Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Зоя Естамонова. Вздох кедра

Рейтинг:   / 2
ПлохоОтлично 

« Мы ответственны за мир. Мы – то слово,
тот голос, в котором он высказывается…»
Вл. Лосский.

I.    
«…Речка Вилюйка то прячется в кустах, то бормочет на перекатах, переливая свое серебро, то глухим и таинственным омутом подступает прямо к тайге…»
   Описанная в повести Геннадия Естамонова Вилюйка – это таежная Заломная, огибающая деревню Ивановку и впадающая в Томь.
   Инженер-химик по профессии, писатель по призванию, Геннадий был заядлым рыбаком. Вдоль и поперек исходил берега Заломной и не хуже любого речника освоил сложные перекаты Томи.
   В очерках о малых реках Кузбасса он попытался защитить, как мог, все те места, где провел большую часть жизни.
   «… Природа – открытый дом. Заходи, будь гостем, все в твоем распоряжении. Зачем же превращать этот дом в хлев?»
   Геннадий воспитывался в детдоме.
   «…Знаем лес как свою собственную парту в классе. На десятки километров вокруг все исхожено, изучено, излазано….  А хорош ли лес? Наверное  хорош. Лес не оставит, не обидит нас…. Когда-то в Верхотомке был хороший кедрач. Повывели. Воду пить из Томи в районе деревни нельзя. Чесноковку, впадающую в Томь в районе Верхотомки, сгубили…. Стою на мосту через Чесноковку. Мне кажется – там, за забором с колючей проволокой,  плачет мое собственное детство….»
   Земля живая. Дышит. Ученые записывали подобные голосам и стонам низкочастотные шумы ее чрева.
   Страдая от нашей жестокости, Земля не раз отвечала грозными предупреждениями. Не об этом ли писал поэт Игорь Киселев?
   « Все тревожней человеку стало
    Ждать, откуда свалится беда.
   Наводненья, оползни, обвалы,
   Зной, землетрясенья, холода….»  

    Летом 2013- го жители Ивановки вместе  с соседями ближайших деревень Крапивинского района обратились к губернатору с коллективным письмом, сообщая, что ооо «Ривер» посягает на экологическое здоровье ближайших к ним рек и тайги, предполагая начать строительство угольного разреза на берегу Томи, в пойме рек Грязной и Заломной.
   Площадь работ , казалось бы, не слишком велика, да ведь на этой территории кроме обычной флоры произрастает кедрач, пять с половиной тысяч кубометров. Десятки лет требуются на восстановление этой драгоценнейщей  из хвойных пород. В таежине обитают лось и соболь, гнездятся цапля, глухарь и редчайший в этих местах черный аист.
   Строительство погубит две таежные речки, а они питаются родниками и несут свою чистейшую воду в Томь. В малых реках обитают и нерестятся сибирская форель-хариус и наша царь-рыба таймень.
   Строительство, задуманное «Ривьером», повлечет за собой не только локальное уничтожение тайги, но еще и вырубки по трассе будущей дороги, по которой повезут уголь и гравий.
   Нетрудно  представить себе масштаб этого бизнес-проекта в нашей области, далеко не бедной угольными ресурсами. Стоит крепко задуматься...
   « Стояли русские леса,
   Чуть-чуть подрагивая телом.
   Они глядели мне в глаза,
   Как человек перед расстрелом….»
   Это строки Андрея Вознесенского.



II.    

   В дни проливных дождей на Дальнем Востоке вначале можно было надеяться, что отступит вода от первой пострадавшей под Благовещенском деревни Ивановки, как отступало наводнение от нашей кузбасской Ивановки Крапивинского района.
   У нас вода из Томи, захлестнув речушку Заломную, разливалась так обильно и широко, что приходилось ездить на лодках. И даже рыбачили на луговине.
   Правда, паводок в нашей области еще только намечался, а уж губернатор, собрав районных управленцев, распекал их авансом.
« Ну что вы творите? Если зевнете, мостов не будет, домов не будет….»
   После обильных снегопадов зимы 13-го года и весенних ливней, превышавших месячные нормы, конечно, стоило ожидать опасных паводков. Паводки на Дальнем Востоке превзошли все ожидания, началось невиданное по масштабу наводнение. Поднявшаяся из Амура вода заливала город за городом, сотни населенных пунктов, тысячи домов…. Я вспомнила: там Сковородино, где родился муж, это город Амурской области.
   Спасатели, солдаты, добровольцы, часами стояли в воде по пояс, укрепляли дамбы, выносили из жилищ людей, эвакуировали их в пункты временного проживания, детей отправляли в лагеря и санатории. В Благовещенск, Хабаровск, Комсомольск-на-Амуре, Еврейскую автономию летели самолеты с гуманитарной помощью. Актеры собирали средства детского питания. Кто-то из фермеров готовил отправить картошку. Женщины, как в годы войны, вязали для пострадавших теплые вещи: скоро зима.
   Телевидение давало скупые сводки и снятые с верхней точки панорамы затопления, а в общем-то на всех его каналах продолжала бушевать стихия развлекательных и отвлекающих от серьезных проблем шоу, криминальных боевиков, сериалов, плодящихся, как саранча, и прочих радостей обывательского комфорта.
   29-го сентября единственный из всех каналов, Первый, проявил гражданскую совесть. Был организован марафон, и весь день шла акция сбора денежных средств для дальневосточников.
   « Не знаю, где моя беда, а где чужая», – писал когда-то Игорь Киселев.
   Даже в эти трагические дни либералы, эти назойливые осенние мухи, продолжали жужжать свое обычное – каждый сам за себя.
   Русофоб и глобалист, проживающий в Америке, с красноречивой фамилией Злобин, появился в Соловьевском «Поединке», призывая отказаться от вечных поисков справедливости.
   Я готовилась выключить телевизор, заполненный гламурными речами о «человеке во главе угла», но услышала, что Злобин цитирует Тютчева.
   Как и следовало ожидать, в строках Федора Тютчева он увидел только то, что выгодно было ему самому.
   Тютчев, мой великий земляк, – один  из самых прекрасных русских поэтов. Его бессмертное имя недавно упоминали, посещая Брянск, соратники Изборского клуба, созданного по инициативе писателя Александра Проханова. На Брянщине в этом году было организовано аналитическое ядро прохановского сообщества литераторов, политологов, историков, культурологов, экономистов, философов.
   « Аналитический центр «Копье Пересвета» есть интеллектуальное оружие государственников, патриотов, дающих отпор врагам на пространстве смыслов, – сообщал Александр Проханов, – Брянская область – край древнерусских богатырей и партизан, родина Тютчева и Пересвета….»
   Обычно в ноябре брянцы собираются на традиционный праздник в честь дня рождения Федора Ивановича Тютчева в музее-заповеднике Овстуга.
   « Есть в осени первоначальной
   Короткая, но дивная пора.
   Весь день стоит как бы хрустальный,
   И лучезарны вечера….»
   Музыка тютчевских строк – вечная ностальгия. Она уносит меня в Овстуг, где когда-то жили мои крестьянские предки.
   Там я бывала не раз. И в парке стояла возле старого пруда, где растут ракиты и липы, и возле тополя-великана на краю оврага и конечно в деревне, у домов над оврагом.
   « Эти бедные селенья,
   Эта скудная природа –
   Край родной долготерпенья,
   Край ты русского народа!
   Не поймет и не заметит
   Гордый взор иноплеменный,
   Что сквозит и тайно светит
   В красоте твоей смиренной….»
   И в Германии Тютчев работал, и в Италии бывал, и во Франции, но пишет ли о зеленеющих нивах или о холодной осени, о грохоте летних бурь или о лесах, околдованных «чародейскою Зимою» – во всем щемящая  нежность к родному краю.
   Лирик и философ, он видит в природе загадку нашего с нею родства, но и – «разлад мы с нею сознаем….»
   Тютчева высоко ценили Жуковский и Пушкин. Некрасов относил его стихотворения к немногим блестящим явлениям в области русской поэзии. Лев Толстой признавался: «…Просто обомлел от величины его творческого таланта….» А в наши дни, когда наступает юбилейная дата 200-летие со дня рождения великого художника слова, у наших СМИ отшибает память. Не секрет, что в немилости у рашенцев-либералов  с их «гордым иноплеменным взором» славянофил Федор Тютчев, считавший Россию мощным противовесом «антихристианскому» Западу.
   Тютчев – не единственный в списке «забвения» великих русских имен.
   К примеру, сотворен телефильм  о Владимире Маяковском, так из него невозможно понять, что Маяковский был поэтом огромного масштаба, а не только любовником мадам Брик.
   Спрашиваю у старшеклассников, кто из поэтов писал о кузбасском Новокузнецке – «Здесь  будет город-сад»? Не знают. И не виноваты! Опять все то же подлое «забвение», в которое ввергают наших детей и внуков.
   «…Я знаю –
                        город будет,
   Я знаю –
                        саду цвесть,
   Когда
                        такие люди
   В стране
                   в советской
                                       есть!»
В этом-то все и дело. Молчок обо всем лучшем, что было в Советское время!

III.    

