Юрий Першин. Хомутовские пороги

Рейтинг:   / 1

Подробности

Категория: Заповедная Сибирь

Автор: Юрий Першин

Просмотров: 4835

2012 год, Выпуск № 1

В один их тёплых дней середины июня 1954 года я сидел на крылечке своего дома и с увлечением читал книгу Каверина «Два капитана», которую недавно взял на время у своего товарища. Трудная судьба немого мальчика Сани Григорьева настолько заинтересовала, что я даже не услышал, как меня из-за ограды окликнул мой закадычный друг Анатолий Шелихов. Мы с ним только что успешно окончили девятый класс средней школы № 30 Прокопьевска и находились на летних каникулах.

Видя, что я сильно увлёкся чтением, он открыл калитку в ограде, подошёл ко мне и сказал:

– Ты знаешь новость!

– Что это ещё за такая новость? – недовольно откликнулся я, с трудом отрываясь от книги.

– Я сегодня утром видел нашу учительницу географии Татьяну Васильевну, и она сказала, что профком шахты выделил школе бесплатную туристическую путёвку и деньги для похода учащихся по родному краю, – ответил Анатолий.

– Ух ты, вот это новость! – сразу же позабыв про книгу, обрадовался я.

На другой день, утром, мы все собрались в актовом зале школы, и Татьяна Васильевна объявила нам, что её назначили руководителем школьного похода по заповедным местам юга области. Она также объяснила, что мы пойдём по маршруту: город Сталинск (нынешный Новокузнецк) – Таштагол – рабочий посёлок Усть-Кабырза, а оттуда сплавимся на плотах или на лодках по горной реке Мрассу до рабочего посёлка Мыски и завершим путешествие на городском речном вокзале в Сталинске.

Скоры были наши сборы в этот увлекательный поход. С запасом необходимых вещей и продуктов питания наша группа из 15 человек приехала на пригородном поезде в Сталинск, а оттуда вечером на другом уже поезде отправилась в Таштагол. Прибыв туда ранним утром, мы попросили пожилых женщин, которые торговали колбой возле здания железнодорожного вокзала, указать дорогу в посёлок Усть-Кабырза. Услышав этот разговор, к нам подошёл мужчина с совершенно седой бородой и поинтересовался, откуда мы приехали и зачем? Татьяна Васильевна объяснила. Старик, которого звали Андреем Ивановичем, сказал, что он живёт недалеко от нужной нам дороги и проводит до неё. Мы двинулись следом за ним с тяжёлыми рюкзаками за плечами. Остановился он примерно на середине пути.

– Ну что, устали, наверное, с непривычки?

– Да нет, – хором ответили мы!

– Вот вы, ребята, доехали до Таштагола по железной дороге всего-то за несколько часов, а я, как говорили тогда, за «язык» попав в «Шорлаг», вместе с другими заключёнными строил её несколько лет. Всё бы ничего, да кормёжка в лагере сильно плохая: щи пустые да перловая каша и пайка хлеба, а работа очень тяжёлая. Приходилось всё делать вручную, а из инструмента – только кирка да лопата. Лекарства для лечения больных в лагере практически отсутствовали, и зэки мёрли как мухи от недоедания и простуды. А попробуй только не выполнить дневную норму выработки, начальство со свету сживёт. Случались побеги, но куда убежишь – кругом тайга непроходимая. Ловили этих беглецов и пускали в расход. А я так и остался навсегда в этих краях, когда срок закончился. А куда ехать после десятилетнего заключения. Да и привык очень к здешним местам. Устроился путевым обходчиком, а потом, когда обзавёлся семьёй, построил дом и живу в нём до сих пор….

Так незаметно за разговором мы вышли на дорогу в Усть-Кабырзу. Сердечно поблагодарив Андрея Ивановича, мы простились с ним, а он пожелал нам счастливого пути.

Путь от Таштагола всё время то поднимался в горы, то спускался вниз в небольшие долины, где иной раз текли ручьи такой кристальной чистоты, что мы безо всякой опаски набирали воду для питья и приготовления пищи. По обеим сторонам стояли высокие пихты или мохнатые ели вперемежку с осинами и берёзами, а также обильно росло разнотравье иногда высотой до 2,5 метров. В небольших ложбинах встречалось много ягодных кустарников: чёрной смородины, кислицы, малины, шиповника целые заросли колбы, такой сочной и вкусной, что мы не только ели её с большим удовольствием, но и заготовляли впрок.

