Перед первым сонаром

Рейтинг:   / 0

Подробности

Категория: Заповедная Сибирь

Автор: Н. Витовцев

Просмотров: 4833

2009 год, Выпуск № 5

Балобаны, белые кречеты и алтайские сапсаны считаются лучшими ловцами. А сокол-пустельга - худшим, он и назван так, оттого что возвращается с охоты "пустым". Худшие никому не нужны. Во все времена первыми попадали под истребление только лучшие.

Я рассказываю Алану нашумевшую историю о контрабандистах, которые были задержаны с беркутами-балобанами на таможне в Ташанте. В августе 2005-го они пытались нелегально вывезти из Монголии через Горный Алтай 19 «краснокнижных» птиц. И такие случаи в наше время – далеко не редкость. Как борются с этим злом в Европе?

Из рассказа Алана Гейтса я понимаю, что борьба там идёт, как учил великий Пришвин и как завещает нынешняя партия «зелёных»: она обретает смысл только тогда, когда удаётся преобразовать разрушительную силу зла в созидательную энергию добра. Есть спрос на соколов-балобанов? Значит, нужны питомники для их разведения. Именно так решили эту проблему в Англии. А почему этого не делают здесь на Алтае, он не может сказать. Наверное, здесь ещё не убили последнего беркута…

Из всего, что делают на Алтае для сохранения беркута, можно назвать разве что опыт Ивана Воробьёва, живущего к западу от Уймона в Нарымских горах. Он известен не только по рассказам знающих его охотников, живущих по Бухтарме, но и как автор научных статей о хищных птицах Алтая. Зимующие беркуты часто гибнут из-за недостатка корма, а ему известны все гнёзда в окрестностях кордона - едва ли не каждого беркута он знает «в лицо». И поэтому зимой, когда хищникам бывает особенно трудно, охотник приходит им на помощь: своевременно даёт им подкормку. Увы, таких «откормочных площадок» нет больше нигде на Алтае.

Спрос бывает разным. Вот какой ущеpб наносила, к примеру, сто лет назад возникшая в Париже мода на дамские укpашения из шкуpок и пеpьев птиц – красавицы хотели ведь отвечать вкусам горделивых виконтов, выезжающих с соколом на плече. «Скупщики пеpьев, истpебив кpасивых птиц в Западной Евpопе, должны были волей или неволей пеpекочевать на более “добычливые” местности. Россия, обладающая обшиpными угодьями, изобиловавшими самой pазнообpазной птицей, явилась для “иностpанцев” благодатной стpаной...” (Бpызгалин, 1918). В 1911 году в pайоне алтайского озеpа Маpкаколь скупщики платили за шкуpку беpкута 1 pубль, оpлана-белохвоста — 1 pубль 50 копеек, филина — 3 pубля (Житков, 1914).

Много это или мало? Всякая цена хороша только в сравнении. Так вот, корова в 1913 году стоила на Алтае 5 рублей - за 20 кг сахара крестьянин платил столько же. Учителя и инженеры зарабатывали тогда по 230-300 рублей в месяц, столяры и плотники могли заработать по 35-45 рублей. Квартира в 205 кв. метров, весьма шикарная, в центре Бийска, обходилась не дороже 8 тысяч рублей, костюм-тройка стоил в Кош-Агаче у чуйских купцов от 3 до 10 рублей, обычную обувь для человека среднего достатка предлагали по цене от 50 копеек до 1,5 рублей. Литр хорошей водки стоил 12 копеек, медвежья шкура – от полутора до 2-х рублей. Словом, шкурка беркута для дамской шляпки или стильного воротника почти приравнивалась на Алтае по своей цене к медвежьей шкуре.

А как же тогда быть с легендами, которые увязывали вес беркута с весом золота? Если взять 1911 год, то царский рубль обеспечивался золотом на 0,77 грамма, т.е. в тысяче рублей покупатель имел 770 граммов золота. А теперь представим себе готового к обучению 4-килограммового беркута-балобана и зададимся вопросом: мог ли он стоить в пределах пяти тысяч рублей золотыми царскими монетами? Почему бы и нет: на золотых приисках Сибири «песком» торговали тогда из расчёта 130-150 рублей за килограмм. И потом, разве сейчас за хорошего беркута-«бархына» не отдают новейшего «мерина» с оговоркой «есть всё»?