   
   Однажды я прочла в дневнике Александра Блока слова, которые так часто вспоминаю.
   Он писал о том, что сословие высокопоставленной черни, как правило, ищет и находит способы преграды на пути гармонии, хотя могли бы «догадаться изыскать средства для замутнения самих источников гармонии». «А быть может, такие средства уже изыскиваются?» – спрашивал поэт себя и нас.
   Такие средства существуют: «забвение» того что выгодно забыть, искажение или фальсификация истинного.
   Вот один из примеров.
   В период горбачевской гласности литературные критики либерального толка вдруг вспомнили имя участника войны 1812-го, одного из друзей Пушкина – Петра Чаадаева. Его «Философические письма» стали издаваться большими тиражами. Кое-кто из числа «прорабов перестройки», описывая биографию философа Чаадаева, с большим удовольствием отмечал его критическое отношение к истории России и православию. Самодержавию и крепостничеству своей страны он противопоставлял свободу просвещенной Европы. «Сумасшедший» – называли его в кругу приближенных к русскому монарху, когда он отказался от поста флигель-адъютанта при императоре, ушел в отставку и на два года покинул Россию.
   «Мой друг, Отчизне посвятим
   Души прекрасные порывы!»
Так Пушкин пытался заставить Чаадаева задуматься в те дни, когда тот приписывал славянофилам «квасной патриотизм».
   Герой Отечественной войны отрекся от своей Родины! – какой выгодный довод в пользу либеральных глобалистов! Какая находка для ненавистников России!
   Нет, господа либералы, Петр Чаадаев не забывал стихотворное послание своего друга с его отчаянным призывом – «Товарищ, верь…».
После гибели Пушкина он напишет в своей «Антологии сумасшедшего»: «Может быть преувеличением было опечалиться хотя бы  на минуту за судьбу народа, из недр которого вышли могучая натура Петра Великого и грациозный гений Пушкина…»
   Убедиться в существовании средств замутнения источника несложно, если познакомиться с последними опусами по истории.
   И явную ложь найдем, и двусмысленные мифы, а еще больше – мутной полуправды-полулжи.  
   Особенно много откровенной русофобии.
   Известный литератор Борис Акунин в своей «Истории российского государства» наделяет «русославян» самыми мерзкими характеристиками. Он считает, что нашим предкам явно не повезло: следовало отдать свое государство под власть хазарского каганата. Может нам стоит после подобного откровения поспорить с известными со школьных лет строками Пушкина о вещем Олеге, который решил «отмстить неразумным хазарам»?!
   Вот так и получают наши дети, изучая родную историю, взамен объективных исследований, взамен отечественных традиционных смыслов чужеродные прививки цинизма и толерантности с западным лицемерием двойных стандартов. Систему образования упорно пытаются перевести в образовательные услуги, а политик Константин Боровой предложил создание полноценного учебника истории поручить западным специалистам.
   «Мы – великая страна – напоминает режиссер Карен Шахназаров. – У нас своя судьба».
  Но чиновники из министерства образования патриотизмом не страдают. Их следующий шаг – разрушительная реформа Российской Академии Наук, в результате которой, степень эффективности научных исследований должны определять чиновники.
   Эту акцию лучше всего, пожалуй, обозначил лозунг ученых, вышедших на митинг протеста:
   «Не будет на Руси науки,
   На четвереньки встанут внуки….»
И вот уже дожили…
   Дети сочиняют собственные шоу: измываясь над сверстниками, размещают съемку в социальных сетях.
   В Кемерово подростки изобрели развлечение: разгромили на кладбище 73 надгробия.
   Выпускник гимназии делится мечтой: «Получу образование, закончу ВУЗ и займу хорошее кресло».
   А малыш из детсада на вопрос, кем хочет быть, отвечает: «Миллионером».
   Сокращение в учебных программах часов, отпущенных на изучение гуманитарных предметов, замена экзаменов на механический формат ЕГЭ, объявления, по которым можно купить реферат и даже диплом, ведут к дефициту профессионалов. Даешь врачей с фальшивыми дипломами, летчиков, не умеющих грамотно посадить самолет!
   Появляются недоучки-инженеры. И падает едва взлетевшая ракета, у которой «датчики угловых скоростей поставлены вверх ногами».


IV.    
   
   К сожалению, не могу вспомнить, кто из нынешних мыслителей сказал, что талант – это на Западе, а в России – призвание.
   Заглянем в «Словарь русского языка» С.И. Ожегова.
   «Талант – выдающиеся, врожденные качества, особые природные данные…. Призвание – склонность к тому или иному делу, жизненное назначение».
   Владимир Даль в знаменитом «Толковом словаре живого Великорусского языка» пишет о том, что талант (talanton) имеет еще один смысл: обозначение веса и монеты у греков и римлян. Талант по Далю также – удача, барыш, прибыток». А вот уж призвание – не только «дарование, природное расположение, но и «назначенье, предопределенье». Тогда поищем у Даля смысл слова «предопределять»: «Неизбежное в будущем, провиденье, промысел, судьба. Один Бог предопределяет…».
   Судя по тому, что удается узнать об ушедших великих художниках слова, их жизнь-призвание вмещала в себя непостижимый объем духовного богатства, равносильный нескольким жизням. И уходят-сгорают они часто в самом расцвете лет.
   Пушкин умер в тридцать восемь лет, Лермонтов – в двадцать семь. Есенин – в тридцать. Маяковский – в тридцать семь. Блок – в возрасте сорока одного, Киселев – сорока восьми лет….
   «Что такое поэт? Человек, который пишет стихи? Нет, конечно. Поэт – это носитель ритма», – так считал Александр Блок. Он ощущал «два времени, два пространства – одно историческое, другое – неисчислимое ,музыкальное…». Понятие гармонии для него – космическая сущность, которой подчиняется жизнь любой стихии – природной или революционной.
   И Блок понимал закономерность Октябрьской революции. Родовой дворянин, он не сокрушался о разоренном имении, Россию не покинул, потому что принадлежал к тем гениальным призванным, кому Богом дана исключительная особенность души: подниматься над самим собой, над собственными обидами, тревогами, невзгодами.
   Каждому времени – свой художник слова.
   Сын погибшего под Сталинградом фронтовика писатель-публицист Александр Проханов побывал на баррикадах 93-го и во многих горячих точках. Он одарен ощущением синтеза времен. Его реализм усложнен необычностью сочетаний натурализма и ярких символов. Стиль – импровизация в свободном полете мысли, плазменный метафоризм, непредсказуемость.
   Во времена постмодерна, когда выворачиваются наизнанку традиция и новизна, уравниваются черное и белое, добро и зло, когда закон оправдывает мерзость грехопадения, тогда как вызов «инфернальному воинству» рождается художник-максималист, идеолог и борец, способный вести за собой активных защитников справедливости.
   «Я художник, следовательно, не либерал», – говорил Александр Блок.
   «… Уродство, инфернальность, русский ад 90-х», – определял неолиберализм Александр Проханов.


V.    


   
Томский искусствовед Ирина Евтихиева рассказала, как деревянные дома – шедевры старины частенько поджигают те, кто хочет освободить место для реализации своих коммерческих проектов или шикарных коттеджей.
   Рыночная психология! Природа – товар, культурно-исторические ценности – товар.
   В начале 70-х мы с кинорежиссером  Юрием Светлаковым ходили по улицам нашего Мариинска, чтобы запечатлеть для потомков памятники деревянного зодчества. Отчаянно пытались сделать все для спасения тех, что были обречены на снос. Чтобы убедить местных чиновников в исторической ценности этих домов, приходилось обращаться за поддержкой к известному специалисту по старинной архитектуре Сибири профессору Ащепкову.
   Помогал нам по-своему Игорь Киселев, создавая  поэтический портрет Мариинска:

   «… Этот город – как цветок деревянный
   На закате деревянного лета…»

   Литературный критик назвал Игоря Киселева «последним романтиком».
   Может быть, точнее было бы сказать: один из последних романтиков, ведь романтиков немало и в наш прагматический век.
   В определенном смысле романтиками можно, к примеру, назвать и тех, кто отправляется на необитаемый остров и в сложных условиях закаляет силу воли и жизненную стойкость.
   А если наши романтики подписывали контракт и знают, что в любом уголке острова за ними следит глаз видеокамеры? Ведь испытания, порой довольно неприятные и даже унизительные, предлагаемые им, расписаны в сценарии. И пребывание в экзотических условиях задумано как шоу для телезрителей под названием «Последний герой».
   Участник шоу – тот , который станет этим самым «последним», чья сила, ловкость, смелость, иногда и то, что мы называем ушлостью, помогут добраться в конкурентной борьбе до финала, а финал – это желанная сумма в три миллиона.
   В процессе достижения цели, любой наш романтик (или прагматик?) готов прибегнуть к способам, нещадящим товарищей. Побеждать, как сказала одна из проигравших и явно разочарованная, можно «зубами, когтями, любой ценой…».
   Увлекательное шоу «Последний герой» и его подобие на НТВ под названием «Остров», сопровождаемое рекламой «Каждый за себя, все против всех» – что же это, если не украшенный приключенческой экзотикой завет «лихих 90-х», явно противоположный еще недавно такому близкому – «Один за всех, и все за одного»?


VI.                                                                                                                        
   

  Хрустальные дни тютчевского «бабьего лета» что-то слишком быстро сменились непогодой.
   Из уличного тумана в форточку влетела обессиленная бабочка. Согрелась, раскрыла живописную красу своих крыльев, но вскоре опять сложила крылышки, уснула навсегда.
   Впервые я обратила внимание на обратную – траурного цвета – сторону крыльев махаона. Малый символ контрастов в природе, в жизни. Загадочная перекличка судьбы живых творений природы и человека. И снова Тютчев:

   «Мотылька полет незримый
   Слышен в воздухе ночном.
   Час тоски невыразимой!
   Все во мне, и я во всем!»