Последний привал перед посёлком Усть–Кабырза устроили на небольшой возвышенности, покрытой густой зарослью деревьев и кустарников. После долгого перехода никто из нас не стал утруждать себя сооружением шалашей для ночлега из мохнатых веток елей. Легли спать прямо у гаснущего костра, за что жестоко и поплатились.

Глубокой ночью всех неожиданно разбудил гул приближавшейся грозы. Звуки грома усилились, и пронёсся сильный порыв ветра, от которого сразу же жутко зашумели окружающие нас деревья. Чтобы укрыться от дождя, мы сразу же бросились под их защиту, совсем не думая о том, что в них могут попасть молнии. Из-под ветвей деревьев было очень удобно наблюдать за грозой. Яркие молнии вспыхивали одна за другой. И сразу же вслед раздавались такие оглушительные раскаты грома, что нам казалось, будто бы там, наверху, прямо над нашими головами, сразу же одновременно бросились в атаку тысячи боевых машин, извергая множество огненных ударов на неведомого противника.

И вдруг после умопомрачительной канонады на землю обрушился такой сплошной поток ливня, что мы сразу же промокли с головы до ног. Такой ужасной бури и ливня я больше никогда не видал, хотя потом не один раз пришлось побывать в горах Кавказа, Закарпатья и Средней Азии.

Только почти под самое утро прекратилась эта поразительная по своей мощи гроза.

Когда на небе появилось ласковое солнце, мы с трудом разожгли костёр и немного обсушились. К обеду дошли до речки Пызас и по небольшому мостику перебрались на другую сторону. Перекусив, поспешили дальше, чтобы дойти засветло до реки Мрассу (Акмрас) и переправиться.

Поздним вечером мы добрались до неё. На правом берегу, возле самого устья речки Кабырза, раскинулся рабочий посёлок Усть-Кабырза. Этот населённый пункт был тогда одним из самых крупных центров лесозаготовки в Кемеровской области.

Через Мрассу всю нашу группу перевёз пожилой лодочник в несколько заходов. Татьяна Васильевна, несмотря на довольно позднее время, разыскала председателя сельского совета и получила от него разрешение временно разместиться на отдых в одном из классов двухэтажной школы.

За те три дня передышки мы успели сделать многое. Закупили продукты в сельпо, а также картофель у местных жителей. Ну, а самое главное – у нас появились плот и лодка. Вот на них-то нам предстояло сплавиться вниз по реке до самого Сталинска. Я сейчас, уже по прошествии многих лет, и не помню, каким образом достались нам плавсредства. Скорее всего, их нам по доброте душевной подарили местные лесозаготовители.

На другой день, рано утром, почти перед самым отплытием, к нашей группе подошёл средних лет мужчина и предложил сопроводить нас по воде вплоть до рабочего посёлка Мыски. За свои услуги запросил три тысячи рублей, по тем временам довольно приличную сумму. Кто-то из наших ребят ответил ему, что за такие-то деньги мы и сами хоть куда доплывём, только бы стояла хорошая погода. В ответ незнакомец промолчал и лишь недобро усмехнулся. Мы вскоре забыли про этот разговор, и, как потом выяснилось, зря.

Наконец-то наступил долгожданный момент, когда наши лодка и плот отчалили от берега и, выбравшись на середину реки, стали постепенно удаляться от Усть-Кабырзы. Наш флотик неторопливо плыл то мимо сплошной цепи крутых гор, то мимо густой сумрачной тайги. Кое-где встречались длинные-предлинные плёсы. Там скорость плота и лодки падала почти до минимума, и наши рыбаки забрасывали удочки в воду и ловили на обед рыбу.

Иногда приходилось видеть, как к реке подходили на водопой пугливые сибирские косули. Они долго наблюдали за нами, прежде чем осмеливались приблизиться к воде. Животные в это время года мигрировали в верховья реки, где им меньше досаждали слепни, комары и оводы. Однажды на берегу появился топтыгин. Стоя на задних ногах, он провожал нас внимательным взглядом. Медведи в этот период были сыты и поэтому не бросались вплавь за нами в погоню. Они хорошие рыбаки, таймень, щука и хариус утоляли их нешуточный аппетит.

Когда проплыли небольшую деревушку Усть-Анзас, километрах в восьми от неё заметили над рекой зависшую большую скалу. В средине её хорошо просматривался полукруглый свод. Замечательное творение природы, как мы узнали позже, называется Царскими воротами.

