В город Таня с матерью ехали на колхозном грузовике. Всю дорогу мать повторяла, чтобы Таня во всём слушалась крёстную – тётю Марию, на улице рот не разевала, так как город не деревня, там людей и машин видимо-невидимо. Главная её обязанность – отовариваться по продуктовым карточкам крёстной, а очереди там длиннющие. И не ленилась чтоб, по дому помогала. Что дядя Иван на фронте, а детей не нажили. Вот и мыкается Мария одна. Таня слушала, слушала… Скорей бы уже приехать к лёле!

Таня и раньше бывала в гостях у крёстной. Она жила в районном центре – небольшом шахтёрском городке. Муж лёли, дядя Иван, до войны работал в шахте, зарабатывал хорошо.

Личный вклад трудящихся Кемеровской области в создание военной техники в годы Великой Отечественной войны составил 266 миллионов 120 тысяч рублей.

К 75-летию Победы над фашисткой Германией Кузбасс выступил с инициативой вернуть в Кемеровскую область 20 единиц легендарной техники, которую кузбассовцы в годы войны приобретали для фронта на собственные средства.

Незнакомка
 

Не может быть, чтобы вы не видели картину Ивана Крамского «Незнакомка». На самом деле картина называется «Неизвестная», написана она в далёком тысяча восемьсот восемьдесят третьем году и хранится сейчас в Третьяковке. Помните, там изображена сидящая в коляске красивая черноокая дама, одетая дорого и элегантно: на ней шляпка с лёгкими перьями, пальто украшено собольим мехом и атласными лентами. Смотрит немного насмешливо. Кто она? Историки говорят, что «кодекс неписаных правил исключал строгое следование моде в высших кругах русского общества», и перед нами не дама из высшего света.

Помню, как впервые в детстве увидела «Незнакомку», но не в Москве, не в музее. Висела репродукция этой картины справа от печки.

После закрытия Кемеровского электротехнического завода некоторые материалы с этого завода были переданы музею-заповеднику «Красная Горка». Среди поступивших документов имеются документы по истории эвакуации и реэвакуации станков и оборудования подковного, гвоздильного и шипного цехов завода. История завода оказалась очень необычной. Самым удивительным было то, что первой продукцией Кемеровского электротехнического завода были подковы. Появился подковный завод в Кемерове во время Великой Отечественной вой­ны в числе многих эвакуированных предприятий. Но история его начиналась ещё в конце XlX века в Санкт-Петербурге.

Война всегда преследовала её. С самого сорок третьего, когда она увидела настоящий фронт. Видения войны мучительны. Она пыталась вытолкнуть из памяти этот безобразный образ, но ничего не получалось. Война приходила в её сны жутким окровавленным тру­пом солдата: без головы, без рук. Головы не было, но тем не менее она ясно видела и открытый чудовищный рот. Труп полз на неё, протягивая отсутствующие руки, и вот-вот готов был схватить её. 

«А-а-а!» – дико кричала она и просыпалась в холодном поту. «Доченька, опять он?» – подбегала встревоженная мать. «Да, мама, опять»,– всхлипывала Тамара, ну совсем как ребёнок. 

Николай Михайлович Дикарёв всего на пять лет младше Сергачской районной газеты, в которой продолжительное время работал заместителем редактора. 

Что мы знаем о битве за Москву, одном из ключевых сражений Великой Отечественной вой-

ны? В основном то, что написано в школьных учебниках истории: о 28 героях-панфиловцах, преградивших путь немецким танкам, об отважной партизанке-комсомолке Зое Космодемьянской, о лётчике Викторе Талалихине, протаранившем в подмосковном небе вражеский самолёт... И почти ничего – о курсантах подольских училищ (артиллерийского и пехотного), заступивших на оборонительные рубежи 6 октября 1941 года у села Ильинского Калужской области. 

Серёжа!

Моё последнее сказание, которое я хотела предложить в журнал, не состоялось. Ошибочно и сам очерк об Афанасии Шилине, дважды Герое Советского Союза, и все расшифровки моей беседы с ним оказались выброшенными. Досадно, о нём в Кузбассе как-то мало писали. Осталась одна фотография – красивый генерал в красивой генеральской форме.

Посылаю тебе подборочку «Прикосновение к подвигу». Сделала её с мыслью, что может пригодиться для школьных музеев. Какое-то беспокойство меня всё время скребёт – ведь и о Масалове с его девочкой новые дети мало что знают. А мне повезло тогда, я первая из журналистов после того, как о нём вспомнил маршал Чуйков, встретилась с ним и рассказала по радио.

У каждого человека есть или когда-то был дедушка. В этом нет ничего необычного. У нас тоже был дед. Но наш дед был особенный. У него была такая пушистая и кудрявая, такая белая и мягкая, такая ну просто абсолютно необыкновенная борода, что не любить его было невозможно! 

Да, мы очень любили своего деда. Хотя иногда и досаждали ему. Когда, например, наведывались в дедов огород, чтобы пошнырять по огуречной грядке или нарвать ещё тонюсеньких лопаточек гороха. А когда дед заставал нас на месте преступления, то его голубые глаза сверкали, как у Бармалея, и он страшно ругался нам вдогонку: 

«Киéвники! Обозрники! Ужо я вас!».