   В этом году в Сибири едва ли не теплее, чем в Брянске, плюсовая температура, дожди. Небо плотно затянуто серым, света в комнате так мало, что в середине дня включаешь электричество.
   В пасмурную погоду собеседник одинокому – телеэкран.
   А мне, журналистке телевидения с приличным стажем, все чаще приходится гасить «голубой экран», с которым я когда-то сроднилась. Обидно видеть деградацию телевидения – агрессию боевиков, наспех сработанные сериалы, слащавый гламур попсы с одними и теми же звездами и звездочками, убогую мистику, малаховские шоу, построенные с расчетом на нездоровое любопытство к чужим страданиям и болезням.
   Но трудно бывает отделаться от профессиональной привычки анализировать, творчество сценаристов, режиссуры, психологию ведущих, операторскую композицию кадра и, радуясь мастерству одних актеров, удивляться лицедейской всеядности других.
   Особенно грустно сравнивать живые результаты вчерашнего и сегодняшнего образования.
   Вот девушка в программе «Давай поженимся» рассказывает о мечте стать режиссером комедийного фильма, а комедией оборачивается ее диалог с ведущей.
– И вот они едут, эти ребята…
– Куда? На БАМ?
– Ну да, конечно, бам-бум, бам-бум!
– Простите, но БАМ – это Байкало-Амурская Магистраль….
В зале хохот, а девушка нисколько не смущена своим невежеством.
Пытаюсь представить себе молоденькой на месте невесты, в платье от знаменитого модельера, с пухлыми силиконовыми губами. Говорю, что хочу все и сразу: состоятельного жениха с московской квартирой, яхту, виллу на Лазурном берегу. Дети подождут, семейные заботы тоже не для меня.
Уверена, что один  из трех женихов откажется от знакомства со мной, а это будет тот, единственный….
А если моего мужа представить на месте популярного и самовлюбленного актера, который свои эротические желания и даже роды жены превращает в шоу? Тогда от него откажусь я.
Так же, как мне, к счастью, не бывать на месте девушки, мечтающей о красивой жизни, так и моего мужа невозможно представить подобным Никите Джигурде.
Цепи, кольца, волосы до пояса, бешеный взгляд, хриплый голос…. «Я принадлежу себе! Я космический принц!». Он играет на сцене, игра – стиль его жизни, он хочет не быть, а казаться.
Но при всех «перфомансах» Джигурды вряд ли можно было бы увидеть его в компании с обитателями «Дома -2», услышать то, что можно услышать там:
– Отвали! Да пошел ты на хрен, чтобы я ради тебя в чем-то себя ограничивала!
– Это вообще не круто с ним спать.
– Ты на кого повелся, блин?!!
Впрочем, разногласия отцов и детей консерваторов и «крутых» – вечный поединок.
Но поединок сегодняшнего дня, как предполагает его телеведущий, нуждается в третейском судье.
Может быть, выбрать того, кто бесспорно уважаем и старшим и молодым поколением?
Высоцкий!
Он не будет категоричным к причудам Джигурды, с любопытством и с улыбкой посмотрит он на парня, с ног до головы украшенного татуировкой, как первобытный предок, на женщину с силиконом.  И вместо упреков и наставлений тусовщикам «Дома-2», расскажет им о себе:
« Я дышу, и, значит, я люблю,
Я люблю, и, значит, я живу…»
Поэт заставит и меня забыть хотя бы на какое-то время об изнанке нынешней жизни, подобной обратной, черной стороне крыльев махаона. И я опять с радостью, смешанной с суеверной тревогой, свойственной, наверное, всем матерям и бабушкам, буду удивляться обилию юной красоты на улицах и на телеэкране. А многолетняя преданность искусству во всех его проявлениях опять заставит верить и в щедрость божественной природы и в предсказание Достоевского. Хорошо, если он был прав и красота спасет наш несовершенный мир.
Красота – это, пожалуй, только обещание. Но юношество XXI века заметно и в творчестве – литературном, сценическом, вокальном, пластическом.
Я готова также, как публика в зале, неистово аплодировать фигуристам, рисующим на льду ритмы музыки Моцарта, гордого испанского «Фламенко» и лихой русской пляски, а также девушке, исполнившей старинный романс, который когда-то мне пела бабушка, и, конечно же, обладающему красотой и силой голоса белорусу Сергею Волчкову который возвращает меня и многих других в наше далекое прошлое, озвученное самым великим признанием в любви – « Я люблю тебя, жизнь…»
Те чьи предки были талантливы в трудовых свершениях, все чаще уходят, убегают, попросту прячутся от насущных проблем и работ, но ищут и находят себя в призваниях творческого счастья. Чуть не сказала – в креативе...
И не скажу. Во-первых, смущает двусмысленность перевода с латинского: creatura – «создание, творение», но и – «ставленник влиятельного лица, послушный исполнитель воли своего покровителя».
Стоит понять наконец, что же зажигают (или поджигают) те, кто величают себя «креативным классом».


VII.    
 

– Ты креативно мыслишь
– А где твой креатив?
Те, кого включает в свой состав «креативный класс», успешны, амбициозны, часто весьма эффективны в работе и эпатажны в образе жизни – социальном и семейном кругу.
Одни из них добираются до вершины благополучия собственными усилиями, других содержат состоятельные родичи.
С неолибералами, презирающими советское прошлое, креативников объединяет пространный идеал свободы.
Понятие свободы у них подобно сочинению, списанному (содранному, говоря языком детства) у отличников-глобалистов. Родина? – не знаю такой, живу, где мне кайфово. Семья? Лучше без брачных документов. Книга? Лишний предмет, есть море сетевой информации. Классика драматургии? Смешно, живем в эпоху постмодерна: что хочу, то и ворочу.
Известно более точное определение политолога Бориса Кагарлицкого.
«… Главное производство креативного класса это его собственный образ жизни, его вкусы, пристрастия и развлечения. Важнейшая функция состоит в эстетизации потребления и создания новых моделей потребительского поведения, достойных, образованного класса…».
Более кратко о креативном классе Борис Кагарлицкий сказал:
«Он вообще ничего не может всерьез».
Да , но какие претензии! Как зажигают-поджигают на Болотной!


VIII.    


Ветераны телевидения приглашены в университет на встречу с будущими журналистами.
Одна из девушек спрашивает, как ухитрялась я, будучи ведущей, достойно, выглядеть на экране при всем известном дефиците одежды в советское время.
Объясняю: в киоске – недорогой журнал мод, в магазине «Ткани» был прекрасный выбор, в ателье, где смешные по нынешним временам цены, заказываю любой «прикид»
Убедил ли мой ответ? Вряд ли. Девушка видела фильм, в котором Лия Ахеджакова  талантливо изображала безвкусицу неженственной особы советского времени.
«… Ведь как вы ходите! Уму непостижимо! Вся скукожится, в узел завяжется, как старый, рваный башмак, и вот чешет…».
Недавно на экране, в малаховском шоу можно было видеть цветник нынешних звезд, одетых со всеми изысками моды. Приглашена была в круг нашей элиты одна из самых любимых актрис – Барбара  Брыльска.
Гладко причесана, одета почти по-домашнему, польская красавица удивлена: «Я не понимаю, зачем меня сюда пригласили…. Я хочу, чтоб меня увидели такой, какая я есть…».
Предложение модельеров сшить для нее все, что она пожелает, актриса решительно отклонила: « Не на-до!».
Красота и скромность. Женственность и интеллигентность. Какая редкостная гармония!
Нельзя не признать: в советское время вынужденные жить в скромном достатке, многие из нас, женщин, выглядели если не совсем уж «рваными башмаками», то и не слишком элегантными. Не было изобилия бутиков, как и огромного выбора продуктов. Правда, колбаса нашего времени не была суррогатом, семге не придавали аппетитный вид художнички – коммерсанты, а скромность нашего житья-бытья государство компенсировало бесплатной учебой, бесплатной медициной, бесплатными квартирами.
Стало быть, от советской суперскромности повернули в обратную сторону, от содержания – к форме? И тогда стоит надеяться, что придет и равновесие – гармония содержания и формы как новая ступень развития?
Хочется верить. Но у меня перед глазами девушка, которой довелось родиться на заре перестройки.
Это та, которую родители, школа, книги еще успели зарядить духовной красотой. Она и от природы хороша, грацией не уступит Наталье Николаевне Пушкиной.
Но это незащищенная душа.
Таким, как она, сиротливо в мире, где правит хищное начало.
Расстаться с внутренним багажом – любовью к природе, ребенку, поэзии – она не сможет. Как защитить то, что ранимо?
Когда она была ребенком, свои печали и обиды превращала в рисунки. Зубастые драконы в ее альбоме – детские стрессы. Цветы и птицы – радости и мечты.
Так фантазировала когда-то и я.
Детство военных лет не знало альбомов, красок. Но воображение умеет рисовать в своих невесомых пространствах.
Когда, наконец, появятся цветные карандаши и акварель, можно перенести впечатления и грезы на бумагу. Линии и цвет непонятным образом перерождаются в слова. Потом уже не можешь расстаться с подобным способом размышлений на бумаге, несмотря на более совершенные, технические средства письма.
У тебя, моя красавица, есть интернет. Наверное, он помогает отвлечься от грустного настроения. Только стоит ли грустить? Не сомневайся: ты – идеал любого достойного мужчины. Подобных тебе боготворят лучшие из поэтов. Ты, конечно же, помнишь, что сказал Александр Сергеевич: «Печаль моя светла…».
Разве не так и у тебя?

IX.    

