Утром, включив телевизор, я слушаю прогноз погоды, что мне выбалтывает миловидная дикторша с лучезарной улыбкой. Она щебечет о циклоне и антициклоне, воздушных фронтах и потоках, и, конечно, об осадках, что непременно промочат еще раз наш город и его окрестности. Однако, ее улыбка так солнечна, что ее словам никак не хочется верить. Да и кто верит синоптикам? Они постоянно ошибаются. 

 Нет, я против. Я, определенно, против. Неужели коту под хвост еще один день и без того короткого сибирского лета? День на реке, заполненный ударами мяча и детскими криками, горячим песком и женским смехом?

 День счастья, что впитываешь кожей вместе с солнечным теплом и речными брызгами? 

 Растолкав с подоконника опостылевшие за год учебники, я высовываюсь в распахнутое настежь окно. Ничего обнадеживающего. По краю неба, там, где коробки домов расступаются, оставляя для обзора полоску реки с холмами на той стороне, ненавязчиво ползают серые тучки. И вроде как их становится больше. Неужели снова дождь? Но - кто знает? Может быть, еще разойдется. Я жду до десяти, потом до одиннадцати. Тучки собираются в сплошную пелену во все небо. К двенадцати пелена сползает в сторону, освобождая место кусочку чистого прозрачного откровения. Это знак. Я спешно накручиваю телефонный диск:

  -Галка, идем на реку.

  -Совсем чокнулся. Выгляни в окно. 

  -Уже глядел.

  -И что?

  -Думаю, у нас есть шанс.

  -Промокнуть насквозь? 

  -Нет. У нас есть шанс провести день вдвоем под июльским солнцем, наслаждаясь пустынным речным берегом. Ведь вряд ли кто еще рискнет.

  -Это точно.

  -Так ты идешь? Да или нет? 

  Она вздыхает: 

  -Не знаю, наверное, в общем…, да. 

  Иногда мне кажется, что я могу убедить ее в чем угодно. С таким же успехом я мог уговорить ее прихватить вместо пляжного полотенца коньки - а вдруг река замерзнет? Можно будет славно покататься. Но, разумеется, она всегда пассивный участник любого мероприятия. Это я - «сумасшедший», а она так, сопровождает. 

  Галка появляется из-за угла в светлом платье и солнцезащитных очках. Конечно, никаких зонтов, это лишь спровоцирует дождь. Увидев меня, она машет мне рукой, она надувает губки и покачивает головой, она отбрасывает со лба свою забавную челку, то есть делает массу мелких вещей, которые делает девушка под заинтересованным мужским взглядом. 

  -Черт возьми, она красивая,- в очередной раз пробивает меня, но я слишком молод, чтобы понимание ее красоты облечь в слова и непременно сказать ей об этом. Вместо этого, чтобы справиться со смущением, которое я каждый раз испытываю при нашей встрече, я стараюсь скорее взять ее за руку и чмокнуть в щечку. 

  - Ты взял одеяло?- Она морщит лоб. –Так. А я прихватила полотенце. И крем от загара. Намажешь меня? Вдруг солнце будет слишком жарким.

  Порой она кажется мне совершенно простодушной, ее можно разыгрывать бесконечно, но вдруг, посреди какой-нибудь ситуации, в которой я чувствую себя хозяином представления, а ее вовлеченным и недоумевающим зрителем, замечаю изгиб губ, сверкнувший из-под челки глаз, и понимаю, что разгадан, и это уже надо мной смеются. Сейчас она во всю наслаждается ситуацией. Уж такая девушка. 

  Мы заходим за последние дома, спускаемся вниз, на городской пустырь, весь в разводах тракторных гусениц. Здесь собираются строить, а пока готовят площадку. Мы идем дальше, тропинкой меж кустов и вымирающих под натиском города огородов и жалких, сложенных из чего попало построек. Я иду следом за ней, в виду нежно трущихся друг о друга коленок и подпрыгивающих на ее затылке завитушек. Мы долго идем вдоль реки, наконец, свернув на совсем узкую тропинку, продираемся сквозь ивняк к воде. 

  Мы выходим на узкую прибрежную полосу, оставленную половодьем. Это собственно, и есть городской пляж, то есть место, куда горожане выбираются в выходной позагорать и окунуться в воду. Городская набережная с бетонными плитами и чугунным ограждением, с кафе и палатками, заполненными горожанами осталась ниже по течению, а здесь – никого. Пляж пустынен, прибрежную гальку и пятна серого песка грызут хмурые волны. Вокруг немного мусора- то, что не успела утащить спавшая к утру вода: пластиковые пакеты, осколки бутылочного стекла, колбасная кожура и огуречные огрызки. Общее впечатление безнадежности дополняет инспектирующая берег ворона. 