В том районе, где таёжная речка Ортон впадает в Мрассу, мы вечером остановились на отдых. И, чтобы добыть рыбы на уху, наши заядлые рыбаки поднялась вверх по Ортону. От местного населения мы слышали, что тут очень хорошо ловится хариус и попадается иногда таймень. Они из отряда лососевидных и считаются ценной добычей. Рыбаки вернулись с большим уловом. Большую часть составлял хариус. Его хватило не только для ужина, но ещё и вдоволь осталось на засолку.

Проснувшись рано утром, ребята сразу же разожгли костёр, и когда он прогорел, наши девчонки испекли в горячей золе выпотрошенных хариусов, завёрнутых в листья лопухов. Печёная рыба оказалась настолько вкусной, что мы единодушно выразили нашим поварихам искреннее восхищение и благодарность за такой замечательный завтрак.

Распрощавшись с гостеприимным Ортоном, поплыли дальше вниз по Мрассу. С утра у всех было отличное настроение, и мы пели песни или же смеялись до слёз над чьей-нибудь шуткой. А то и просто восхищённо созерцали окружающую нас великолепную природу.

К обеду причалили возле большого плёса. Погода превосходная. На небе ни облачка и яркое солнце почти в самом зените. Вода тёплая, и мы с удовольствием искупались, а затем стали загорать на берегу. А к вечеру наловили рыбы, и девчата приготовили из неё уху.

Хорошо отдохнув, наутро продолжили путешествие, совершенно не подозревая о том, какие ужасные испытания ждут всех нас – там, впереди.

Проплыв по Мрассу около трёх часов, заметили, что течение убыстрилось, и послышался отдалённый гул. Но никто не обратил на это внимания. Но после того как плот и лодка миновали впадающую в Мрассу слева от нас какую-то небольшую речушку, началось что-то невообразимое. Кипящая стена бурунов плотно обступила нас со всех сторон, и раздался такой грозный гул, что мы без всякой на то команды, не раздумывая, попрыгали в воду, и это спасло всю нашу группу от неминуемой гибели. Помогая друг другу, ребята и девчата с трудом выбрались на берег и оттуда в каком–то отупении стали безучастно смотреть на бушующую реку.

Но когда до нас дошло, что одежда, обувь, продукты и рыболовные снасти остались на плоту и в лодке, которые, видно, разбились о пороги, мы приуныли не на шутку.

Одна только Татьяна Васильевна да ещё некоторые девочки спрыгнули с плота в лёгких платьицах, а остальные школьники, загоравшие на плоту, кинулись в воду в одних трусах и купальниках. Никто не успел прихватить ничего из вещей, потому что каждая секунда промедления грозила непоправимой бедой. Только наша руководительница в самый последний момент сумела спасти свою сумочку с документами и туристической путёвкой, выданной профкомом шахты.

Не знаю, сколько бы мы ещё уныло разглядывали пороги, ширина которых доходила почти до 60-ти метров, если бы к нам не подошёл пожилой шорец. Познакомившись с ним, мы узнали, что зовут его Павлом Ананьевичем Тонаковым. Он долгие годы живет здесь, помогая людям проводить по бушующей реке плоты и лодки.

В этом месте, возле самого начала порогов, находилась когда-то деревня Хомутовка, но население покинуло её, и в настоящее время здесь кроме старой избушки Павла Ананьевича ничего не осталось. Всё заросло бурьяном и молодой порослью, в основном осиновой и берёзовой, а также кустами малины и смородины.

Семья Павла Ананьевича жила в двух километрах ниже Хомутовских порогов в деревне, которая называлась Усть-Ташъелга. А ещё примерно в 10-ти километрах от неё – лагерь для заключённых. Вот для них-то Тонаков и сплавлял различные грузы по порогам в тяжёлых «карбузах». Да ещё геологи, не говоря уж о туристах, также часто пользовались его услугами.

Павел Ананьевич, вникнув в наше бедственное положение, предложил нам пойти к нему домой в деревню Усть-Ташъелга. Мы сразу же согласились, потому что деваться нам было некуда, и двинулись следом за ним по правому берегу.

Многие из нас обратили внимание на то, что вершина горы, которая располагалась на правой стороне Мрассу, полностью снесена каким-то невероятным по своей мощи гигантским взрывом. В результате громадные глыбы породы упали вниз к подошве, а часть её оказалась тогда в самой реке, делая невозможным плавание по ней.