Кажется никто не помнит такой затяжной и теплой осени. Тротуары побелели, и крупные пушистые хлопья порхали всего-то за шесть дней до декабря. И снова плюсовая температура.
«А снег идет, а снег идет…». Давно уже автор слов этой любимой многими песни сменил Россию на Америку. А теперь, исповедуясь литературному критику и такому же эмигранту, с покорной грустью намекал на то, как лично ему  повезло жить в неудобное времечко: «Это моя эпоха, что делать, другой у меня нет…».
А вот поэта Николая Добронравова и композитора Людмилу Пахмутову зал приветствует стоя, потому что они благодарили свое время, прославляли свою Родину, стихами и музыкой утверждали и защищали советские идеалы.
Так же стоя аплодировали детскому хору, исполнявшему советские песни, члены жюри телешоу под названием «Повтори»: «Спасибо за возвращенное детство». «Хорошее было детство с такими песнями…».
«Нетленки! – признается о советских песнях один из молодых. – Смысл, искренность, чистота!».
Столь же ярким и жизнеутверждающим смыслом наполнены шедевры советского кино. Когда корреспондент «Комсомольской правды» спрашивал о них мнение Леонида Якубовича, ведущий капитал-шоу вдруг признался в ностальгии: «Лично мне хочется обратно. Тогда была система координат, правила игры, стабильность. Сегодня вопрос только один: сколько ты стоишь? Неважно, кто ты – хороший человек или поддонок. Получается, все и всех можно купить…».
Рыночная психология!
Она подчиняет себе и смыслы и стиль жизни, перекраивает совесть, перекрашивает даже речь, придавая ей коммерческую весомость. «Вы хорошо упакованы», – приветствует женщину известный модельер. Затем он своеобразно рекламирует свою продукцию: «Мы не одежду продаем, мы продаем мечту…».
Щегольнуть подобными образами речи или модной (вау!) американщиной, это еще не самое плохое. Хуже, что родная речь все больше скудеет, блекнет.
Свою озабоченность падением культуры разговорного языка, массовым упадком интереса к книге в нашей, когда-то самой читающей стране, выражает президент России. И, тем более, удивляет признание профессора – слависта Рене Герра:
«… Я на всю жизнь заразился любовью к русскому языку. Я француз, но я горд тем, что прикоснулся к великой русской литературе…».
Мир книги, который столетиями питал, обогащал, облагораживал нашу речь, активно вытесняется технологическим процессом.
Стремительные успехи электроники, охватившей виртуальностью весь мир, успехи нанотехнологий и самых утонченных технических средств сопровождаются фанатизмом.
В медицину, породнившуюся с биоинженерией, вкладывают огромные деньги. Цель? Футуролог Максим Калашников пишет: «Создание новой расы долго или вечно живущих господ. Причем раса господ, эдаких кощеев бессмертных, перестанет быть людьми в чистом виде. Они, скорее всего, превратятся не в биороботов,  а в описанных фантастами киборгов…».
Если вы побывали в музее восковых фигур, вам нетрудно представить себе жутковатый взгляд, каким смотрит механический Аватар на своего создателя, основавшего корпорацию «Бессмертие».
Журналиста интересует, как сможет искусственное создание испытывать эмоции, доступному живому. Странный вопрос! Можно стимулировать определенные участки электронного мозга. Как у подопытных крыс.
Реалии техногенного века? Вызов Всевышнему?
Святейший патриарх Кирилл с горечью признается: «Трагедия современного человечества в том, что оно почувствовало силу технических достижений, и для многих Бог перестал быть нужным…».
Но к счастью и среди ученых, немало признавших бессилие науки перед гармонией Высших сил.
Церковью канонизирован и назван Святителем Лукой красноярский хирург-гуманист XX века Войно-Ясенецкий.
Знаменитый исследователь Наталья Бехтерева, всю жизнь посвятившая изучению физиологии мозга, была уверенна в реальном существовании души и молилась ежедневно, утром и вечером.
Моя подруга, хирург Нина Степановна Дианова призналась, что ни разу не приступила к операции без обращения к Всевышнему: «Господи, благослови!»
Ни гений ученого, ни прозрение мистика не в силах вникнуть в смысл простого библейского изречения: «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».
Телеведущий Владимир Соловьев в  беседе с писателем Александром Прохановым поделился своим ощущением: «Русская душа в слове».
Федор Тютчев, кажется, не согласен: «Мысль изреченная есть ложь». Его вывод печален: «Silentium!» – молчание.


X.    



Морозы явились в канун Рождества, и я с удовольствием разглядываю на окнах зимнее художество.
Жаль, что маленький Данилка далек от меня. Хотелось бы спросить у него, побывавшего с мамой в Таиланде, похожи ли пальмы из снежных кристаллов на те, что он видел у теплого моря. Мы бы вместе с ним удивлялись хитрой повадке художницы Зимы копировать в своих холодных пейзажах живые картины летного цветения.
Мой дорогой мальчишка живет в квартире с окнами европейского образца, на этих окнах Зима еще не научилась рисовать.
В праздничные дни Данилка не ходит в детсад, и ему разрешено дольше обычного играть в компьютерные войнушки, сражаться танками «хороших» с танками «плохих».
Он любит компьютерные игры, как любят их все дети. И мама, и бабушка, и дедушка Данилы общаются с Интернетом, и это их работа. К счастью они из тех, кто еще не расстался с книгой.
Между тем, цифровые технологии победили книгу. Победили так же бесспорно, коварно и беспощадно, как мировой Капитал – Советскую страну.
Книга все чаще становится лишним предметом. Запросто выбрасывают ее на помойку вместе с бытовыми отходами, ведь компьютер – не только мощный источник информации, но при желании может быть виртуальным подобием книги.
Победитель торжествует. Таившаяся в глубинах материи и пойманная физиками божественная математика мироустройства вырвалась на свободу, стала самодостаточной, и теперь виртуальная реальность – беспримерный способ любого вида связи и незаменимый помощник глобализации. Она одновременно и друг и враг: оборотень.
Общаться с этим неизбежным средством цивилизации XXI века или обороняться от этого, легко заселяющего твою жизнь незваного гостя, можно только  древнейшим оружием духовного иммунитета. А это простые традиционные средства – природа, книга, вероучение.
Об этой психологической зависимости нового вида предупреждал в Рождественском телеинтервью патриарх Кирилл. Он говорил о том, что виртуальное нашествие грозит «порабощением сознания, порабощением воли», о том что «мы погружаемся в Королевство Кривых Зеркал».
У меня неспокойно на душе. Даже если Данилка садится рисовать, компьютер, которому, наверное, нравится маленький дружок, подсказывает ему свои механические образы.
Иначе, почему он рисует квадратное дерево, квадратные дороги? Его квадратная птица совсем не напоминает синиц, которых бабушка Таня кормит на балконе.
В возрасте Данилки любила рисовать птиц его мама. Рисовала коней, рыб в реке, деревья и цветы. В сочинении о древнерусском сказителе Бояне она написала: «Природа для него – не просто деревья, травы, звери. Природа для него – главное существо, живущее и чувствующее наравне с человеком…».
Где-то на столике в соседстве с прочитанными и непрочитанными книгами Данилки, с коробкой детского конструктора можно найти тетрадки с другими школьными сочинениями мамы Кати.
Сочинения про Онегина с Татьяной, про Раскольникова, а еще я прочла ее рассуждение о времени, когда Грибоедовым было написано «Горе от ума».
«…К концу XVIII, в начале XIX века в России сложилась такая обстановка, при которой два века: «век нынешний» и «век минувший» существовали как бы параллельно. Один еще не кончился, а другой начался и постепенно «подминал» под себя старый.
Конфликт между «веком нынешним» и «веком минувшим» актуален и в нынешней России по-прежнему…».
Данила родился в веке нынешнем.
Мама Катя родилась в конце минувшего века, бабушка Таня – в середине его, а я – в далеких тридцатых.
… Вспоминается, а с возрастом все чаще, уральская зима 1942-го года.
Так же изукрашены морозными узорами окна деревенской избы. Эвакуированные из осажденного немцами Брянска, мы с бабушкой, которую тоже звали Татьяной, живем в Уральском селе Сылва.
В один из зимних вечеров, когда мы грелись на большой лежанке русской печки, бабушка читала мне стихи, которые выучила в церковно-приходской школе.
 «Куда ты завел нас? Не видно ни зги, –
Сусанину с сердцем вскричали враги.–
Мы вязнем, мы тонем в сугробинах снега,
Знать,  нам не добраться с тобой до ночлега».
Бабушка объясняла: Иван Сусанин – герой. А что это значит? Враги заставили его быть проводником, а этот крестьянин завел их в непроходимые дебри. Ведь знал, что они его убьют, и они убили его, но он отдал свою жизнь, чтобы жили такие дети, как и я.
Мне пять лет. Я начинаю понимать, что и мои родители-фронтовики, рискуя жизнью, спасают всех нас.
Когда мы вернулись в освобожденный от немцев Брянск, я узнала о брянских партизанах, увидела в газете снимок юной героини с петлей на шее, которую звали так же, как меня.
В начальных классах школы – «идем мы в смертный бой за честь родной страны» – хором пели мы про артиллеристов, которым «Сталин дал приказ».
И вот, учась в Ленинградском университете, пытаюсь осмыслить суть хрущевского разоблачения культа личности Сталина. А ведь я видела слезы отца в день смерти вождя, и мама приносила цветы на его могилу у мавзолея.
О том, что Хрущев был среди активных расстрельщиков-репрессантов все узнают гораздо позже. И, несмотря на то, что Сталина назвал преступником сам президент Медведев, народ в телепроекте, посвященном имени-символу России, назовет наряду с Александром Невским имя Сталина.
Поворачиваясь всякий раз за новым обличителем деятелей русской истории, легко стать флюгером-перевертышем. И счастье, что в жизненных передрягах голосом правды вдруг заговорят в нас генетически заложенные еще с досусанинских времен наследственные принципы.
В 93-м, едва в Москве был спущен красный флаг Советской державы, а Ельцин поспешил доложить американскому президенту об уничтожении Советской власти, на севере Таджикистана еще толком не успевшего расстаться со статусом советской республики, русские и таджики 112-й пограничной заставы вступили в бой с бандой моджахедов. Бой длился более десяти часов. Большая часть солдат погибла.
В 2013-м оставшиеся в живых бойцы были приглашены в теле- программу Аркадия Мамонтова «Специальный корреспондент». Им сказали: «Спасибо за подвиг, но что же вы защищали тогда, ребята?».
И они ответили: «Мы Родину защищали, именно Родину».
Участникам передачи было трудно  понять, как можно сражаться и умирать за землю, переставшую быть твоей. А они не могли, не хотели принять перелицованную ельциноидами правду, ведь это были внуки тех, кто воевал, кто сложил голову в годы Великой Отечественной.

