова ещё один день защищать Смоленск. Сражение шло целый день. Наполеон отдал приказ засыпать сопротивляющийся город тучами гранат и снарядов. Смоленск был разрушен полностью. Ермолов приказал вынести из города образ Смоленской Богоматери и этим спас православную святыню от гибели. Был отслужен молебен к радости солдат и горожан. Народ передавал из уст в уста предсказание  о том, что икона вернется в город через три месяца и три дня. Это пророчество сбылось.

Ермолов, спустя годы, описывает, что он испытал, покидая героический город: «Итак, мы оставили Смоленск, привлекли на него все роды бедствий, превратили в жилище ужаса и смерти. Казалось, упрекая нам, снедающим его пожаром, он, к стыду нашему, расточал им мрак, скрывающий наше отступление.

Разрушение Смоленска познакомило меня с новым совершенно для меня чувством, которого войны, вне пределов отечества выносимые, не сообщают. Не видел я опустошения земли собственной, не видел пылающих городов моего отечества. В первый раз жизни коснулся ушей моих стон соотчичей, в первый раз раскрылись глаза на ужас бедственного их положения. Великодушие почитаю я даром Божества, но едва ли бы дал я ему место прежде отмщения!».

Сердце воина разрывалось от боли за страдания родного народа, но крестный путь по обожженной земле отечества длился и длился, а душа наполнялась праведным гневом, чтобы взорваться невиданным подвигом на Бородинском поле, которое станет святым местом русской славы.

Вечером 17 августа к только что отошедшим в район Царева-Займища русским войскам приехал новый главнокомандущий М.И. Кутузов, которого встречал в числе высших офицеров и начальник его штаба генерал-лейтенант Ермолов. За неделю, прошедшую после  назначения императором на этот ответственный пост, старый полководец провёл, как свидетельствуют документы, большую подготовительную работу по ведению военных действий, по снабжению армии, по организации резервов, по созданию партизанского движения и народного ополчения, по медицинскому обслуживанию...

 Русским полководцам удалось, несмотря на большие территориальные потери, сохранить свою армию в целости и  избежать генерального сражения, которое любил навязывать Наполеон, чтобы одним ударом покончить с противником. Французский император чувствовал, что победа постоянно ускользает от него, как это было в проклятой Испании. Его войска несли ощутимые потери, которые выражались страшной цифрой в 150 тысяч человек. Узнав, что во главе русской армии встал Кутузов, он понял, что военные действия только начались, и эта «старая лиса» что-то придумает особое.

Отступая от Царево-Займища, Кутузов всё время искал подходящую позицию для генерального сражения. Опытным умом он понимал, что отступать и дальше уже нельзя без решительной битвы. Место, которое он осмотрел в 12 километрах от Можайска близ села Бородина, показалось ему подходящим. Позиция, по его словам, была «одной из наилучших, которую только на плоских местах найти можно». Русская армия приступила 22 августа к строительству фортификационных сооружений. А 24-го началось великое сражение атакой сорокатысячного французского войска на Шевардинский редут. До глубокой ночи шла ожесточённая битва. И французы и русские  потеряли по 6 тысяч погибшими, но зато армия Кутузова получила возможность спокойно укрепить Бородинскую позицию.

25 августа был зачитан приказ Наполеона: «Воины, вот сражение, которого вы так ждали. Победа зависит от вас... Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть  позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвой!» Кутузов тоже объезжал свои войска: «Вам придется защищать землю родную, послужить верой и правдой до последней капли крови. Каждый полк будет употреблен в дело. Вас будут сменять, как часовых, через каждые два часа. Надеюсь на вас!»

Ранним утром 26 августа сто французских орудий начали артиллеристскую подготовку перед атакой на Бородино. Ермолов находился рядом с Кутузовым «у его седла», по выражению полководца. Но в самый трудный момент сражения, когда был смертельно ранен Багратион, Кутузов послал Ермолова ободрить войско и привести его в порядок. Генерал взял с собой полковника Никитина и три артиллерийских роты. Он ехал рядом с генералом Кутайсовым, когда, как пишет Денис Давыдов: «...заметили вправо на редуте Раевского большое смятение: редутом овладели французы, которые, не найдя на нем зарядов, не могли обратить противу нас взятых орудий; Ермолов рассудил весьма основательно: вместо того, чтоб ехать во 2-ю армию, где ему, может быть, с незнакомыми войсками не удастся поправить ход дела, не лучше ли восстановить здесь сражение и выбить неприятеля из редута, господствующего над всем полем сражения, и справедливо названного Беннигсеном ключом позиции. Он поэтому приказал Никитину поворотить вправо к редуту, где они нашли уже не Паскевича, а простреленного полковника 26-й дивизии Савоини с разнородною массой войск. Приказав ударить сбор, Ермолов мужественно повел их на редут». Через четверть часа редут был взят. Барклай де Толли, увидев, что на редут снова идут французы, прибыл сюда лично и помог войсками и артиллерией. После сражения он напишет рапорт о Бородинском сражении, где будет говорить о неприятеле, которому центральную батарею «удалось взять и опрокинуть вышесказанную дивизию; но начальник главного штаба генерал Ермолов, с свойственной ему решительностью, взял один только 3-й батальон Уфимского полка, остановил бегущих и толпою, в образе колонны, ударил в штыки. Неприятель защищался жестоко; батареи его делали страшное опустошение; но ничто не устояло...»

За этот подвиг он просил наградить Ермолова орденом Святого Георгия 2-го класса, но так как этот орден дали самому Барклаю, то герой получил лишь знаки ордена Св. Анны 1-го класса.

Но благодарное потомство оценило по достоинству жизнь выдающегося русского полководца и наградило его вечной славой.

 

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.