Если говорить о классификации беркутов по возрасту, то она хорошо согласуется с данными науки: балобан — молодая птица в возрасте до одного года; тирнек — двухлетний орёл, от балобана отличается тем, что частично линяет; тастулек — беркут на третьем году жизни, этот уже полностью линяет, иногда образует пару и строит гнездо, но не размножается; ана — птица, которая впервые размножается; дальше бархын — взрослый орёл, в оперении которого, тем не менее, происходит медленное изменение окраски и рисунка (примерно до 15-ти лет); после него будет баршын — старый беркут в окончательном наряде; и, наконец, коктулек — очень старый беркут, от баршына его отличает серый цвет пуха (у более молодых птиц он белый).

Обучение беркута с момента, как его выкрали из гнезда, занимает много времени (3-4 года), причём это должен делать один человек, и весь процесс потребует каждодневного внимания. Беркуты, как и все существа дикой природы, не переносят запаха алкоголя и табака. Поэтому желающий заниматься этим видом охоты должен навсегда забыть о вредных привычках. А туристам, которые от них несвободны, на фестивале в Сагсае советуют держаться как можно дальше от гордых птиц.

- Чтобы поймать птенца, нужна долгая изнурительная подготовка, - сказал однажды прославленный беркутчи Алдаберген из южноказахстанского аула Асы-Сага. - Придётся ходить в горы, и не раз... У нас горы Бакай очень высокие и скалистые. Нужно подолгу наблюдать, изучать местность, где находится гнездо. Свою Акиык мы взяли на скале, высота которой 15 метров. В гнезде она была единственным птенцом. Родителей не было, они улетели на охоту. С помощью аркана я спустил в гнездо своего 13-летнего сына, для этого нужен был человек небольшого роста и легкий. Да, я рисковал жизнью собственного сына и очень боялся за него, - честно рассказывал беркутчи. - Но что поделаешь, такой азарт. Правда, ребёнка я готовил полгода и психологически, и физически. Ведь он должен вырасти ловким и отважным. Но самое главное - у него самого должен был появиться азарт...

А здесь, на фестивале в Сагсае, туристам любят рассказывать историю, которая похожа на аккемские истории по «чёрного альпиниста» - о том, как беркуты, возвратившись с неудачной охоты, ударами клювов и крыльев сбросили одного подростка со скалы вниз, и там над его телом долго горевал отец.

Пойманного беркута «вынашивают» и не дают ему спать, то есть его и носят на руках, и заставляют сидеть на качельке, к которой привязана верёвка, и время от времени за верёвку дёргают, чтобы он не заснул, водичкой брызгают ему в глаза, для той же цели. И так по нескольку суток. При этом только на словах всё выглядит просто и легко – а на деле сам беркутчи тоже не спит эти несколько суток…

Если беркута взяли не птенцом, то «вынашивают» только так - не дают ему спать дня по три-четыре, чтобы сломить вольный дух птицы, сделать её покладистой. Иначе работать с ним очень опасно, беркут сознаёт свою силу и всегда опасен для человека. А вот «выношенный» беркут не просто привыкает к человеку - он начинает понимать, что охотиться вместе с человеком гораздо проще, человек и выгонит добычу, которая хотела бы спрятаться от беркута, и поможет вовремя добить зверя.

Охотиться хищник будет всегда, и неважно, дикий он или прирученный; вопрос в другом: отдаст ли он добычу человеку, да и вообще - вернётся ли? Над этим вопросом размышляли все, кому приходилось в разные годы писать о соколиной охоте.

Знаменитый сибирский беркутчи Юрий Носков долго подбирал для себя пернатого друга. И далеко не сразу решился он вывезти своего Алтая, рождённого где-то на Аргуте, в заснеженные Саяны и запустить там.