XI.    
 


«…Тяжко нам, фронтовикам, видеть, как свои – своих», – писала мама из Брянска, спустя неделю после расстрела российского парламента, а в следующем письме: «С первого числа увеличивают стоимость переговоров, новая рана для нас. Сколько же можно разъединять людей! Больно видеть, как доходит до кровопролитья. Помню ликбез в Чите. С седьмого класса мы стали «учителями». А мои одноклассники были русские, буряты, монголы, корейцы, китайцы, украинцы. Разве мы бы выдержали войну, если б каждый отстаивал только свое?»
…Поезд идет транзитом. На станции задержится пару минут. Опаздываю. Бегу, чтобы увидеть маму. Мама едет в 41-м вагоне.
Это сон. Но в 41-м отец и мама ушли на фронт. Моя поспешность, перрон, поезд, 41-й вагон – образы запавшей в детскую душу тревоги в дни бомбежек Брянска, прощания с родителями, эвакуации.
Родителей нет в живых. К счастью не узнали они о кощунствах в адрес Советской армии, о либеральных байках: Великая Отечественная – всего лишь столкновение двух тоталитарных систем, а Сталин – такой же тиран, как Гитлер. И о том, как в интернете на всеобщее обозрение появилось фото школьников, вскидывающих руку вперед жестом немецких нацистов – «Хайль!»
Двадцать миллионов погибших за нас и наше будущее, а их правнуки салютуют фашизму!
Да ведь эти кощунства с лихвой достаются и живым ветеранам.
К одному из них, Евгению Тимофеевичу Шабалову подходят подростки. Офицерская форма – повод задать вопрос, который приводит в шок: «Скажите, только по-честному; кто победил в войне – мы или американцы?».
Молодым, заменившим книгу на интернет, изучающим историю страны по учебникам сомнительного, мягко говоря, качества, либеральное сообщество заодно с западными «друзьями» упорно внушает: необходимо каяться за все, что было в стране с 17-го года. И наши ребята порой отрекаются от своих корней так же запросто, как в свое время отреклось старшее поколение от имени города-героя-Сталинграда.

XII.    


С удивительной душевной глубиной кузбасский парень Дмитрий Сороченков исполнял на вокальном конкурсе музыкальную балладу о казаке.
Бывший подъесаул после Первой Мировой отправляется на гражданскую. Отец не дает благословения будущему командарму. С кем воюешь, сынок? За народ или с народом?
К национальной трагедии 20-х годов мне довелось обратиться в 1965 году, когда снимался телефильм о гражданской войне в Кузбассе.
Собирать материал к сценарию мне помогал муж. И, наверное, уже в те дни он задумал повесть, в которой главным был все тот же фактически неразрешимый вопрос: за народ или против народа?
Я переписывалась с командиром отряда красных партизан Иваном Илларионовичем Бойко. Геннадий встречался и записывал рассказ 69-летнего шахтера бывшего красногвардейца Александра Николаевича Орехова:
 «…– Советы в деревнях еще слабые были. Одни большевикам сочувствовали, другие: «Белы да красны дерутся, а нам какое дело?» Проскаков? Да этот же – пролетарий. Скажет: «Ты что, Ванька? Ты за кого? Власть чья? Твоя, моя, наша. Ты что, против меня? Против Сашки?..».
В ту пору еще живы были иные из участников революционных событий на Кольчугинском руднике и в окрестностях Кольчугина, нынешнего Ленинска – Кузнецкого, и я встречалась со свидетелями создания первых красногвардейских отрядов из числа добровольцев – горнорабочих. С дочерью шахтера – красногвардейца Семена Проскакова, выжившего после расстрела, побывала у братской могилы расстрелянных колчаковскими карателями, познакомилась со старенькой женой Проскакова, которой белогвардеец на допросе выбил глаз.
Мне рассказывали, как белоказаки и кулаки, которых в деревнях называли мироедами, расправлялись с семьями красногвардейцев, как попросившего напиться раненого бойца кулак огрел обухом по голове: «Пей свою кровь».
Рассказывали, как колчаковцы расстреляли мальчишку четырнадцати лет, заподозренного в связи с большевиками. «Орленок, орленок, взлети выше солнца…». Как спокойно шел пацан! А когда нацелились, попросил: «Обождите…». Отвернулся, присел на корточки и его расстреляли….
После телефильма я писала очерк о Семене Проскакове и даже, спустя десятилетия, мне снилось: зимние предгорья, юноши в буденовках с винтовками…. И все же тема 1917-го и гражданской для меня была более умозрительна, чем для Геннадия. Трагедия революционных событий напрямик коснулась его семьи: дед-монархист сидел в Томской тюрьме, отец защищал Советскую власть. Вот почему так убедительно изображено в его повести расслоение крестьянства сибирского села, когда близкие и даже родные оказывались врагами.
Содержание повести – своеобразное продолжение гражданской     войны, раздираемые крестьянскую общину противоречия в годы коллективизации и раскулачивания.
Бывшему красноармейцу, кузнецу Никите Семенову дано партийное поручение: в кратчайшие сроки организовать колхоз.
За промедление – партбилет на стол! А главное для Никиты – враждебность односельчан. Он и погибнет от руки одного из них.
Накануне гибели Никита делится с женой душевными муками:
«– Раньше было все ясно: мир – народам, заводы – рабочим, земля – крестьянам. А сейчас мне страшно! Мне нужно смять человека, в котором я не чувствую врага, даже больше, этот человек мне приятен, мне он люб своим трудом, трудом мы едины. Он – это я!»

XIII.    


     «…– Я не за манатки воевал, а чтоб не унижаться, чтоб на хозяина спину не гнуть!»  – так говорил шахтер-красногвардеец Семен Проскаков, о котором написал одноименную поэму Николай Асеев. Он посвятил поэму десятилетию Октябрьской революции. И первым ее читателем был Владимир Маяковский. Этой же дате он посвятил свою поэму «Хорошо».
« Улица –
                моя
Дома –
              мои…"  
 Когда хозяин страны ее народ, он и созидатель и героический защитник Родины.
«Радость прет
                 Не для вас
                            Уделить ли нам?!
Жизнь прекрасна
                            и удивительна…»
Переполнена гордостью душа поэта за свою Советскую страну.
В поэме Маяковский в полной мере выразил мощный заряд энергии творческого подъема, который в советское время роднил людей любой профессии, любой национальности. А потому из тех, кого, я думаю, охотно изобразил бы Владимир Маяковский сатирическим персонажем, может быть был бы экс-министр Андрей Фурсенко. Ведь это он заявил, выступая перед молодежью всероссийского форума «Селигер-2007»: «Недостатком советской системы образования была попытка формировать человека творца, а сейчас задача заключается в том, чтобы взрастить квалифицированного потребителя, способного квалифицированно пользоваться результатами творчества других»,
Вот он – краетивный мыслитель с его «эстетизацией  потребления».
Есть у нас и другие кандидатуры на роль сатирических персонажей Маяковского. Яркий персонаж – Ирина Хакамада.
Давно уже новая метла 90-х вымела с наших улиц демонстрации. Между тем о потребности людей в коллективных празднествах говорит в наши дни эстафета олимпийского огня, встречать которую на улицы городов с радостью выходили тысячи людей – и стар и млад. Но наше единение в любой его форме ненавистно креативникам-либералам.
Говоря, что СССР – это «мы», Ирина Хакамада отвергает коллективизм, называя его способом перекладывания ответственности на других. То, что никто не может жить на белом свете без поддержки других «я», составляющих «мы», ясно любому ребенку.
Видно в детском и юном возрасте никто не убедил Ирину, что невозможно да и не имеет смысла жить в стране, презирая веками присущие ее народу традиции общинного, соборного сознания.
Допустим, госпоже Хакамаде неприемлемы убеждения патриарха Кирилла в том, что «особой национальной идеей пронизывающей нашу историю и культуру на протяжении многих веков, является идея человеческой солидарности». Но факты – вещь упрямая.
В Италии, где не раз наверное побывала Ирина Хакамада, можно увидеть памятник русским гардемаринам, спасавшим пострадавших от землетрясения.
Это прошлое? Времена меняют менталитет?
А 29-е сентября 2013года, когда звучал с телеэкрана на всю страну голос народа?
– Давайте объединяться и помогать друг другу!
– Спасибо, что напомнили: мы – одно целое!
Благотворительный марафон помощи дальневосточникам вышел с лозунгом, рожденным сотни лет назад в русской деревенской общине – «Всем миром!»
– Это очень важная акция, акция соборности!
– Объединившись, мы с вами можем горы свернуть!
– Каждый знает, что это может случиться с ним…
– Россия во, все времена была сильна своим народом!
– Это русский менталитет!
И продолжает звучать вместе с этими голосами голос кузбасского поэта: «Не знаю, где моя беда, а где чужая…».

XIV.    