 Впрочем, речной простор и полет над водой чаек немного воодушевляет. Ветер дует из-за холмов на город, стягивая с него покрывало сизой дымки, и пейзаж становится отчетливо резким. Видны дома на той стороне, отдельные деревья, машины, бегущие по мосту. Так странно, практически в получасе ходьбы от центра города попасть на это пустынное, диковатое место.

  -Кажется, распогодится, - говорю я, впрочем, без особой убежденности, ибо небо беспросветно. Мы расстилаем покрывало и храбро скидываем одежду. На спрятавшееся солнце это не производит никакого впечатления. Более того, на наши плечи падают первые капли. 

  -Сплаваю, что ли? 

  -Валяй, - машет она в ответ рукой и падает на покрывало, мгновенно покрываясь гусиной кожей. 

  Я вступаю в холодную воду, дно в скользкой глине и острых камнях, осторожно спускаюсь по колено, сердце замирает у горла. Секунду собираюсь с духом перед тем, как нырнуть, и оборачиваюсь на берег. Она достала из пакета книгу, зевает, хлопая по губам ладошкой, делает мне ручкой:

  -Давай-давай! 

  Я набираю в грудь воздуха и решаюсь. Вода обжигает, но я гребу, вперед и вперед. Оглядываюсь, и вижу, что меня сильно сносит. Тогда гребу что есть силы против течения, пытаясь удержаться на месте. Быстро выдыхаюсь, и меня снова тащит вниз по течению. Оглядываюсь на белый купальник на берегу. Что за черт - она не одна. Двое рыбаков в болотных сапогах остановились на склоне. Не уходят. Пытаются завязать разговор. Я разворачиваюсь назад, но меня сильно отнесло, да и порядком выдохся. Гребу что есть силы назад. 

 Рыбаки уже свесили ноги с края обрыва, они смеются, она им коротко отвечает, едва приподымая голову от книги. Взрослые мужики, в грубых брезентовых куртках. Оторвались от семьи на выходные, побродить по берегу, выпить водки. Дома ждет скандал, жена, теща, с понедельника опостылевшая работа- просиживают штаны в тесных кабинетах, а здесь, на берегу, они короли, мастера подсечки, знатоки мормышек, владельцы складных стаканчиков. Плотоядные ухмылочки блуждают на испитых лицах, они рады нежданному развлечению. Мне кажется, ветер доносит до меня их скабрезные, пропитанные водочным дыханием шуточки:

  -Девушка, вам не холодно? Правда, не холодно? Можем согреть. 

  - Почему вы совсем одна? Быть может, вы русалка? 

  При явлении из воды моей посиневшей фигуры рыбаки разочарованно поднимаются и уходят.

 

  -Бросил меня одну, - притворно обижаясь поджимает губы.

  Я трясусь от холода, вытираясь полотенцем, она складывает покрывало. В небе гремит все ближе, скоро прольется по настоящему. Мы в спешке одеваемся, и быстро идем назад по тропинке, потом бежим, смеясь, под начинающимся дождем, и, наконец, прячемся под козырьком первого дома. Ее волосы успели намокнуть, челка прилипла на лоб, спрятав глаз, и все это одновременно смешно и глупо, и наш поход на пляж за загаром, и эта ситуация с навязчивыми рыбаками, и сама Галка в промокшем насквозь платье. Мы долго стоим, прислонившись к стене здания, смотря на пузырящиеся у наших ног лужи. Галкина голова лежит на моем плече…

  Я часто вспоминаю тот день, мне кажется, что я оставил там, на пляже что-то неуловимое, но от того не менее важное. Быть может, счастье? Просто быть совсем молодым, когда все впереди, и кажется, что всего достигнешь, все успеешь, когда сердце сладко замирает только оттого, что женская голова с мокрой челкой легла тебе на плечо. 

 

 

 Проходит время. Протекает много времени. В свой законный выходной, с раннего утра я брожу дождливым днем вдоль реки. Со мной удочка, рюкзак, а в рюкзаке полбулки хлеба, шмат сала, несколько луковиц. Конечно, бутылка, какая рыбалка без нее? Я начинаю с набережной, спускаюсь по полуразрушенным ступеням к реке. С реки тянет сырой свежестью. Вода спала, обнажив бетонные плиты. Иду вверх по течению, перехожу по мостику грязную городскую речушку, по мутной зеленой воде кружат первые опавшие листья- скоро осень. Я пробую реку на клев в разных местах, выходя к воде то здесь, то там. Берег неузнаваемо меняет очертания каждый год. Там, где был песчаный пляж – заросли ивняка, галечный плес на прежнем глубоком месте. Лишь все также бегут через далекий мост машины, все так же чайки парят над водой. 