Волнуясь, он следил за свободным полётом беркута: вот так же улетел у него раньше сокол, привезённый птенцом с Камчатки. Позже Носков увидел его... у родного гнездовья, когда с экспедицией ВНИИ охраны природы искал на Камчатке хищных птиц для питомника.

Какая сила увела его сокола обратно на родину?

В древности для того, чтобы приручить птицу, растягивали канат и на него сажали беркута, закрывая ему глаза кожаным клобуком. На языке старых русских сокольников, клобук – это такой колпачок-наглазник, или «томага» по-тюркски. Когда птицу лишают возможности видеть, она успокаивается – это знали с эпохи бронзы. А в это время канат раскачивали до тех пор, пока птица не теряла равновесие и, само собой, точку опоры. Зато после этого хищник до конца своих дней (а чаще даже – дней своего хозяина, потому что беркутиный век равен человеческому) доверял тому, кто первым протягивал ему руку, помогая растерянной птице и давая надёжную опору. Предполагалось, что после такой процедуры беркут начинал понимать, что это – рука лучшего друга, что она самая надёжная, и с этого момента он понимал, кто у него хозяин.

Алан Гейтс рассказывает, как это важно – держать руку строго горизонтально. И в моменты, когда она опирается на «балдак», и при ходьбе, и верхом на лошади беркутчи обязан держать свою руку строго горизонтально. Если не делать этого – беркут затаит обиду.

Орлёнок не видит особой разницы между родителями и человеком, который

его кормит и греет после того, как выкрал из гнезда. Вот так и происходит приручение – в прямом смысле этого слова - несмышленого балобана. Это мало похоже на дрессировку, потому как человеческие команды беркут не понимает, а подчиняется врожденным инстинктам и освобождается от страха перед человеком, приноравливаясь держаться на его руке в такт с монотонным покачиванием в седле.

По рассказам киргизских беркутчи, большинство птиц (со средней продолжительностью жизни 40 лет) отлавливаются молодыми, им надевают на голову такой же кожаный шлем и помещают в клетку с насестом, который тоже качается - в то время как беркутчи, находясь рядом, поёт птице особые песни, чтобы птица могла привыкнуть к его голосу. Со временем беркут сможет различать и другие человеческие голоса, но всегда будет откликаться только на зов своего хозяина.

Беркучи кормит своего напарника сам. Когда беркут почти достигает взрослого возраста, хозяин показывает ему кожу и мех тех животных, на которых предстоит охотиться, чтобы тот привык к запаху и особенностям добычи. Всё это делается с помощью особых команд. Обучение продолжается волочением лисьего меха позади скачущей лошади – на Руси такую приманку называли «вабилом».

Часто бывает так, что беркут, старея вместе со своим хозяином, его переживает и переходит по наследству сыну. Вообще о долголетии этих птиц здесь рассказывают самые невероятные легенды, причём в каждом случае они имеют под собой достоверную почву. В пределах Большого Алтая с абсолютной точностью зафиксированы случаи, когда беркуты в неволе прожили 30 и 60 лет и даже девяностолетнего «коктулека» видели будто бы на Бухтарме.

А среди орнитологов самым убедительным свидетельством фантастического долголетия беркутов признана добыча в 1845 году во Франции птицы с золотым ожерельем на шее, по которому была выгравирована надпись на латинском языке: «Caucasus Patria; Fulgor Nomen; Budinski Dominis Mini Est; 1750». Что означает: «Кавказ моя родина; Фульгор мое имя; Будинский мой господин; 1750». Этот орёл прожил с ожерельем девяносто пять лет! И остаётся только гадать, в каком возрасте он получил золотое украшение, которое он, конечно же, должен был заслужить.

…Кто-нибудь видел, как умирает беркут? Мудрая птица, почувствовав свою слабость или начало неминуемой старости, улетает в скалистые горы. Никогда беркут не позволит, чтобы его унижали жалостью, и вместо сытой старости он всегда выбирает последний гордый полёт. С высокой скалы камнем срывается вниз крылатый хищник, чтобы уже никогда не взлететь. И никогда человеку не приручить его до конца - он уходит свободным властелином неба.

г. Горно-Алтайск