«Как прекрасен этот мир, посмотри…».
На I канале чествуют Давида Тухманова. Нет равнодушных к творчеству великого советского композитора.
Параллельно на канале «Россия-I» отмечается 20-летие 93-го.
Снова надеешься, уже не впервые, что наконец-то молодежь, знающая о 90-х понаслышке сможет понять, как случился государственный переворот, контрреволюция, уничтожившая избранную народом власть Советов, узнает истинные причины беззакония.
Но что узнаешь от вступивших в «поединок» фактически со всем народом псевдоисторика Сванидзе и либерала с американской пропиской Злобина?
Они также, как и те, чье рыльце в пуху, но все еще хорохорятся, вынуждены оправдывать вождей перестройки и лихо рассуждать о «лихих 90-х», чтобы доказать, что не было государственного переворота, не было американских советников за спиной, понимаш, Ельцина и Горбачева, Чубайса и Гайдара, не было расстрела здания Верховного Совета, не было кровавой бойни, затеянной по приказу Ельцина против тех, кто вышел защищать своих избранников власти, не было злобного визга 42-х, подписантов: «Раздавите гадину!». Не было, кажется и грабительской приватизации народного богатства…
Что же было-то?
И опять усердно вдалбливают всем в мозги, что погибшие у Белого Дома и у Останкина – всего лишь дегенераты и маргиналы.
Заключением «Поединка», в котором как всегда, проигрывает тот, кто не считается с народным мнением, стали слова ведущего: «Это была грязная схватка спекшегося политического класса».
Слова двусмысленные и странные, тем более, что Владимир Соловьев поспорит с самим собой, когда в беседе с Александром Прохановым скажет: «…1993 год – самая подлая страница нашей истории. Они ( он говорил о либералах) оказались худшим вариантом – не большевиков, а нацграбителей. Большевики пытались построить новую страну, а эти пытались лишь обогатиться…».
И все же в день «Поединка», посвященного 93-му,  прозвучали замечательные слова:
«Это было столкновение двух способов жизни».
Именно так!
Один способ озвучен словами советской песни : «Человек проходит как хозяин необъятной Родины своей».
Другой: кто успел, тот и съел, а Родина – кормушка.
На канале НТВ пошли ва-банк. Комментировать события 93-го был приглашен Чубайс. Ему пришлось также выступать в защиту своего соратника Егора Гайдара и в пику всем нам, «позолотить» открытый в Москве памятник Гайдару.
В то время, как Чубайс рассказывал о «насилии советской системы над собственным народом», режиссер передачи усердно поддерживал его речь красочными видеосредствами. На фоне кроваво-красного титра «Гибель империи» раздавались звуки подобные ударяемым в стекло «булыжникам пролетариата». На головы скульптурной группы из ВДНХ, символизирующей дружбу народов СССР, опустился зловещий ворон. Танец из балета «Лебединое озеро» обязан был вызвать у стариков ассоциации с беспомощностью ГКЧП, а для молодых зрителей был припасен особенный образ: в монтажном калейдоскопе появилось лицо плачущей Ирины Родниной.
Как не вспомнишь Александра Блока с его словами о «замутнении источника?». Молодежь понятия не имеет, что слезы Родниной – слезы счастья советской победительницы в фигурном катании. «Утка»? а почему бы и нет? На что только не пойдут наши либеральные телевизионщики, чтобы подтвердить доводы о глобальном насилии авторитарного советского государства над своим народом.
В НТВ-абракадабре на тему 93-го не хватало только призыва или хотя бы намека, что и Чубайсу пора воздвигнуть памятник при жизни, где-нибудь в соседстве с Егорушкой Гайдаром.
Не знал писатель и революционер Аркадий Гайдар, что созданный им образ Плохиша, продавшегося буржуинам за бочку варенья и корзину печенья воплотится в личность его собственного внука. Горький парадокс жизни…
Так кто же из вас, нынешние монументалисты, создаст и поставит на пьедестал истинный символ времени, времени трагедий и надежд?
Скульптор Вера Мухина создала великий символ советской цивилизации – «Рабочий и колхозница»,
Рабочий теперь – дефицит. Колхозы срублены под корень.
Может быть, прав поэт Николай Мельников?
«Поставьте памятник деревне
На Красной площади, в Москве.
Там будут старые деревья.
Там будут яблоки в траве.
И два горшка на частоколе, и пядь невспаханной земли,
Как символ брошенного поля,
Давно лежащего в пыли…»


XV.    

«… За окном проплывали желто-коричневые скалы с голубоокими зелеными распадками, внизу которых, ближе к воде,-– теснимые ею молодые березки и осинки. блистала и неслышно трепетала по ветру молодая листва, как под дождем. В траве светились россыпи каких-то белых и желтых цветов. – Красивые у нас места! Удивительные! – воскликнул он, оторвавшись от окна, –  Можно смотреть часами и глаз не устанет. А сердце тихо поет: твоя родина, твоя родина…».
 Не знаю, принадлежат ли эти сентиментальные слова прототипу повести Игорю Киселеву или это признание самого автора. Но и писателя Геннадия Естамонова и поэта Игоря Киселева, этих неисправимых сибиряков, невозможно представить себе в гламурных усадьбах Рублевки.
Заодно с ним и Народный художник России Виктор Зевакин: «Моя песня – деревня».
А где моя родина-песня? В Брянске? В Кузбассе?
Много лет назад, отказавшись от университетского распределения в ближайшие к Брянску города, я отправилась за романтикой в Сибирь.
Загазованный воздух Кемерова? Можно терпеть. Морозы за -30о? Одевайся теплее. И, стоя на высоком правом берегу, я радовалась просторам лежащего за рекой города и даже пышущей огнем трубе коксохима. Жила в рабочем общежитии, влюбилась в рабочего парня, который насмешничал, увидев, как я удивляюсь ядовито-желтым дымам «Азота»: «У нас не только этот лисий     хвост, но и медведи по улицам ходят…».
Этот носивший зимой ватник и сапоги высокий и крепкий парень, темноволосый, с веселыми светлыми глазами, казалось, отражал в себе контрасты сибирской природы – мужество и едва ли не детскую нежность души. Он, как и я, зачитывался классикой, писал стихи и страдал такой же сумасшедшей романтикой.
Зимой мы ходили на каток, катались на лыжах в сосновом бору. Летом брали напрокат палатку и проводили выходные у реки.
Однажды открыли для себя Ивановку.
Не знаю никого, кто мог остаться равнодушным к окрестностям этой  деревни.
Неслучайно, один за другим приезжали в Ивановку живописцы.
Мрачноватые таежные взгорья и сияние березовых колков. Могучий характер Томи и озорное течение Заломной. А когда вечернее солнце, опускаясь за таежину, ударяет последними лучами в глинистые обрывы, ближайшие к реке дома и зеленый косогор, все вокруг наполняется свечением, подобным теплому колориту оранжево-желтого сердолика, кристаллы которого можно отыскать в россыпях прибрежной гальки.
А еще я видела это свечение в ивановском полотне – пейзаже Виктора Зевакина «Моя земля», где переливалось весеннее обилие таежных жарков-огоньков.
Определяя пульс своего темпераментного творчества, Зевакин сказал слишком скромные слова – «Моя песня – деревня». Не песня, а симфония, посвященная нашим Ивановкам. И даже если не видеть его работ, можно почувствовать это по одним только их названиям.
«Моя земля» –  «Мой мир» – «Сибирский иконостас» – «Деревенская мелодия» – «Медвежий угол» – «Березовое сито» – «Русь» – «Бабушкин интерьер» –  «Мои сказки» – «Весенние кружева»  – «Пряха» – «Память дедов и отцов»…
Если Виктор Зевакин живописец-сказитель, Валерий Громов чаще пишет ивановские сумеречные мотивы, свою невысказанную грусть об уходящих из жизни русских селах.
Космическую тайну скрывает природа, преобразованная фантазией Александра Макеева, для которого нет деревенских будней, и каждый день в Ивановке – праздник, нечто на грани сна и реальности.
На протяжении многих лет я писала книги и снимала телефильмы о художниках, живописцах и графиках. А рядом жил художник слова. Ты помнишь его, Ивановка?
«Помним!» - кружатся над рекой птицы из семейства Речная Скопа, которых мой рыбак подкармливал, бросая рыбешек из лодки или на крышу летней кухни или на землю за калиткой, когда они, прирученные им, прилетали к дому.
Помнишь ли ты его, ангел-хранитель нашей дачной избушки, кедр?
«… Со стороны улицы росло несколько высоких черемух, молодая ель, которая переросла уже своих черемуховых нянек, сосна, и меж ними виднелись молодая рябинка, кусты калины и сирени, они закрывали дом, а чуть дальше зеленым валом наплывал высокий кедр. В этот совершенно тихий день я услышал задумчивый шелест хвои, похожий на вздох. Может ему надоело одиночество, дом пустовал без хозяина, и будто кедр своим шелестом – вздохом приветствовал меня…»


XVI.    