Я захожу как можно дальше в воду, чуть не черпая сапогами, бросаю червяка на течение. 

 Покачиваясь, поплавок начинает мерное движение вместе с водой, пока не натягивается и выбрасывает его в воздух леска. А вода течет дальше, чтобы, миновав города и деревни, влиться в Северный Ледовитый, превратиться в льдину, айсберг, пропутешествовать вокруг континента, растаять от теплого течения и вновь стать водой, чтобы где-нибудь у экватора подняться в небо. 

 Нельзя войти дважды. Есть ли хоть капля из «той» воды в этих тучах над головой? Вряд ли. Сколько не оставляй ребристых следов, патрулируя бывшую мизансцену, никогда ничего не будет прежним. Разве что эта ворона, сердито вышагивающая по гальке. Быть может, бабушка той?

 Я пристраиваю удочку и усаживаюсь прямо на гальку. Наливаю в стаканчик первые сто грамм, и все возвращается, становится знакомым. Ближе и отчетливо видным становится противоположный берег, далекий городской шум совсем пропадает, остается лишь завораживающее журчание воды, и мысль моя летает вместе с чайками в сером безбрежном небе. 

 Когда-то, под этим серым небом, на этом самом месте, расцвела любовь. Про это никто не знает, про это никто не помнит, включая меня самого. Чтобы вспомнить, мне приходится приходить сюда снова и снова. Только напитавшись здешней атмосферой, воспоминание о минувшей любви вновь пробуждается во мне и живет. 

 Поздно вечером я возвращаюсь домой, влача в рюкзаке полиэтиленовый пакет с несколькими рыбешками. Ностальгическое воодушевление, владевшее мной на реке, испарилось, и мне приходится взять в магазине еще бутылку. 

 Дома меня встречает женщина. Я с ней уже много лет, и от того наши отношения стерлись до горького безразличия. Порой случаются и скандалы. Я не смог дать ей того, на что вправе рассчитывать любая женщина - ежедневного внимания, достойных денег. Мы заперты вдвоем в тесной квартире, и нет никаких перспектив. В своей работе я давно остановился, никак не росту, более того, годы неудач остудили все мои стремления к успеху. А те редкие измены, что случаются с любым мужчиной, окончательно ожесточили ее сердце. Как ей объяснить, да и возможно ли, что в женщине ищешь того, что она давно дать мне не может. Ведь тянет взрослых мужиков к юным девушкам не только из-за их свежести, нет. Из-за того заинтересованного взгляда, когда в тебе видят настоящего, все знающего мужчину, и не подозревают, что пред ними просто жалкий неудачник.

 Я сижу на кухне, зажатый между дребезжащим холодильником и газовой плитой, и цепляюсь за настроение, владевшее мной на реке, с помощью водки. Но бесполезно. Она появляется на пороге, в застиранном халате, в ее голосе усталое отчаяние:

 -Сколько это будет продолжаться?

 -Что?

 -Эта бесконечная пьянка.

 -Это же выходной.

 -А деньги? Ты знаешь, что у ребёнка еще не куплены учебники? Что мы не платили еще за квартиру? 

 Я слабо отбиваюсь, так как она права, она стопроцентно права, но это-то и вызывает мое раздражение. Но я сдерживаюсь. Сейчас для меня главное, не ударить кулаком по столу. Если ударю, разгорится настоящий скандал, и неизвестно, чем он закончится. А как страшен удар по столу задерганного на работе, заезженного бытом сорокалетнего мужчины! Я могу ударить так, подпрыгнет стопка с водкой и закуской, а, может, треснет и сам стол, расколовшись к чертям пополам. Я вложу в этот удар всю мою злость и накопленное на работе унижение, я ударю так, что разобью в кровь руку и проснутся за стеной соседи. 

 Ссора все продолжается, и я не выдерживаю, пальцы сами сжимаются в кулак, но вдруг она закрывает лицо руками и уходит в комнату. Я слышу ее едва слышные звуки- плачет. Иду следом за ней. Она раскачивается, сидя на кровати, опустив лицо на ладони, лишь поседевшая, родная челка спускается со лба. Я присаживаюсь рядом и обнимаю ее за плечи:

 - Прости меня, Галка. Дорогая… слышишь? Прости.