Тропинка была зажата с одной стороны горой, а с другой – ограничена бушующими порогами. Гул от реки такой, что мы почти не слышали друг друга. По-моему, даже рёв стартующих ракет ничто по сравнению с шумом беснующейся здесь воды. Да и неудивительно, потому что у реки в этом районе разность отметок между началом порогов и их концом почти 21 метр.

На протяжении семи километров рядом с ревущей как огромный зверь рекой мы ступали очень осторожно, боясь поранить босые ноги об острые камни. Миновав эти пороги, прошли ещё около двух километров, и перед нашим взором предстала небольшая таёжная деревушка приблизительно с десятком жилых дворов.

Возле ограды небольшого дома нас встретила жена Павла Ананьевича и их сын-подросток, на вид около четырнадцати лет. Мы поздоровались с ними и прошествовали через распахнутую калитку. Узнав, что мы чуть не погибли на порогах, женщина горестно покачала головой, растопила печку, расположенную здесь же во дворе под небольшим навесом, и начала готовить с нашей помощью обед. Вскоре возле жилища начали собираться деревенские. Одни несли с собой продукты, другие – лёгкую одежду. Особенно в ней нуждались наши девчонки, которые почти все остались только в купальниках.

Ранним утром после лёгкого завтрака Павел Ананьевич сказал своему сыну, что покажет ему единственную протоку, по которой можно проплыть на лодке через Хомутовские пороги. После они спустились к реке, зашагали по берегу к знакомой нам избушке.

Большинство наших ребят и девчат последовали за ними. Интересно, как Павел Ананьевич с сыном будут преодолевать неистовые пороги. Подойдя к своему старому домику, старший Тонаков открыл дверной замок, зашёл в сени и вынес лодочные весла. После чего они спустились вместе с сыном к реке и сели в лодку, стоявшую на приколе. Быстрое течение сразу же понесло их в сторону порогов. Я невольно обратил внимание на то, что солнце не било им в глаза, а светило в спину, не мешая управлять лодкой. Нужно сказать, что зрелище было не для слабонервных. Лодка, управляемая Тонаковым, вошла в известную лишь ему одному протоку, и кипящие буруны скрыли её от нас. И все мы бросились бежать по берегу, чтобы узнать, куда исчезли гребцы в бушующем потоке. Лодка вдруг стремительно выскочила из клокочущей воды и резко задрала нос. Но Павел Ананьевич, очень быстро работая вёслами, умело держал её курс как раз посередине протоки. Его сын находился на заднем сиденье, сильно наклонившись к днищу. Он, по всей видимости, ничего не чувствовал, кроме ужаса, охватившего его во время сумасшедшего спуска по бушующей реке. Но вот лодка снова скрылась среди громадных валунов, окружённых бурлящей водой. А вокруг нас стоял такой оглушительный гул, какой, наверное, бывает только в аду. Но через мгновенье лодка с Павлом Анананьевичем и сыном выбралась снова из безумного водоворота и устремилась к пологой водной террасе… а затем опять скрылась в бурунах. И этот кошмар повторился несколько раз. Но всё же, в конце концов, их лодка, преодолев ещё несколько таких же почти непреодолимых перекатов, вышла на водную гладь. А неистовые пороги остались далеко позади сплавщиков. Павел Ананьевич не успел ещё толком причалить лодку к берегу реки, как из неё стремительно выскочил его сын и вскоре исчез в зарослях тайги. «Ничего, – спокойно сказал нам Павел Ананьевич, – побегает немного по тайге, а как проголодается, так сразу прибежит домой, однако».

На другой день, рано утром, Тонаков повёл всех нас в лагерь заключённых, находившийся примерно в 10-ти километрах вниз по реке от деревни Усть-Ташъелга. Мы отдыхали в этом лагере три дня, и за это время заключённые сделали нам новый плот. Вот на нём-то мы и доплыли до речного вокзала Сталинска.

А позже я узнал, что после того, как на Хомутовских порогах разбились школьники из Осинников, пороги были взорваны. На правом берегу Мрассу установили памятник погибшим: лицом к реке скорбящая женщина с ребёнком на руках.

Неудачи туристического похода быстро забылись, зато в памяти осталась на всю жизнь первозданная природа Горной Шории, наедине с нею мы провели три недели, незабываемые до сих пор.