Войдя во двор ивановской усадьбы после долгого отсутствия вместе со своей соседушкой Людмилой, я увидела на крыльце огромный букет сентябринок.
Геннадий любил эти скромные сиреневые цветы, и уже не впервые после того, как его не стало, она приносила их на крыльцо, где он обычно отдыхал и пил чай.
И траву она косила во дворе и печь топила, чтобы в нашем доме не было сырости. Это она , с ее диагнозом остеопороза, делающего кости человека хрупкими, зимой, по обедневшим тротуарам добиралась ко мне в больницу, ухитряясь приносить горячие блинчики.
Отчаянная голова, ивановская рыбачка, в деревне она оставалась до ноября. Обычно уезжая, Геннадий оставлял ей свои снасти. Это я червяка на крючок толком не умею насадить, а она в рыбацком ремесле не уступает опытным деревенским рыболовам.
Нетрудно догадаться, как встретила Людмила весть о покушении «ооо» на ее любимую речушку. Заломная протекает так близко от ее усадьбы, что в половодье непрошенным гостем подходит ко двору.
Кто бы мог представить себе Людмилу в какой-нибудь Рублевке, тем более – на заморской вилле? Истинная сибирячка.
Между тем, корни ее родословной немного близки к моим, как близок мой Брянск к Смоленску, ведь родом из Смоленской провинции ее отец, Степан Гагарин, однофамилец также жившего на Смоленщине первого космонавта.
Были они или нет уходящие вглубь веков их родственные связи, неважно. Степана Гагарина и Юрия Гагарина объединяло главное: один совершил подвиг первым полетом в Космос, другой, защищая Родину от фашистской чумы, совершал подвиг во имя жизни своего народа.
Война занесла раненого Степана Гагарина в Кемеровский госпиталь. Здесь и остался жить. Женился, родилась дочь.
В послевоенные года мужские руки – на вес золота. В течение двух лет работал он главным механиком в МТС, обслуживая технику окрестных совхозов. Когда вернувшись в город, семья получила квартиру, принялся мастерить мебель.
Руки механика с успехом осваивали столярное мастерство. Руки его маленькой дочери лепили из ваты, смоченной клейстером и посыпанной толченым стеклом, игрушки для новогодней елки.
Голь на выдумку хитра.
Поддерживает это просторечие великорусский словарь Даля: «Мудрена голь на выдумку». Прислушиваясь к голосу народа, Владимир Даль приводит еще один довод: «Богатый на деньги, убогий на выдумки».
Стоит задуматься над казалось бы странной логикой жизни: аскетизм быта пробуждает, одухотворяет природу человека, рождает и поэта, и художника, и мастера-«золотые руки». И напротив – излишек комфорта усыпляет ритмы творческой энергии. Может быть, все же пресыщенность потребительскими благами противоречит представлению о том облике человека, который был создан по образу и подобию Всевышнего Творца?
И ведь в каждом ребенке изначально живут, но не слишком часто реализуются творческие способности.
Я любовалась искусно вышитым ковром, цветы которого, пожалуй, даже восполняли в городской квартире Людмилы ее расставание на зимние месяцы с природой Ивановки.
Над этой работой она трудилась уже в зрелом возрасте, когда предметы быта перестали быть недоступными. Сколько времени потрачено, сколько сил…
Между тем, думать так можно только в том случае, если не испытал радость творческой фантазии, известной любому художнику.
Точно так же невозможно объяснить особое душевное состояние при общении с хорошей книгой тому, кто отрекается от чтения.
Легко ли нам сегодня представить себе девочку, которая бежит из библиотеки в зимний день, прижимая к груди обеими руками большую книгу сказок? Варежки? Они забыты. А руки прихвачены морозом, и дома Люда будет плакать, когда мать растирает их…
Отец учил Людмилу читать с четырехлетнего возраста. В шесть лет тайком от родителей положила в старенький портфель любимую книгу и побежела в школу к первому звонку. В списке первоклассников ее не было, но в виде исключения позволили сидеть на задней парте и даже отвечать, когда усердно тянула руку.
Интересная книга становилась такой потребностью, что ухитрялась читать на уроках, а дома, сидя над учебником, потихоньку прикрывала им книгу от зорких маминых глаз.
Отец ушел из жизни, когда ей было десять лет. В планшете – партбилет, воинская книжка, паспорт, кисет с осколками ранившего ногу снаряда – вот и все богатство.
Но есть особое наследство, которое мы получаем от родителей. Не зря имя, которым назвал ее отец, говорило само за себя: людям мила. Она вполне достойна этого прекрасного смысла, потому что, невзирая на свое нездоровье, не устает заботиться обо всех, кто ее окружает.
Если в дверь стучится девчонка, которую преследует маньяк, она, не задумываясь, открывает ей дверь.
И деревенские и городские соседи считают Людмилу своей родней.
Всем во дворе известно: если к первому подъезду слетаются голуби, значит, выходит Людмила. Птицы прекрасно узнают тех из нас, кто их подкармливает, особенно в зимнее время.
Однажды какой-то неосторожный голубок присел погреться в испарениях канализационного колодца, намок и стал погибать от мороза. Увидела его Людмила, принесла домой, согрела, накормила и отпустила на волю.
«Не знаю, где моя беда, а где чужая», – говорил поэт о себе, но и о таких, как Людмила Гагарина.

XVII.    



«… Если бы мы были рядом, я бы тебя рыбаком воспитал. Отправляю тебе это письмо и немного рыбы. Руки совсем не пишут, огрубели от земляных работ…».
Геннадий писал мне из Ивановки в те дни, когда я еще работала, а его инвалидность вынудила расстаться с заводом. Нелегко было ему покинуть свой 9-й цех «Карболита», он дорожил рабочей семьей.
Но в Ивановке – ежедневное общение с природой, рыбалка и все лето с любимой маленькой внучкой. А еще, разумеется, творчество….
«… Отложил свои записи. Выхожу на крыльцо, закуриваю и думаю: когда же я брошу эту паршивую привычку – курить? Дверной проем завешен старенькой марлей, а комары лезут во все дыры на свет, и поют свою жалобную песню. Ночью, когда пишу, когда тишина, кажется, чувствую кожей, что время проходит сквозь меня. Оглушительно стрекочут кузнечики, и летит всякая мошкара на электрический свет лампы. Целое облако их, сейчас густое, а нагреется стекло, начнут падать вниз, не вызывая сожаления. А ведь каждая такая «пылинка» – целая жизнь, не моя, другая, но жизнь…».
… На следующее утро моего приезда в Ивановку пошел дождь, бесконечный, упорный. Я быстро промокла, но, расправляясь с ближайшими зарослями крапивы и чистотела, все же пробилась к молодой березе.
Березка порядком вымахала за время нашего отсутствия. Хорошо помню ее крошечный росток в больших ладонях мужа. Слез с крыши, которую латал подручными материалами, показал мне березового малыша, проросшего в какой-то замшелой щели и сказал, называя росток именем правнука: «Это Данилка».
Возле бани поселились еще два березовых подростка, и рядом с летней кухней – березка, выкопанная у дороги, которую теребили проезжающие машины.
Не найти в деревне такого богатого зеленого двора, как наш.
В семье двух кедров, сосны, пихты, рябины, берез и черемух неуютно только вишне. Весной цветет, но ягоды жалкие, кисловатые. Не сравнить с теми, что поспевали в отцовском, брянском саду.
Вот и я, как эта вишня, все пытаюсь стать полноценной сибирячкой. Зато я всегда гордилась получившей прописку в сибирском суровом климате своей землячкой-липой.
Предки tilia sibirica, которую теперь видим и на городских бульварах, оказались куда выносливее, чем дубы, клены, грецкий орех, заселявшие сотни тысяч лет назад юг Горной Шории.
В 70-е годы мы снимали телефильм «Липа-сибирячка» о реликтовом Липовом Острове. Разве это не чудо – 10000га липняка в океане черневой тайги?
Это было в Кузедеевском лесничестве: ручьи сладкого воздуха от цветущих таежных лип-великанов, сотовый мед на пасеке Михаила Ивановича Виноградова и бессилие черно-белой кинопленки запечатлеть во всей красе нежнейшую окраску липовых гроздьев, в которых вибрировали пчелы с ножками, облепленными золотой пыльцой.
А еще были наши мечты: должен стать наконец-то заповедником реликтовый Липовый Остров, на который надвигался угольный разрез.
Совсем как теперь на нашу Ивановку и окружающую ее тайгу.


XVIII.    

Обнимая шумящий-поющий кедр, я просила прощения у него и у покидаемой земли. А еще вспоминались творческие муки Виктора Сергеевича Зевакина: «Кедр никак не мог взять цветом: горит на просвет. Эх, витраж бы сделать.… Глянул на кедровую шишку и нашел, ведь она – частица кедра, его маленький портрет…»
Теперь и наша и зевакинская избы породнятся с другими, такими же осиротевшими домами.
Иногда ивановские хозяева уходили из жизни и не имея наследников, оставляли дома покорно умирать. Кто-то, уезжая жить в город, не торопился продать «родительский дом, начало начал». Приобретали домишко иногда только для того, чтобы изредка наведываться – отдохнуть, порыбачить, поохотиться. Кто-то жадно скупал земли про запас, и дома годами ожидали новых хозяев, обрастая лопухами и крапивой.
Постепенно, как в большинстве наших сел, исчезали из Ивановки школа, почта, магазин, клуб, лесопилка, перекидной мост через Заломную, паром через Томь. Были распроданы великолепные теплоходы-ракеты «Заря», которые через  Ивановку ходили ежедневно из Кемерова в Новокузнецк. Теперь до Ивановки дважды в неделю ползает малый катеришко.
Ивановку, как 90% ее сестер, обескровили и продолжают уничтожать либералы,  ненавистники крестьянства и того образа жизни, который породнил общину с Советами.
Известно, что из деревень молодежь уезжает в город. Хоть охранником в магазин, секьюрити в усадьбу миллионера.
А как же с претворением в жизнь столыпинской мечты о русском фермерстве? «Каждый может стать миллионером» – обещает реклама банков. Поверил один алтайский крестьянин, взял кредит. Сам умер, и жена заболела. На отсрочку банкиры не согласны, приставы готовят многодетную семью к выселению.
Один из сельских предпринимателей решил объединить инициативных крестьян всей страны и создать федеральный сельсовет. Романтическая иллюзия? Возможно. Но общинное сознание, веками воспитанное в нас, видно не так-то просто искоренить.
В насквозь индустриальном краю родился художник-деревенщик Виктор Зевакин. Не для того ли, чтобы напомнить нам, горожанам, о наших крестьянских генах?
«– … Один художник (не буду его имя называть) приехал в Ивановку, порисовать и смотрит на меня такими глазами, будто я несчастный человек. «Вить, ты что здесь делаешь столько лет?». Мне жалко его стало…. Пейзаж – это Родина»
Он писал портреты черемух, кедра, своей любимой рябинушки. Писал разъезженные тракторами ухабистые дороги, весенние березы, осенние костры, золотом отсвечивающие заснеженные крыши, бушующее цветение летних полян, низкие тучи над рекой, наводнение и праздник на улицах деревни. Из картины в картину кочевал его особенный талисман – многоцветный коврик, сшитый из ситцевых лоскутков. А как же нужно было боготворить русскую деревню, если в одной из картин он осенил голову старушки нимбом, как святую!
В зевакинском диапазоне живописца – от мажорного эпоса до пианиссимо тончайших созерцаний – сказываются ярко выраженные особенности русского характера: соединение земного, языческого со смиреной грустью православия.
В одном из интервью Виктор Сергеевич рассказал мне:
 –«Помню – первый секретарь обкома: «Кто такой Зевакин? Тот, который рухлядь, завалюшки писал?» Встретил я его и говорю: «Я – Зевакин. Я не рухлядь пишу. Я историю пишу…».
Смотрю на подарок ушедшего из жизни живописца – ивановский пейзаж: низкие тучи, подступающая к деревне тайга, скромные лица избушек, у которых будто есть корни, так прочно слиты они с землей.
Думая о неизбежном наступлении беспощадных к природе «ооо», пытаюсь утешить себя: Виктор Зевакин оставил потомкам летопись уходящей деревни, Геннадий Естамонов оставил повесть, написанную в Ивановке и об Ивановке.
Придем на выставку живописца-сказителя, чтобы не забыть, «откуда есть пошла русская земля».
Раскроем книгу писателя, ту, где повесть о деревне закончена в девяносто третьем году.
«… Стою на крыльце своей избушки. К вечеру погода совсем испортилась. Подул холодный ветер. Наползли тяжелые грозовые тучи…».


XIX.    

Когда советский писатель Федор Абрамов создавал свою эпопею – четыре книги о северной русской деревне, его, как вспоминала жена Людмила Владимировна Крутикова-Абрамова, постоянно тревожили загадки русской истории, русского характера.
Родился художник слова в архангельской деревне Верколе и похоронен был на своем деревенском угоре.
«… И какие дали, какая ширь расстилается вокруг! – писал он о своей малой родине. – Да разве это не дом? Травяной луг… Травяные залы… Луга, как зеленые залы… Небо.… Все – дом…».
Как все его односельчане, он и плотничал, и косил. Здесь он и «робил» за письменным столом.
«При первой возможности он уходил к людям, – говорила Людмила Владимировна, – вслушивался в разговоры, разгадывал характеры, любовался, восхищался, негодовал…».
Его волновало все, что было связано с судьбой русской деревни.
«Он – ваш голос, он – ваш заступник, – говорил на похоронах Абрамова писатель Владимир Солоухин. – Он вас отстаивал и в книгах и на трибунах…».
Федор Абрамов воевал с партократами, которые в перестроечные времена перекрасились в либералов. Но он не мог представить себе сегодняшние опустевшие села и заброшенные поля.
Как все, ушедшие из жизни фронтовики, Федор Абрамов не успел увидеть трагедию страны, которую защищал и на фронте и в мирное время.
Мне довелось побывать в абрамовской Верколе. Была в его доме, стояла на берегу Пинеги. Слышала потрясающее своей напевностью северное наречие. Любила перечитывать его книги.
Он ушел из жизни в 63 года в 1983-м году и вскоре оказался в числе старательно «забытых» либеральными СМИ. И теперь, когда мы можем наконец-то увидеть на канале «Россия» оживающие страницы его художественной эпопеи, может быть пора подумать о том, что говорил на днях Владимир Путин: «Нам надо встряхнуться!»
После смерти Федора Абрамова редакция «Нового мира» отказывалась публиковать представленные вдовой писателя его заметки 1977-го года о посещении Америки. Между тем, они злободневны и сейчас.
«… То, что для России трагедия, для Америки – великое счастье… Высокий экономический уровень, сервис, деловитость и духовная нищета, невежество. Я не подозревал этого. Думал, пропаганда… Америка – это антипод России. Это бездуховность. Неужели идти по этому пути всему человечеству?  Неужели у людей нет другого пути?»
Если говорить о духовном завещании, оставленном Федором Абрамовым всем нам, может быть достаточно этих нескольких суровых и честных слов:
«Народ умирает, когда становится населением, а населением он становится, когда забывает свою историю».

XX
Там, за окном, мартовский дождь пытается растопить большие сибирские снега. На телеэкране – закрытие Параолимпиады. Затаив дыхание смотрим как поднимается по канату длинной в несколько метров Алексей Чувашов. Руки у парны крепкие, но нет обеих ног.
Радуемся, гордимся победами своих спортсменов. Уникальна красота праздничного Сочи.  Но нарастают день за днём чудовищные новости с Киевского майдана.
Адскими, чёрными облаками дыма окутаны улицы украинской столицы. Стреляя в милицию, снайперы не щадят и «мирных протестующих». В  бойцов «Беркута» летят коктейли Молотова, но президент Янукович запретил применять оружие.  Прикован наручниками губернатор. Ворвавшийсвя в офис отморозок таскает за галстук и награждает тумаками прокурора. Избит руководитель Першего национального канала посмевший транслировать речь Путина о Крыме.
С особой яростью набрасываются на русскоязычное население националисты-западенцы. Русофобы и анисемиты, портреты Бандеры, свастика… Неужто забыты Бабий Яр и Хатынь? Опять фашизм?
Тысячи украинских беженцев отправляются в соседние, российские области.
На экране плачущая старушка: «Бандера… Ой, люди добры, я не хочу вернуться, примите. Будте добры…»
Беженцев встречает и моя многострадальная Брянщина. В годы оккупации там было уничтожено фашистами более 5000 жителей. И вешали, и расстреливал, и сжигали, и детей бросали в колодец…
Вирус фашистской чумы живуч. В сегодняшней Украине бандеровцы разбивают памятники советским войнам-освободителям.
«Эти русские объявили нам войну!» - внушают своим землякам захватившие власть радикалы всех мастей. Зомбированных немало. Не все отдают себе отчёт, чьи советники стоят за спиной майдановских бандитов, какие «спонсоры финансируют кровавую бойню,  кто отправляет на майдан боевиков воевавших в Ливии и Сирии.
Всё так очевидно! Лидер-самозванец Яценюк отправляется в Вашингтон. Как приветливо пожимает ему руку и какие угрозы бросает в адрес России американский президент Обама!
«…но избави нас от лукавого…»
В передаче кузбасского телевидения «Дорога к храму» священник объясняет суть слова «лукавство»: «бесовское житие»…
По привычке открываю любимый словарь Даля.
«… Лука – изгиб, прогиб, кривизна. Лукавить – ходить криво, скрытно и злоумышленно…»

«Реве тай стогне
Днiпр широкiй…»
Кипят протестными митингами города Юго-Восточной Украины. С надеждой смотрят на нас Севостополь и Крым. Им откликаются бесчисленные митинги наших городов.
- Фашизм не пройдёт!
- Крым-Севастополь-Россия!
- Своих не сдаём!
- Мы вместе!
Мой Крым, наш Крым… Я лечилась в санаториях Алупки и Симеиза. Бывали с мужем в Севастополе, взбирались на знаменитое Ласточкино Гнездо. С Дочерью отдыхали в Коктебеле, посетили дома Волошина, Грина, музей Айвазовского в Феодосии… И наконец душа ликует: референдум в Крыму и Севастополе просит о возвращении в Россию.
- Мы возвращаемся домой!
- Мы дома!
- Ро-сси-я!
- Мы – вместе!
В незабываемый исторический день  18 марта Крым и Севастополь воссоединены с Россией. Мы слышим слова вице-премьера Крыма Сергея Аксёнова. Спокойный и внушающий спокойствие, стойкий, офицер в отставке…

«Говорят, времена на выбирают, однако, внутри времён мы выбираем путь…»
Не могу сдержать слёз, когда вижу крымского пацана, завернувшегося в наш триколор: «Люди, мы – дома, серьёзно, до-ма!» А перед глазами все эти жни – параолимпиец  Алексей Чувашов. С каким трудом, но с каким упорством одолевает он последние метры подъема! Держись, сынок. Как говорили ваши ребята? «Сочи – это Сталинград!» Держись, Алексей.
«Белеет ли в поле пороша,
Пороша, пороша,
Белеет ли в поле пороша,
Весенние ливни шумят,
Стоит над горою Алёша,
Алёша, Алёша,
Стоит над горою Алёша,
В Болгарии русский солдат…»
Вот так, как ты, герой-параолимпиец, поднимались с красным знаменем на рейхстаг советские солдаты-освободители, так брал свою и нашу высоту Юрий Гагарин.
Побеждать – это в русском характере. Пассионарный подъём – «Мы вместе!» - это наша традиция. Вот её-то и не следует забывать и нужно крепко беречь.
Об этом, конечно об этом говорил, радуясь вместе с нами, презижент Владими Путин:
«Нам надо и впредь сохранять эту консолидацию.»

г. Кемерово
Январь-март 2014г.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.